Победа любви

Само название книги символично.

Наша жизнь, всё искусство, культура в целом пронизана всевозможными символами-знаками. Символ — концентрация информации; так происходит с поэзией, с созданием стихотворения — поэтическое информационное поле невероятно сгущено, и на небольшой площади, занимаемой собственно текстом, совершаются события в диапазоне от далёкого Космоса до тайн внутреннего мира человека; от огромных временных и пространственных масштабов до изображений жизни души и работы Духа.

НЕПОТЕРЯННЫЙ КРАЙ.

Вдумаемся в этимологию двух этих слов.

Самое страшное в мире, в жизни — это потеря. Утрата. Все религии мира учат: не надо жалеть об утраченном, об ушедшем, не надо оглядываться назад. Однако человек всегда оплакивает потерю и с трудом переживает трагедию, когда осознает, что эта потеря, эта трагедия — навечно.

А слово «край» в русском языке обозначает два понятия. Во-первых, край — обрыв, окончание, конец пути, нечто последнее, к чему тебя приводит полная страданий и радостей дорога. «Хоть немного ещё / Постою / На краю...» — поёт в знаменитой песне Владимир Высоцкий. Край, обрыв пути — край не только дороги, но и самой жизни, судьбы.

А второе значение слова «край» — прямо противоположное обрыву: в нём ширь, простор, свобода, а точнее, русская воля. Край — это огромная земля, необозримые пространства — Красноярский край, Забайкальский край, Хабаровский край... В этом слове дышит мощь Сибири, и оно недаром рифмуется со словом «Рай».

Край — земной окоём. А земля, так бывает, утрачивается, теряется, переходит из рук в руки. Кто над землёй властвует, тот и её хозяин.

А где происхождение борьбы за землю?

Борьба за землю — борьба за её людей; за те поколения, что будут жить под властью тех, кто землю отнимает — или защищает. Очищает.

Очищение земли сродни исповеди человека во храме. Покаяние происходит искренне, хоть почти всегда — со страданием, с болью и кровью.

Роман Юниора Мирного «Непотерянный край» — книга, в которой автор пытается, как хирург, вскрыть нарывы ненависти, непонимания, вражды, залечить кровоточащие раны распрей, ужасов, обид.

«(...) — Получается, что боль — это способ, которым существо человека сигнализирует ему о появившейся проблеме, — умозаключила Катя. — Вроде сигнализации о пожаре, — только о внутреннем пожаре, душевном.

— Верно, — кивнула Сердцева. — И телесная, и эмоциональная боль — это способ природы достучаться до разума человека, чтобы оповестить его о том, что в нём что-то происходит не так. Либо он небрежно относится к своему телу, либо деструктивно мыслит. И в последнем случае эмоциональная боль побуждает его пересмотреть свой образ мышления. Эта боль, как ты только что очень удачно сравнила, нечто вроде пожарной сигнализации: когда люди слышат сигнал тревоги, до них сразу же доходит, что нужно обратить внимание на происходящее вокруг, — ведь где-то что-то загорелось. А если они глушат своё страдание алкоголем или, не дай Бог, медикаментами, — то это то же самое, что затыкать уши берушами, дабы не слышать пожарной сигнализации...»

Мы мало и робко исследуем первоисточник боли. У любой болезни существуют этиология и патогенез; существуют они и у феномена войны. И войну, как любой архетип, можно исследовать ноуменально. На войну и ненависть можно посмотреть под углом зрения, где она будет увидена как казнь, потрясение, уничтожение, преступление, бессмысленная пытка; а можно взглянуть на происходящее так, что мы обнаружим во тьме кровавой схватки ключ к происхождению священной борьбы.

Этот ключ мистический. И всему происходящему здесь и сейчас можно дать другие, символические имена, облечь исторические процессы в человеческие одежды. Приём олицетворения, которым свободно и умело воспользовался автор, в книге уместен и, пожалуй, ожидаем.

Он ожидаем именно потому, что мы все люди, и мы живём среди людей, в социуме, и, как мы помним, «жить в обществе и быть свободным от общества нельзя» (В.И. Ленин, «Партийная организация и партийная литература», 1905).

Так же, как можно спасти человека, можно спасти целую страну. Целый край.

И так же можно и человека, и страну, не умея их спасти, не зная законов бытия, не веря в мир и любовь, обречь на гибель; можно подвести и отдельную судьбу, и судьбу целого края, страны, окраины огромной Земли (той же У-Краины...) к самому краю пропасти.

