«Новый журнал» № 307, 2022

«НОВЫЙ ЖУРНАЛ»: МЕЖДУ ПАЦИФИЗМОМ И РУСОФОБИЕЙ

В Нью-Йорке вышел очередной номер (№ 307) «Нового журнала» – одного из старинных толстых литературных журналов русского зарубежья. Основанный Марком Алдановым, выпестованный Романом Гулем, прошедший через руки Вадима Крейда, этот «толстяк» всегда привлекал к себе внимание за счёт интереснейших материалов, а также трепетного отношения и внимания редколлегии к собратьям по перу. Политика на его страницах присутствовала, но после развала СССР свелась к минимуму.

№ 307 – наполненный антивоенными текстами – показывает, что в Нью-Йорке пришло время для писателей русского зарубежья активизироваться не только в литературном плане, но и в социополитическом. Пока летели бомбы на Донецк и Луганск, «Новый журнал» не придавал этому значение. Но стоило дать нашим войскам и народной милиции ДНР и ЛНР отпор, как сразу же появился отдельный антивоенный номер.

Сергей Жадан (в переводах Аркадия Шпильского) даёт несколько стихотворений. Первое – про священника на трофейном польском «Опеле», которого взяли ополченцы, но тот чудом сумел от них сбежать и теперь готов им всё простить, когда положит на их могилы цветы. Второе – язычество в чистом виде. Нынешняя украинская культура это любит: Солоха, перерезающая горло русскому солдату, – с одной стороны, а с другой – Мать Сыра Земля, которая питается телами падших воинов:

молодую кукурузу своими сердцами…

Ещё одно стихотворение – про «госпитальерку», то есть про женщину-парамедика, которая выхаживает «вэсэушников», «азовцев» и прочих «захистников». Про Тайру, например, которая, выходя из Азовстали, убила родителей двух несовершеннолетних детей и, притворившись их матерью, пыталась выбраться через российские блокпосты. Стихотворение не про неё, но и про неё тоже – такова литература:

мои пациенты обычно молчат, поверьте…

И такое соседство православия (на самом деле – квазиправославия), язычества и воспевания украинских националисток – не смущает ни Жадана, ни редколлегию журнала.

Другой поэт – Василь Махно (даётся в оригинале и в переводе Аркадия Штыпеля). Он страдает от того, что его окружает русская культура и не даёт продохнуть; мокша и чудь (это мы) не стоит знамён князя Игоря; и на самом деле «Слово о полку Игореве» – это о них, о древних украх:

и завтра – с червленым щитом

Это ещё один вывих современного украинского дискурса – отмежевание от общего прошлого, искоренение в себе всего русского и наделение знаковых фигур прошлого местечковым во всех смыслах сознанием. Но ничего из этого не выйдет. Квазиистория не заменит историю, антипоэзия – поэзию, постправда – правду.

Остальные стихи Василя Махно даются на украинском, без перевода на русский. И посвящены они жертвам Бучи и Мариуполя, Тарасу Шевченко и пр. Но по сравнению с программным стихотворением – они не стоят слов, потому что уже переходят в разряд пропаганды.

Третий поэт – Геннадий Кацов: он пытается действовать не в лоб, а через музыкальность стихотворения, которая ведёт его к ужасу от начала специальной военной операции и цитированию прозы Юза Алешковского. При всём уважении к последнему, надо сказать, что тот обладал неимоверным песенным даром («Товарищ Сталин, Вы большой учёный…», «Окурочек», «Лесбийская» и пр.), но прозаическим – не обладал вовсе. И цитирование романа «Рука» – многое говорит о Кацове.

Но, впрочем, оцените стиль:

толстой и пушкин, чехов с достоевским

Уровень регионального члена любого из союзов писателей. И дело не в отсутствии заглавных букв или в шаблонном использовании русских классиков для своих грязных целей (Толстой, Пушкин, Чехов и Достоевский встречали на том свете Аллею Ангелов!), а в интонации – абсолютно примитивной: «пока слова веду к концу строки я…» – это и прошлый век, и графомания, и отсутствие какого-либо вкуса («гляжу, как набухают кровью карты…»: автор может набухать от выпитого, а карты – нет).

Но вот ещё одна характерная черта украинского дискурса на примере стихотворений Геннадия Кацова – это отсутствие всякой эмпатии, неприкрытое людоедство и отказ от понимания, отчего началась СВО:

другой, как набрался хохляцкого сала

Мы с коллегами – Алексеем Колобродовым и Захаром Прилепиным – подготовили антологию военной поэзии: собрали лучшие тексты лучших современных русских поэтов. И я уверяю вас: ничего подобного вы там не найдёте. Любование разорванным телом – это табу.

Но это табу, которое давно стало нормой для современного украинского дискурса: сначала смехопанорама, которая показывает, что нет запретных тем, а потом – абсолютное расчеловечивание…

Когда язык пытаются насильно видоизменить, он даёт сдачи. Украинский язык Тараса Шевченко и Ивана Приблудного не имеет ничего общего с современным украинским языком. Их лингвисты вывернулись наизнанку и наплодили немыслимое количество «паляницы». Новояз стал насаживаться в агрессивном режиме, и в итоге даже у поэтов, людей чутких к слову, возникли проблемы с вербальным изъяснением.

