Певец формального эксперимента

Певец формального эксперимента

Елена Сафронова о сонетах Леонида Фокина

За то время, что я занимаюсь литературной критикой, мне встретились всего два ныне живущих и работающих автора, создающих собственную поэтическую форму. Традиционно это считается прерогативой классиков. Но вот нашлись два современника, разработавших новые жанры и даже присвоивших им собственные названия. Первым был Александр Куликов, и я читала его экспериментально-поэтическую книгу в 2018 году. Вторым стал Леонид Фокин с подборкой сонетов «Семилистник».

Это далеко не первый эксперимент Фокина с образованием новой формы сонета, судя по его публикациям. Доставшийся мне «Семилистник» представляет семь новоизобретений: шесть названий форм обретают географическую привязку, а седьмая – оригинальную концепцию «Сонетная матрёшка». Поскольку она одна, а остальных шесть, схожих между собой, с «матрёшки» и начнем.

Леонид Фокин – автор добросовестный. Он не только, подобно Адаму, придумывает явления, заново «обживая» мир русской поэзии, но и дает им имена, а главное, пояснения, что представляет собой та или иная форма. Уточнения сделаны до, а не после стихов. Это, конечно, забота о читателе. Итак, «Сонетная матрёшка», в описании ее изобретателя, это«вариация сонетного канона, с криптой встроенной в серединную часть сонета». Крипта для Фокина – вовсе не подземное храмовое помещение, хотя некоторая аналогия просматривается. «Крипта – трехстишие, стилизованное под хайку и вписанное в основной текст сонета» – предуведомляет он феномен «дальневосточного сонета», о котором мы поговорим позже.

В сонетной матрёшке (таковых автор представил три) крипта выделена жирным шрифтом. Выглядит это так:

Я ж выпил чашу горькую до дна.

В подборке нет пояснения, переводы ли «сонетные матрёшки», тесно связанные с английской историей, или авторская фантазия. Фокин так объясняет обращение Елизаветы Тюдор: «По одной из версий предполагается, что этот сонет был написан стареющей Елизаветой I, которой в ту пору было около 56 лет, и обращён к её 22-летнему фавориту графу Роберту Эссексу Девере (1567 – 1601). По понятным причинам она сменила «маски», обращаясь к «возлюбленной» от мужского лица. Страшитесь любви монархов, ибо любовь не помешает им «смолоть в пыль и кость, и плоть живую»; и графа Эссекса эта участь не миновала – он был казнён 25 февраля 1601 года. Елизавета пережила его на два года».

Однако конкретное слово «перевод» не звучит. Исходя из этого, можно подумать и то, что мы имеем дело с развёрнутой художественной стилизацией. Вторая сонетная матрешка с криптой – это письмо Джеральдины Лили (жены или дочери английского писателя Джона Лили? Вероятнее всего, жены, потому что речь она ведёт о невозможности быть вместе с адресатом) композитору и лютнисту Джону Доуленду. Третья – плач Мэри Сидни по ее погибшему в Нидерландах брату Филипу Сидни, воину и поэту. Надо признать: историю средневековой Англии автор знает прекрасно, немногие смогут адекватно прочесть и воспринять эти строки (мне пришлось гуглить). Я ничего не знаю про Джеральдину Лили и Мэри Сидни. В те времена многие аристократки писали стихи. Если это переводы, о них я компетентно судить не возьмусь.

Если же Фокин занимается исторической реконструкцией, то все интереснее с чисто художественной точки зрения. Он воспроизводит некий исторический момент в конце XVI – начале XVII века и придает ему эмоциональную окраску, представляя себе чувства героев истории, а также эстетический смысл: высказываясь от их лица в стихах, соответствующих текстуальной и образной системе поэзии указанной эпохи.

Его прием крипта здесь не представляет собой ни трехстишие, ни «трёхсложие», ни даже «трёхстрофие». На мой взгляд, она предстает в изначальном понимании – потаенности, секрета, шифра. Если бы автор не предупреждал о наличии в сонетах крипты и не выделял ее графически, ее легко было не заметить. Крипты совпадают с сонетами и стилистически, и интонационно, и суть «шифровки» туманна.