Пасть пропасти может всё пожрать. Один ошибочный, неверный шаг — и затаившаяся рядом, как хищный зверь, трагедия нападёт на тебя и злобно растерзает.

Что есть война? У всякой войны есть причины. Я когда-то выстроила такую логическую цепочку: злоба — ненависть — месть — война. Но... внутри любой войны есть надежда на мир. На спасение, такое же всеобщее, тотальное, каков и феномен тотальной, массовой смерти внутри идущей, ползущей по телу Земли ненависти-войны.

Надежда есть даже внутри безвыходности.

Она, как известно, умирает последней.

Когда мы получаем известие о трагедии — и понимаем, что данное нам судьбой на земле Время нельзя повернуть вспять...

«(...) — Екатерина Владиславовна погибла летом прошлого года.

Горелова с большим трудом осталась стоять на ногах. На её глаза вновь навернулись слёзы.

— Как... это случилось? — с подступившим к горлу комом выдавила из себя Катя.

— Я не знаю всех подробностей, — участливо ответила девушка, — слышала только, что в тот злосчастный день Екатерину Владиславовну кто-то пригласил к себе в гости. А потом этот дом, куда её... заманили...

Девушка сделала паузу. Очевидно, ей самой было тяжело об этом говорить.

— Что случилось с этим домом? — Гореловой не терпелось узнать хоть какие-то подробности произошедшего. — Ну, не томите, прошу вас!

— Этот дом взорвали, — вымолвила, наконец, сотрудница центра.

— Как взорвали? — Катя не поверила собственным ушам. — Кто взорвал?

— Я не знаю, — печально ответила девушка. — Знаю только, что это произошло на улице Дружбы в нашем городе. (...)».

Мы, художники, стремимся деликатно отвернуться от трагедии и изобразить радость: люди любят счастье и не любят горя. Мы стремимся и в жизни, и в творческих опытах удалиться от опасной политики, чреватой пожарами и взрывами, отстраниться от неё. Но, перефразируя слова Ленина о жизни человека в обществе, заметим: жить в своём Времени и быть свободным от Времени, от его проблем, загадок и страданий, тоже нельзя. Мы — жители своего Времени. И только нам возможно его до конца понять. И только мы сами можем решить его, казалось бы, неразрешимые вопросы, и сами вынести его из бушующего костра войны — в желанный мир: как младенца выносят на руках из тьмы — к Свету.

Наблюдая разрушение, мы стремимся уберечь от разрушения себя.

Созерцая последствия человеческой ненависти и царство Смерти, мы хотим противопоставить им единственное, что остаётся в нас живым до последнего нашего земного вздоха: любовь.

Но даже любовь закрывает глаза свои перед ландшафтом отчаяния:

«То, что она увидела, напомнило ей римский Колизей, останки которого ей довелось посетить несколько лет тому назад. И сейчас перед Катей снова предстали руины... являвшие собой последствия ужасающего взрыва. Очевидно, раньше это гигантское — полуразрушенное теперь — строение имело форму замкнутого бублика; и это были дома с номерами с первого по девятый. Внутри этого «бублика» располагался ещё более высокий дом; навскидку в нём насчитывалось порядка полусотни этажей. Это была высокая «свечка», вершину которой можно было увидать и с наружной стороны круглого дома.

Но теперь этот гигантский круглый дом — более чем наполовину — был обращён в обломки... «Свечка», которой принадлежал десятый номер, осталась практически нетронутой взрывом: лишь незначительное повреждение её крыши можно было заметить издалека. Все же остальные дома — с первого по шестой — отныне представляли собой громадную кучу обломков, тянущуюся по городскому кварталу в виде зловещего полукруга смерти... (...)».

Юниор Мирный — несмотря на трагические страницы в его романе, — писатель несомненного оптимизма. Он даёт читателю силы жить, и именно это он ставит себе целью, а не показ красот стилистики, не авторские художественные находки и чудеса языка — всё то, чем славна и богата литература, что делает её искусством, поднимая Слово, Логос, на недосягаемую высоту. Юниор Мирный сделал свой выбор. На нынешнем творческом этапе для него важна нравственность, а не стиль. Символ-знак, а не метафоричность. Красота духовного вектора, а не перламутровые переливы лиризма или перипетии острого сюжета, так любезного сердцу любого романиста.