Вот Марина Эскина уходит в заумь и прописывает, отчего так получилось:

дыр бул щыр я могу сказать

Пушкин, Чехов, Достоевский и Толстой у них с поникнутой головой, а Алексей Кручёных – стал инструментом. Любопытное явление! Спасает положение не великий и могучий, не наикрасивейшая старинная мова, а современные речекряк, так похожий на эксперименты футуристов столетней давности.

Вот ещё один схожий пример – от Анны Гальберштадт:

А людей-то как жаль...

Но лучше всего этот футуристический речекряк и полное отсутствие логики проявляется в интервью Светланы Алексиевич. Нобелиатка говорит как будто правильные вещи: война отвратительна, свобода лучше, чем не свобода, первое время на Донбассе было очень трудно обеим сторонам применять оружие, потому что ещё не было такого ожесточения… Но возникают вопросы: а 2 мая в Одессе – кто на кого напал? Это Донецк и Луганск пошли войсками на Киев и Львов или наоборот? Если Россия развязала войну, то почему оружие поставляла и поставляет Европа и Америка? На эти вопросы Алексиевич не способна ответить, т.к. логика ей не доступна. А если и доступна, то нивелирована Нобелевской премией, деньгами и благами, которые посыпались на неё за всё выше проговоренное.

Ещё одна парадоксальная мысль возникает при прочтении этого номера «Нового журнала»: «пацифисты», когда пишут, ориентируются на абсолютно советскую поэтику – не то что в духе Евгения Евтушенко и компании, а в духе Феликса Чуева – а те, кто выступает с поддержкой российской армии – так или иначе ориентируются на неподцензурную поэзию, которую в СССР замалчивали и запрещали. Как это происходит? Непонятно. Но факт.

Вот, допустим, некто Леонид Латынин (извините, Леонид Батькович, не представляю и не хочу представлять, кто Вы) пишет:

и при другом спустившиеся в ад.

Извините, но это уровень школьного ЛИТО. Со всеми типичными ошибками (голубь – выполз – из берлоги??? Серьёзно???) и неимоверным пафосом («Мы подведём столетию итоги» – кто Вы, Леонид Батькович, чтоб подводить итоги столетию?) всё это смотрится, мягко говоря, странно.

Становится понятно, что редколлегия журнала отрабатывает политическую повестку. Ни о какой литературе и речи быть не может. Но выполняется всё – из рук вон плохо. Неужели у «пацифистов» нет хороших текстов? Где поэзия? Или вы думаете, что нынешние строчки от Бахыта Кенжеева способны на кого-то повлиять? Не уверен, по-моему, это халтура.

Но надо сказать, что, как только отступает политика, происходит чудо.

Ольга Исаева рассказывает об эмигрантах в Нью-Йорке и знакомстве с Иосифом Бродским. Всё романтично: Нью-Йорк, прошлый век, эмиграция, русский язык в другой стране, ресторан «Самовар»… Но Бродский вспоминается в другом контексте – более циничном. А то тут он предстаёт как «солнышко русской поэзии».

Бродский не обольщался по всему этому поводу и чётко понимал, что он русский поэт, вынужденный жить за границей. А не, допустим, человек мира и уж тем более не «лимузинный либерал».

Он сидел как-то в ресторане со своей приятельницей – подвыпивший, подуставший, хмельной – и бросил такую фразу: «Посмотри-ка на себя, не [имеет ли] кто тебя?». Мигом из-за соседнего столика поднялась важная дама и заявила, что она дочь тех, кто уехал в Америку во время первой волны эмиграции, что она рада слышать русскую речь, и что сейчас вот этот необыкновенный относительно молодой человек (Иосиф Бродский), кажется, произнёс какую-то старинную русскую поговорку… Поэт не нашёлся, что на это ответить.

Но при этом ответил нынешним «эмигрантам».

Вот эта история намного любопытнее любых переживаний женщины, которая в СССР была учительницей русского языка и литературы, а сдуру уехав в Америку, стала никем. Малая толика цинизма и трезвого взгляда на мир нужна. Тем более, когда речь заходит об Иосифе Бродском.

Ещё одно приятное чтение, подготовленной Еленой Дубровиной, – это жизнеописание, документы и стихи Владимира Диксона (1900–1929). Естественно, я краем уха слышал о таком поэте, но никогда не рвался узнать каких-то подробностей его жизни. А тут – и близкая дружба с семейством Ремизовых, и декадентские стихи, чем-то напоминающие одновременно Александра Блока (музыкальностью и мистикой) и одновременно Дмитрия Мережковского (уход в инобытие).

