«Нева» № 4, 2021
Литературный журнал «Нева» издаётся в Санкт-Петербурге с 1955 года. Периодичность 12 раз в год. Тираж 1500 экз. Печатает прозу, поэзию, публицистику, литературную критику и переводы. В журнале публиковались Михаил Зощенко, Михаил Шолохов, Вениамин Каверин, Лидия Чуковская, Лев Гумилев, Дмитрий Лихачев, Александр Солженицын, Даниил Гранин, Фёдор Абрамов, Виктор Конецкий, братья Стругацкие, Владимир Дудинцев, Василь Быков и многие другие.
Главный редактор — Наталья Гранцева, зам. главного редактора - Александр Мелихов, шеф0редактор гуманитарных проектов - Игорь Сухих, шеф-редактор молодежных проектов - Ольга Малышкина, редактор-библиограф - Елена Зиновьева, редактор-координатор - Наталия Ламонт, дизайн обложки - А. Панкевич, макет - С. Былачева, корректор - Е. Рогозина, верстка - Д. Зенченко.
Петербург как столица мира
(о журнале «Нева», № 4, 2021)
Петербург – Петроград – Ленинград – особое место для русской литературы. Это не просто город, где жили многие виднейшие литераторы минувших эпох. «Петербургский слог» – некая «планка» литературного уровня, художественного стиля, морали и идеи. Впрочем, то же самое можно сказать о действующей модели толстого литературного журнала. В северной столице таковых два. Один из них – «Нева», четвертому номеру которого за текущий год посвящен наш обзор.
В «Неве» печатаются далеко не только петербуржцы или «петербургские» материалы. № 4 не исключение. Самый «питерский» – рассказ Анатолия Валевского «Аристократки». Прозаик родился в Львовской области, вуз окончил в Томске, а проживает в поселке Андра в Ханты-Мансийском автономном округе. Но его «Аристократки» посвящены «городу, укравшему мое сердце» (Ленинграду). Точнее, его необыкновенным жителям, персонифицированным в образах тетушек главного героя – Марго и Геры. Они растили и учили парня, пока его родители выясняли отношения, вместе с ним (!) поступили в вуз на исторический факультет и «на пять лет стали героями университета, диплом мы получали вместе», благословили его на брак. Тётки умерли в один день в глубокой старости. Лишь тогда герой–рассказчик узнал, что они не были роднёй – женщины, пережившие блокаду и эвакуацию, поселили у себя семнадцатилетнюю маму главного героя и всю жизнь отдали совершенно чужим людям. Кульминация рассказа – диалог матери и сына: «Они аристократки?» – «Марго и Гера из Питера – одно это уже делало их аристократками». История об аристократах духа дает простой рецепт, как этого достичь: «У них напрочь отсутствовало слово «поздно»».
Охват публикаций апрельской «Невы» по авторам и городам и странам так широк, словно Санкт-Петербург – столица мира. В какой-то мере так и есть.
В поэтическом блоке собраны стихи трех поэтов. Дмитрий Зиновьев и Евгений Каминский – петербуржцы. Петербургская поэтическая школа часто ассоциируется с классичностью, даже академизмом (хотя это впечатление ошибочно, «митьки» и Олег Григорьев – тоже сугубые ленинградцы). Но Дмитрий Зиновьев – точно поэт академического склада, очень «литературный» и петербургский. Он ощущает свою связь с литературными предшественниками, кто неразрывно принадлежит этому городу. Например, его стихотворение «маме» – совершенно «бродское»:
пятый год без тебя и нет ничего больней
нет никакого понятия время лечит
все что не сказано в прошлом в мутном потоке дней
напоминает пустоты сегодняшней речи...
Зиновьев пишет аллюзиями и реминисценциями: эпиграф из Пушкина «Под голубыми небесами...» к стихотворению о еврейских скитаниях, эпиграф, в свою очередь, из Бродского «Квартира в этот час еще спала...» к саге о хмуром утре поэта, которое не расцвечивает эмоционально даже центон «Шаганэ ты моя, Шаганэ, проявляются мрачные мысли». Привлекает внимание стихотворение – упражнение эпифорных рифм на ударный слог «жи»:
платежи, платежи, платежи, платежи...