Сонетные матрёшки Фокина не блещут строфическим новаторством. Прием стихотворения, вписанного в стихотворение, практикуется достаточно давно. Мне приходилось даже читать стихи, разламывающиеся на две «половины»: левая несет один смысл, правая – другой, а целое – третий. Фокин это тоже умеет и делает, но не в данных текстах (переводах?). Эти стихотворения имеют вид классического шекспировского сонета в переводе Маршака, особенно благодаря своему историзму. Но если это художественный эксперимент, стилизация (рукой подать до слова «мистификация»), иными словами, литературная игра, то она вполне достойная, хоть и заведомо предназначенная для узкого круга подготовленных читателей.

Впрочем, Фокин всегда пишет для интеллектуалов. Это заметно и в «географических» формах сонетов, каковых автор предлагает нам шесть.

РУЗСКИЙ СОНЕТ (АСТРОФИЗМ) (др.-греч. «бесстрофный») – вариация сонетного канона, выражается в отсутствии чёткого деления на строфы, свободное сочетание различного строфического единства, что способствует выразительности речи и свободе стиха.

КОЛОМЕНСКИЙ СОНЕТ– вариация сонетного канона английского типа, особенностью которого является перенос двустишия/замка в позицию между первым и вторым катренами (4-2-4-4).

ПРИАЗОВСКИЙ СОНЕТ – вариация сонетного канона, особенностью которой является внутристрочная рифма в полустишиях дистиха, расположенного между вторым и третьим катренами.

КИММЕРИЙСКИЙ (КРЫМСКИЙ) СОНЕТ– вариация сонетного канона, особенностью которого является строфическое деление катрен-два терцета-катрен (4-3-3-4).

ДАЛЬНЕВОСТОЧНЫЙ СОНЕТ – вариация сонетного канона, особенностью которого является крипта – трехстишие, стилизованное под хайку и вписанное в основной текст сонета.

СРЕДНЕАЗИАТСКИЙ СОНЕТ– вариация сонетного канона, модуляция в жанр, рефренная форма в основе которой лежат классические формы персидской поэзии.

На основании только предложенной к анализу подборки трудно уловить связь между городами/территориями и формами сонетов. Более или менее просматриваются апелляции «среднеазиатского сонета» к рубаям –

Горсть пепла ветер смел. А счастья нет.

Впрочем, рубаи не укладываются в сонет геометрически чётко. Автору приходится идти на различные ухищрения:

Горсть пепла ветер смел. Где тень? Где след? –

и даже объединять отдельные рубаи со свободным стихом, записанным в строчку (так определила критик Людмила Вязмитинова в рецензии на другие сонеты Фокина; к её тексту я еще не раз обращусь):

Окатный плеск волны приводит камни на берегу в восторг и юный Крамник бросает пешку в воду, вопреки желанью дать ей на краю доски, почувствовать величье королевы, но если нет в ее душе тоски, зачем ей это?.. лучше быть ей Евой, не из ребра Адама – птичьих цевок и вечность в облаках гусей пасти, пугая неприметных однодневок,

Теряясь в синих сумерках шалфея.

По тому же принципу «дальневосточный сонет» обогащается традиционной японской поэзией:

над прошлогодней мертвою травой.

Следуя путем аналогий, можно связать «приазовский сонет» с древнегреческим дактилем или древнелатинским гекзаметром:

и ждущая последнего рассвета.

Хотя, по Фокину, его особенностью является не длинная строка, а строфа-«буфер» между катренами.

Должна признаться, что «приазовские сонеты» Фокина ввели меня в заблуждение. Визуально в них не 14, а 12 строк. Полагая, что мой подсчет верен, я решила, что в данном случае в пользу сонета говорит не столько форма, сколько содержание и настроение: описательность, философичность, лиричность, возвышенность слога. Но все же «усеченность» заставила меня задуматься, вправе ли мы называть двенадцатистишие сонетом.

«Раскрыть глаза» рецензенту пришлось самому автору. Ознакомившись с черновым вариантом рецензии, Леонид Фокин написал, что я не единственная, кто насчитал в «приазовском сонете» 12 строк. Но это не так. Цитирую поэта: «...для меня форма давно стала частью содержания, и мне очень важно оставаться, на этом этапе, в прокрустовом ложе сонета... вольностей, ошибок, отклонений – нет и это принципиально.

Если скомпоновать привычно для глаза, будут все те же 14-ть строк:

и ждущая последнего рассвета».