Такая же радость – от чтения писем Владимира Сосинского, замечательного мемуариста, который застал весь свет первой волны эмиграции, и его прописанной вкратце биографии (сделал всё Владимир Хазан). Одно описание пореволюционных лет похоже на отдельное художественное произведение:

«Эмигрировав, Сосинский проделал обычный для своего поколения путь кочевника по многим странам и весям, перепробовал десятки профессий и прошел, что называется, огонь, воду и медные трубы: жил в Константинополе, где работал «хамалом» (портовым грузчиком) и шахтером и учился там в Русском лицее, соблазнившись жильем и питанием, которые получали великовозрастные ученики; потом в болгарском Шумене окончил Русскую гимназию, учился в Софийском и Берлинском университетах и, наконец, в парижской Сорбонне, не завершив образования ни в одном из них. Поселившись в Берлине, стал членом группы «Четыре плюс один», которую, кроме него, дебютировавшего своими первыми рецензиями и мечтавшего о громкой литературной славе, составили поэты Вадим Андреев, Георгий Венус, Семен Либерман и Анна Присманова. В Париже, куда он затем переехал, Сосинский работал слесарем-прокатчиком на автомобильном заводе «Рено», картографом в Hachette (французское акционерное общество по изданию, рекламе и распространению книг и периодической печати), рисовал куклы на фабрике игрушек, устроился в фотоателье к известному фотографу П. Шумову, раскрашивал шелковые платки в красильной мастерской. В 1926 году Сосинского взяли в издательский отдел Торгпредства СССР в Париже, а оттуда он перекочевал во Франко-Славянскую типографию, с которой, по существу, связана вся его предвоенная жизнь во Франции: сначала в качестве простого наборщика, а затем ее директора. Причем достиг он в этой области высот профессионального искусства».

А помимо этого было ещё в жизни Сосинского французское сопротивление во время Второй мировой войны, был роман об этом, была переписка с Константином Симоновым. Словом, фигура, которая можно брать в литературоведческий оборот и более пристально изучать.

Но при этом смотришь на весь номер целиком – и не веришь своим глазам. Хочется спросить: «Коллеги, вы вот с этим решили нам оппонировать? Серьёзно?». А они, кажется, серьёзно так настроены. Когда дело касается чистой литературы, контакт возможен. Когда же редколлегия включает пропаганду – всё пропало. Что ж, так и победим их. И вечность рассудит.

И вечность – рассудит.

---

От редакции портала «Pechorin.net»:

Портал прекращает обозревать литературный журнал «Новый журнал» в проекте «Русский академический журнал». Этот журнал «русской культуры», основанный в 1942 году Марком Алдановым и Михаилом Цетлиным в Нью-Йорке, заявляющий на своих сетевых страницах о мире, об идеологической независимости, о борьбе за сохранение и развитие традиций русской классической культуры, публикует в последнем номере откровенно русофобские материалы, гордо сообщает об участии в акциях по сбору средств для Киева, тем самым выступая на стороне врага нашей Родины и ратуя за уничтожение русской культуры.

Также нужно сказать, что во время жесточайших боев наших соотечественников на передовой, от победы которых зависит будущее страны и каждого из нас, этот журнал, выпускаемый в Нью-Йорке, получает поддержку и место на страницах заметных российских медиа (портал «Горький», «Журнальный зал»). Российские коллеги пишут на своих сайтах о приверженности ценностям гуманизма, декларируют правило не сотрудничать с изданиями, пропагандирующими войну, насилие, расовую и национальную нетерпимость и т.д., и публикуют при этом материалы «антивоенного» номера издания, допускающего публикацию откровенно людоедских высказываний в адрес русского солдата.

При этом, на указанных российских сайтах мы не смогли найти материалы других литературных изданий или обзоров на отозвавшиеся иначе об СВО, выступившие в поддержку российской армии журналы, речь, например, о журналах «Наш современник», «Москва», «Нижний Новгород», «Огни Кузбасса», «Дон» и др.

Поддержать Родину, нашу страну можно на портале «Моё Отечество». Присоединяйтесь к проекту, культурная мобилизация начинается с каждого из нас.

Поэт, критик, литературовед. Куратор литературной мастерской Захара Прилепина. Работает преподавателем словесности в Лицее НИУ ВШЭ. Окончил филологический факультет МГПИ (2011) и магистратуру по современной литературе МГПУ (2019). Победитель V фестиваля университетской поэзии (2012). Дипломант премии им. Н.В. Гоголя (2019). Составитель нескольких книг и собраний сочинений Анатолия Мариенгофа и Ивана Грузинова. Автор трёх поэтических сборников – «Белендрясы» (2013), «Акафисты» (2018) и «Странствия» (2021), а также двух биографий – «Анатолий Мариенгоф: Первый денди Страны Советов» (2019) и «Леонид Губанов: Нормальный, как яблоко» (2021). Печатался в журналах «Homo Legens», «Звезда», «Волга», «Октябрь», «Новый мир», «Нижний Новгород», «Сибирские огни», в «Учительской газете», а также на порталах «Свободная пресса», «Перемены», «Сетевая словесность», «Rara Avis: открытая критика», «Лиterraтура» и «Textura».