квитанции, бланки, платежки, скажи,
что так и должно быть, и чтобы понять,
попробуй отсюда слинять
этажи, этажи, этажи, этажи...
как только приедешь туда, отложи
хотя бы немного капусты, она
и там для здоровья нужна
грабежи, грабежи, грабежи, грабежи...
у них и у нас, так устроена жи...
кому-то еще что-то надо от нас,
работнички, полный атас...
Евгений Каминский пишет в традиционалистском стиле: его тексты сюжетны и избегают экспериментов с формой, обходясь «архаичной» ритмо-рифмованной подачей. Его богатые возможности особенно заметны в мелодраматическом стихотворении:
Кошки старух, как овец одиноких, пасут.
Может, затем, чтоб старуха не смежила вежды
прежде, чем небо пришлет ей повестку на суд
страшный, а все ж не страшнее, чем жизнь без надежды, –
с неожиданным финалом:
Но если кошкам доверил Господь тех овец,
если за этих, несчастных, лишь кошки в ответе,
то человек-то на что Ему здесь, наконец?!
зверя такого почто Он оставил на свете?!
(курсив авторский. – Е.С.)
Венчается подборка эффектным стихотворением:
Ночь в небе крутит медленно
для всех одно кино,
нет для нее ни эллина,
ни иудея... Но
глядят на то по-разному
и иудей, и грек,
и даже брат по разуму –
какой-то имярек.
Этот «брат по разуму», пьющий вино и наслаждающийся ночным кино вдвоем с девицей, самый счастливый герой истории – и самый поэтичный символ мироздания. Мне в принципе нравятся стихи, где присутствуют другие люди, помимо автора.
Третий в поэтической рубрике – москвич Александр Климов–Южин. Подборка его не «питерская», не московская, она общенародная, ее интонация колеблется от остросоциальной до детски-лирической. Наиболее мощное и яркое в ней – «этническое» стихотворение «Ехали цыгане в электричке»: жанровая сценка в духе передвижников. Бывают стихотворения в прозе – а это, наоборот, рассказ в стихах, небольшой, зримый, с кодой:
Вне приличий, нормы и морали,
Даже вне истории самой
Плакали, ругались, хохотали,
К звездам, в поле ехали домой.
Проза и публицистика номера вполне «интернациональны». Показателен рассказ Бранки Такахаши (сербки, жившей в экс-Югославии, Беларуси и России, а с 2009 года в Японии) «Чужой в доме». Текст восходит к «Рассказу о том, как создаются рассказы» Бориса Пильняка 1927 года. Пильняк поведал о встрече с русской женщиной Софьей, реэмигранткой из Японии. Она не смогла простить мужу-японцу написанного им романа, где была главной героиней, романа, не оставившего тайн в их семейной жизни. Спустя почти сто лет героиня Такахаши, прямо упоминая рассказ Пильняка, пишет весьма похожий на него роман «Чужой в доме» о семье сербки и японца. Мистический ход: по роману якобы снят фильм, который писательница и ее супруг смотрят в возникшем из небытия кинотеатре и в ходе просмотра становятся чужими. Преамбула к рассказу: «Если бы повествователем был ты, все бы выглядело несколько иначе. Поэтому я подчеркиваю: это мой рассказ. ...Ну, должна же я кое-где немножко добавить и преувеличить! Я же женщина, да еще и писатель. ...Значит, не вру, не обманываю, а только, как сказали бы русские, zgušćaju kraski», – видимо, обращена не к читателю, а к мужу. В рассказе автор настойчиво проводит мысль: «... каждый писатель, кто раньше, кто позже, кто больше, кто меньше, пишет о людях из своего окружения». Судя по всему, тут отражена собственная история Бранки Такахаши, а разделенные столетием истории вживания женщин в японскую культуру, благодаря ключевому словосочетанию «Чужой в доме», остаются весьма зловещими.