Благодарю Леонида Фокина за пояснение. Следовательно, чтобы правильно понять структуру «приазовского сонета», надо было разделять надвое длинные строки и, напротив, сливать воедино короткие, чтобы четкие рифмы оказывались и посередине, и в конце стиха. Безусловно, это изобретательно. Но здесь хочется снова, уже более уверенно, повторить слово «мистификация» и вопросить: а к чему она?.. Чтобы показать свои способности к версификации? В них нет сомнений. Или чтобы разделить потенциальных читателей на «профи», способных вычленить правильную сонетную форму из нарочитой «маскировки», и простаков, над которыми не грех и подтрунить?.. Возможно, это была просто шутка гения. Но шутки, которые способны понять не все, не так уж и удачны...

Далее. Осталось непонятным, по какому принципу связывать «рузский сонет» с отсутствием чёткого деления на строфы, «коломенский сонет» – с «подъемом» заключительного двустишия, а «киммерийский сонет» – с особым делением на строфы? Опять отчасти выручил «гугл в помощь»: я нашла публикацию Фокина на сайте «Лит-Веб» с комментариями Олега Федотова, доктора филологических наук и председателя Международного научно-творческого семинара Школа сонета. Федотов рассказал, что его симпозиумы уже четыре года проходят в Коктебеле – то есть в Киммерии. В этой школе и зародились «коломенские сонеты» – изобретение Романа Гацко-Славацкого, видимо, жителя Коломны, – и «киммерийские сонеты» Фокина. К слову, Федотов считает «киммерийский сонет» перифразом «коломенского сонета». Про «рузский сонет» у Федотова ничего не сказано. Можно предположить, что его тоже придумал мастер из Рузы; или что форму впервые предложили на какой-нибудь конференции в этом городке. Человек, не пребывающий в теме и не вращающейся среди модификаторов сонета, может только предполагать... Для меня был новостью и тот факт, что «пересмотр» сложившейся веками формы сонета, оказывается, так активно культивируется сейчас и ставится на научную основу. К сожалению, Федотов ни слова не говорит, зачем это делается... Хоть бы одну мотивацию или цель обозначил... Но он только назвал Леонида Фокина «тонким и оригинальным поэтом... отличающимся неуёмной страстью к формальному эксперименту».

Думаю, хватит примеров, пора переходить к выводам. Отзыв Федотова о коллеге представляется мне удивительно точным. Фокин, безусловно, автор очень профессиональный, с «поставленной рукой». Наверное, профессионализм стал ему тесен. Оригинальность автора проистекает из тяги к формальным экспериментам. Ключевое слово – формальный. С ним связаны не самые приятные коннотации: формализм – механистичность, забюрократизированность, бездушность. Автор экспериментирует с формой сонета, но, как ни парадоксально, все перестановки частей и жонглирования строками не уводят его далеко от шекспировской и ронсаровской классики. Это все то же отстраненное миросозерцание с библейскими аллюзиями:

Как Авгий, – немотой, а Авель, – пряжей, –

или высокопарное выражение своих чувств:

без веры, без надежды, без любви.

Эмоциональности особо способствует «лесенка», введенная в стихосложение еще Маяковским:

 страх.

Правда, Фокин употребляет ее лишь единожды – изображая начало дождя, кажущееся гневом Божиим.

Если счесть, что сонетной форме в принципе нужно новаторство (я вовсе в этом не уверена), может, пойти совсем другим путем? Экспериментировать не с манерой записывать сонет, а с самой его сутью? Активно вводить в него поэтику, допустим, Олега Григорьева – маргиналов, коммуналок, кухонь с пригоревшей едой, кустов, где валяются красивые пьяные девочки?.. Впустить в сонет «дворников и сторожей»?.. Вот это было бы радикально. А от забав с формой, простите, я вижу лишь тот же эффект, что и Людмила Вязмитинова, Царствие ей небесное.

«...после прочтения представленного мне на рассмотрение выполненного в духе времени «венка сонетов» ни в голове, ни в сердце у меня ничего не отпечаталось, хотя тексты довольно хорошо сделаны и звучат довольно красиво. ...Перед нами – муляж содержания, чистое, оно же пустое экспериментирование с формой, вполне возможно, любезное сердцу любителей эксперимента ради него самого».

По мне, эксперимент ради эксперимента вредит поэзии именно своей техничностью. Даже если он затевается с прямо противоположными целями. А собственно поэзии вредит чрезмерная элитарность, пребывание в «башне из слоновой кости». Об этом мы много говорили в интервью с академиком Владимиром Новиковым «Поэзия нуждается в демократизации!».

Произведения Леонида Фокина можно прочитать здесь.

Елена Сафронова: личная страница.

Леонид Фокин, поэт, город Москва.