И, возможно, это именно тот литературный вектор, которого сейчас не хватает широкому читателю (в его совокупности, социальной многослойности). Целевая аудитория книги «Непотерянный край» весьма обширна: у неё объёмный возрастной ценз и разнопрофессиональные читательские ареалы.

Потому что любому человеку, независимо от возраста и профессии, будет важно прочитать вот это — о символике вечного жизненного дуала (баланса между смирением и терпением и могуществом четкого, верного и мощного действия), о соединении дольнего и горнего начал:

«(...) Порою человеку было так сложно — на первый взгляд — отыскать нужную пропорцию между самодеятельностью и доверием к течению Жизни; между суровым действием и умением смиряться; между устремлением к духовным вершинам и любовью к жизни земной; и, наконец, между одиночеством и пребыванием в окружении других людей. (...)».

Сам автор — несомненный строитель. Архитектор собственного бытия. И в «Непотерянном крае» он хочет поставить и себя, и читателя на место таких безымянных и героических строителей, что возводят (хоть это и трудно, и порою страшно!) ситуацию в обществе, дарящую людям оптимизм, меняют композиции социального драматизма, идут к такому мироощущению и мировоззрению, которое будет помогать им изменять не только самих себя, но и окружающий мир.

А разве это не было мечтой человечества с древнейших времён? Разве не это изменение мира в лучшую, счастливейшую сторону воспевали и Данте Алигьери в финальной, третьей части «Божественной комедии», именуемой «Рай», и Франсуа Рабле, изобразивший Телемскую обитель как гнездовье счастья и радости для её насельников («Гаргантюа и Пантагрюэль»), и Томас Мор в «Утопии», и наш Иван Ефремов в своих знаменитых романах «Туманность Андромеды», «Час Быка» и в повести «Cor Serpentis» («Сердце Змеи»)?

Я упомянула о кажущемся отсутствии в тексте книги метафоричности как признака необходимой тексту литературности, культурной колористики, но тут надо осознать, что сама книга — гигантский, размером с полнокровный, насыщенный событиями роман, символ-знак, а значит, несёт на себе, в себе огромную мегаметафорическую нагрузку.

И достойна читательской благодарности попытка автора приблизиться к горним, архетипическим смыслам любви, выражаемой у людей живыми горячими телами, в которых внезапно и сильно проявляются жизнь и свет души:

«(...) И однажды Свободин задумался над тем, что всё, рождённое и созданное на Земле, является лишь проекцией чего-то Высшего, — что, ради выполнения определённой задачи, решило проявиться в мире плоти и крови. И даже если оболочка и была прекрасна, то игнорирование сути оставляло внутри лишь какую-то угнетающую пустоту. И к этой квинтэссенции Жизни, сокрытой разной привлекательности покровами, Дмитрий в итоге и начал устремляться. Он стал рисовать, пытаясь отобразить на полотне тот пойманный отблеск Высшего, чтобы затем преподнести его ослеплённым очевидностью глазам людей. Катя очень ценила в нём это, — ведь и во время их плотского единения её сердце согревалось чем-то более тонким и трудноуловимым. Это проявлялось благодаря их телам, но не ограничивалось ими. Это было самим смыслом появления тела на Земле. Это была Любовь, действовавшая через тело.

Но теперь он от неё ушёл. И сделал это крайне странным образом — оставив эту безжалостную записку на коврике. Была ли у него на то причина? Этого Катя не знала… либо не помнила об этом. Но почему-то ей снова пришла мысль о том могучем дереве, чьи корни некто чёрный старался всеми силами обрубить. (...)».

Писатель любит такие мегаметафоры; они рождаются из малого, перетекая в большое. Сначала молекула страсти, человеческой любви; потом, через тернии и страдания, строительство взаимопонимания и Дома; потом Города; потом страны, Родины, родного КРАЯ. Это есть Путь. Как важно его не потерять! Не утерять из виду! И любой Путь — ведь это загадка, ибо никто из нас не знает, что ждёт за поворотом, каков будет наш следующий шаг.

Юниор Мирный любит тайну и загадку. И он высаживает её зерно в романную почву не только (и не столько!) для усиления сюжетного напряжения, что само по себе хорошо и правильно, а для того, чтобы разгадка тайны ассоциировалась у человека, читателя, с его собственной, личной тайной — и с тайной общего нашего спасения, общего человеческого действия, которое ещё исторически не совершено, но до него остался лишь один шаг.