Писательница из Ярославля Анна Лавриненко фигурирует в номере с повестью «Пролетарий на Вавилонской башне». Со знанием дела описано сонное, механистическое существование работяги Истомина, кредо которого – участие в возведении Объекта Государственной важности. Стройка объекта кажется бесконечной: «...жена опять начнет ругаться: «Да на кой тебе сдалась эта стройка несчастная! сколько уже можно ждать, когда она закончится!» Но Истомину приятна его миссия, хотя он и не способен сформулировать, почему: «Как рассказать, что ему все это нравится: замирать посреди суеты и ощущать, будто находишься в другом мире. Этот мир пустой, без людей, без новостей, без событий, без движения времени». И когда стройку, наконец, замораживают, Истомин теряет всякий смысл, снова собирается на работу, к ужасу домочадцев, как призрак, бродит по стройплощадке: «Была только стройка, только объект национальной важности, которому он отдал без остатка всю свою жизнь. Где же она, эта жизнь, теперь? В чем?».
Михаил Веллер в 1990 году написал сатирическую повесть «Узкоколейка» – о прокладке в тайге железной дороги между поселками Усть-Кулом и Белоборск, тоже продиктованной якобы государственными интересами, но на деле – амбициозностью начальника Литвиненко. Дорога расчетной протяженностью 8 километров не кончалась, упиралась в тайгу, не доходя до Белоборска. То была пародия на социалистическое планирование, командные методы хозяйствования и намек на бесполезность коммунистической идеи. Повесть Лавриненко можно прочесть и как уныло-реалистическое воспроизведение заурядной сегодня житейской ситуации, и как социальную фантастику. Мне ближе второе понимание. Лавриненко поместила идею Веллера в реалии сегодняшнего дня: вместо таежной узкоколейки строилась Вавилонская башня, ее погубили другие, но столь же роковые причины – против само мироздание.
У бывшего дипломата Николая Хлестова вышли в «Неве» два рассказа. Рассказ «Толстый и тонкий» с чеховским названием Чехову и посвящается: та же коллизия нечаянной встречи двух бывших однокашников, Кильки и Пончика, только дело происходит «в Женеве на вокзале Корнаван», куда Килька с женой прибыли впервые, а Пончик живет давно и стал банкиром. Чехов, конечно, вечен... «Василий Блаженный» – тоже рассказ о вечном, но на иной манер: про неофита, крестившегося после советской жизни, но долго не прозревавшего.
Неожиданной показалась мне повесть в рассказах «Школьный двор» Веры Зубаревой, президента Объединения русских литераторов Америки. Дело не в построении текста и литературных экзерсисах. Повесть начинается с того, что взрослая автор рассматривает фотографию выпускного класса одесской школы, вспоминает себя, Ритку, Сабоню, других одноклассников и обращается к Ритке: «Школа напитала нас тем, чем мы живы и поныне, что несем в себе и будем нести всегда... Все, что мне хотелось – это передать этот дух, воссоздав образ наших отношений» (с оговоркой, что не все написанное соответствует действительности, «у пера – своя правда»). Рассказы в «Школьном дворе» как на подбор – добрые и светлые. О любом школьном эпизоде – походе «на казенку» (прогулянных уроках), драке с мальчишками, несданном экзамене и пр. – Зубарева говорит с теплом и умилением. Это и удивляет. Обращение к школьному детству – едва ли не тренд современной «я-прозы», но гораздо чаще его затевают, чтобы проговорить травму и отпустить боль. Умение и, главное, возможность Зубаревой написать о школьных годах с любовью вызывает белую зависть. Правда, у нее и школа была особенной, судя по описанию пирожных в школьном буфете: «Прилавок с пирожными разных сортов снится мне и поныне. Облачного вида безе, корзиночки с яркими цветами, шоколадная картошка, лодочки...».