Конечно, автор никуда не уходит от традиционного изображения Тьмы и Света в их столкновении, в их борьбе. Эта борьба извечна. Этот контраст, этот конфликт рождает желание сделать — когда-нибудь, а лучше завтра, а ещё лучше сегодня — пресловутый последний шаг в этой напряжённой многовековой борьбе. И ты сам выбираешь, на какой ты стороне. Так же, как выбирает свой шаг, свой путь Екатерина Горелова, главная героиня романа. У неё говорящая фамилия (как, впрочем, все имена и фамилии в романе; они тоже знаковые — Успехов, Опекунцева, Свободин, Помыслов...). Горелова: что в ней горит, пылает? А может, уже сгорело, и она — из погорельцев? А может, она и есть яркое пламя, зажжённый факел, и он освещает мрачную ирреальную ночь, ночь несчастья, боли, глубин подсознания, неведомых видений, тёмное, «иноагентное» бытие героя романа Чернобродова, чья фамилия слишком явно напоминает нам о славянском потустороннем Чернобоге — противоположности бога Световида...

«(...) — Но Чернобродов говорил тогда так убедительно... — Горелова содрогалась от безудержных рыданий. — И от всех вас исходила такая сила... что я поверила полковнику, что вы... можете быть опасны... Но теперь я понимаю, что это была сила вашей любви! Которую и не переносил этот проклятый Чернобродов!..

— Вот к чему может привести разрушительная мощь, начисто лишённая любви, — с грустью добавила Оля Римская, — к опустошению и смерти...

— А тебе, Катя, не хватило умения отличать добро от зла, — сказал Иван, глядя на безутешную жительницу нулевого дома. — Твоё сердце не сумело прочувствовать, что Чернобродов вовсе не собирался уберегать тебя от жителей большого дома, — но он просто хотел его разрушить, заодно погубив и его обитателей. Твой же дом был нужен ему лишь как плацдарм для осуществления его злобного замысла. И как же сильно злило его то, что ты дружила со всеми нами! Какую неистовую ярость вызывал в нём тот факт, что мы живём и трудимся на Общее Благо — и помогаем в этом остальным! И как свирепствовал Чернобродов, видя, что мы объединяем людей на основе их добровольного выбора! (...)».

Может показаться, что Юниор Мирный чересчур нравоучительный, очень назидательный, слишком поучительно-духовный. Что он постоянно демонстрирует нам духовный алфавит человечества. Что он занимается откровенными моралите, утонченной эзотерикой, фронтирами, соединяющими реальность и инобытие вместо того, чтобы ставить акцент на сугубой, всем понятной реальности. Но ведь если бы он этого не делал, то книга потеряла бы чётко направленный духовный вектор. Перед нами авторский опыт соединения чистой духовности и романной сюжетики. Острая грань между беллетристикой, фантастикой, социологией и философией.

Юниору Мирному житийное важнее, чем житейское. Он сделал свой выбор.

Мы — сами для себя — некая terra incognita. Мы для самих себя земля неизведанная. Неизведанный край. И часто — во многом — Потерянный Рай (вспомним великую поэму Джона Мильтона). Но если мы сами себя порою разгадать не можем, что же такое тогда для нас другой человек? Чужак, враг? Что такое для нас другая земля? И кто её населяет? Наши соседи, наши друзья, наша родня — или вражеская рать, которую подмял под себя Чернобог, одолели люди, подобные Чернобродову? В огне брода нет, но ведь нет брода и во тьме. Тогда по какой же дороге, тропе, а может, по какому краю над пропастью надо нам идти к грядущему миру?

Слово «МИР» просвечивает сквозь толщу эмоций, событий, раздумий, оно зашифровано в тексте и всплывает на вербальной поверхности океана жизни золотой таинственной рыбой:

«(...) Сбылась вторая моя мечта за какие-то десять МИнут. Мой друг и Катерина всё поняли без слов. Я чувствую своё единство с ними, и моя радость — это и их радость тоже. Более того, всё тут же начинает меняться и вокруг. На ясном голубом небе над площадью ещё ярче начинает светить солнце, будто бы и оно знает о том, как я сегодня счастлив. Проходящие мимо люди — мужчины, женщины, дети, старики — все словно лучатся этим солнечным светом… и, как знать, может быть, и они каким-то образом прознали о моей радости? Я думаю о том, что мы все связаны: я, моя вторая половинка, мой друг, все эти прохожие… и это яРкое солнце в небе над любимым городом, что незримыми нитями связало всех нас. (...)».

Что замечательно в тексте «Непотерянного края», да и в других книгах Юниора Мирного, — то, что автор стоит на плечах гигантов Духа. И не стесняется этого, не стыдится, а наоборот, цитируя тех, кто высоты Духа в своё время освоил, пытается ввести читателя за руку в мир эзотерики и психологии, философии и истории. В толщу земной культуры. Он словно говорит нам: смотрите, я об этом узнал, я это беру на вооружение, чтобы сражаться с Тьмой; следуйте за мной! Поэтому можно назвать и роман «Непотерянный край», и другие романы этого автора не столько художественной литературой, сколько литературой, таинственно балансирующей между традиционным сюжетным письмом, эзотерической беллетризованной психологией, вложенной и в собственные размышления, и в цитаты и центоны, и философией, ведущей к осмыслению вопросов социологии и проблем жизни современного общества.

А русская литература всегда прикасалась к подобным темам и положениям. И автор, вместе с нами, вновь читает Фёдора Михайловича Достоевского, соотнося его нравственные открытия с болью и надеждой нынешнего дня:

«(...) Но спасёт бог людей своих, ибо велика Россия смирением своим. Мечтаю видеть и как бы уже вижу ясно наше грядущее: ибо будет так, что даже самый развращённый богач наш кончит тем, что устыдится богатства своего пред бедным, а бедный, видя смирение сие, поймёт и уступит ему с радостью, и лаской ответит на благолепный стыд его. Верьте, что кончится сим: на то идёт. Лишь в человеческом духовном достоинстве равенство, и сие поймут лишь у нас. (...)» (Ф. М. Достоевский, «Братья Карамазовы»).

Откуда происходит ненависть? Как прийти к любви? Как понять и себя, и ближнего своего?

И, что важно, наверное, для каждого из нас: как нам избавиться от грызущих душу сомнений и обрести свет путеводной звезды?

Мир полон загадок. Человек, появившись в этом мире, стал пытаться их решить. Но они появлялись опять, другие, новые. А человек не переставал протягивать руки к Миру, называть себя его братом и другом, а не убийцей и палачом. Многие философы отождествляли Мир, Вселенную, с человеком; говорили: когда человек уходит в Мир Иной, тогда умирает целая Вселенная. Значит, существует несомненное извечное (предвечное) тождество «Человек = Мир».

Отсюда естественный вывод: каков станет сам человек, таким и весь мир выстроится, создастся вокруг него.

Мир станет детищем человека, а не человек детищем мира. Они поменяются местами.

И для того, чтобы эта перемена произошла со знаком плюс, а не минус, чтобы мир наш не свалился в чёрную пропасть тотальной и бесповоротной ненависти — мести — войны, нам нужна ориентация на откровенный, чистый Свет. И Юниор Мирный такой Свет нам щедро дарит:

«(...) — Вы все стали моей семьёй! — Катя обратилась ко всем своим гостям. — Без вас мой мир — тусклый и безжизненный! Больше скажу: я спать не смогу, если с кем-то из вас что-нибудь случится!.. И с вашим домом тоже…

После этих слов Горелова снова заплакала. Слёзы выступили и на глазах у Анны. А Озеров ласково прижал белокурую голову Кати к своему плечу.

Все собравшиеся в доме с любовью и нежностью смотрели на плакавшую девушку. Через какое-то время каждый из них поочерёдно подошёл к хозяйке дома и обнял её.

Когда очередь дошла до Звонимирова, он, ласково прижимая голову Кати к своей груди, тихо сказал ей:

— Пока что это был всего лишь страшный сон. Но давай не позволим ему стать реальностью! Пусть любовь и дружба не оставят ненависти ни единого шанса! (...)».

...Давайте запомним эти слова автора. Действие равно противодействию. Любовь всегда, архетипически, побеждает смерть, побеждает она и ненависть, как проявление смерти. Победа остается за жизнью. И в политике, и в человеческих отношениях, и в творческом пространстве. Это и есть послевкусие, атмосфера и лейтмотив книги Юниора Мирного.

Крюкова Елена: личная страница.

Юниор Мирный. Родился в городе Новосибирске. По образованию лингвист. Работал более десяти лет в банковской сфере. Увлекается психологией и самосовершенствованием, черпая и применяя полезную информацию из всех источников – от психотерапии до духовных учений. Через свои произведения делится собственным опытом с читателями. С 2019 года публикуется на Ридеро и на площадках партнёров сервиса самопубликации. Вышло три романа: «Хозяин дома», «Город для тебя» и «Непотерянный край».