В публицистике и нон-фикшне «Невы» № 4 еще много открытий. Украинский автор Владимир Чисников, специалист по истории профессионального сыска и по теме «Лев Толстой под надзором тайной полиции», публикует материал «Две загадки из биографии Льва Толстого». Первый вопрос – кто из жандармских генералов сказал Толстому фразу, ставшую крылатой: «Граф! Слава Ваша слишком велика, чтобы наши тюрьмы могли ее вместить». Ее приписывали жандармскому генералу Ивану Слезкину, но Чисников обнаружил и обосновал, что эту сентенцию изрек его преемник на посту начальника Московского главного жандармского управления Николай Середа, но лишь после того, как из Петербурга пришло высочайшее повеление: не трогать графа. Второй вопрос более интригующий: «Был ли среди яснополянской прислуги агент охранки?» В этом не сомневались толстоведы и сам граф. Чисников построил схему «расследования» событий 1909 года, когда Толстой сильно заболел, и об этом стало известно жандармерии, и пришел к выводу, «что в рассматриваемый период среди яснополянской прислуги Толстого не было лица, которого бы тайная полиция использовала в качестве секретного сотрудника». Но не отрицает и того, что «...царская охранка на протяжении длительного времени пыталась внедрить своих агентов в окружение Толстого, засылая их из Тулы, Москвы и даже из Санкт-Петербурга». Факты из жизни великих всегда интересны.
В «Критике и эссеистике» – большая статья профессора Белгородского государственного национального исследовательского университета Веры Харченко «Гносеологическая культура нации в свете идей Н.Н. Страхова» отвечает ее же статье 20-летней давности «Узлы коррекции ментального опыта в философии Н. Н. Страхова». Несмотря на специфическое и умозрительное название, текст касается реалий нынешнего общества: ситуация повышенной неопределенности, прекарный образ жизни (безо всяких гарантий), ослабление социальных связей, прокрастинация, усиливающаяся компьютеризация и т.п. Идеи настоящих философов злободневны всегда. Но этот текст далек от критики.
«Типичная» книжная критика – рецензия литературоведа Александра Бойникова (Тверь) на сборник стихов Владимира Шемшученко «Мысль превращается в слова» (СПб.: Алетейя, 2020). Тем самым критическая рубрика связывается с городом на Неве. Рецензия развернутая, даже статья о творчестве поэта, о котором рецензент высокого мнения с точки зрения идеологии: «Поэзия В. Шемшученко – сплав философского, исповедального и гражданского начал. ...В творчестве Владимира Шемшученко поэзия и гражданственность настолько органичны и неразделимы – и идейно, и эстетически, что одно будет ущербно без другого». Статья дана в рубрике «Петербургский книговик» рядом с «Заметками постороннего» Натальи Гранцевой, главного редактора «Невы». Гранцева в трехсоставном тексте «Венец делу или дело о венце?» разбирает пьесу Шекспира «Все хорошо, что хорошо кончается» в сопоставлении с другими его сочинениями: «Мера за меру», «Много шума из ничего», «Бесплодные усилия любви» и «Вознагражденные усилия любви» (утеряна). Гранцева резюмирует: «Именно в комедии «Все хорошо, что хорошо кончается»... читателю удается разглядеть образы всех творцов не только этой комедии, но и всего шекспировского канона».
В подрубрике «Книжный остров» идет подборка рецензий Елены Зиновьевой на новые книги: роман Леонида Юзефовича «Филэллин», сборник «вспоминалок» театроведа Елены Фроловой «О моей и не о моей жизни», исследование Полины Барсковой «Седьмая щелочь: тексты и судьбы блокадных поэтов» и научный труд Татьяны Лабутиной и Максима Ковалева «Британские интеллектуалы эпохи Просвещения: от маркиза Галифакса до Эдмунда Берка». Все эти книги, за исключением «Филэллина», выпущены в Санкт-Петербурге и продаются в «Книжной Лавке Писателей» на Невском. Рецензии Зиновьевой нейтральны по тону и больше знакомят читателя с книгами, чем дают им оценки, выступая, скорее, популяризацией и продвижением, чем критикой.
Заканчивается номер рубрикой «Пилигрим», где дана статья архимандрита Августина (Никитина) «Россия и Запад. Об отношении Православной церкви к инославным вероисповеданиям». Это «Часть 13» объемной работы. То, что журнал затрагивает, помимо литературы и искусства, религиозные и культурологические вопросы, приближает «Неву» к идеалу толстого журнала.
ЧИТАТЬ ЖУРНАЛ
Pechorin.net приглашает редакции обозреваемых журналов и героев обзоров (авторов стихов, прозы, публицистики) к дискуссии. Если вы хотите поблагодарить критиков, вступить в спор или иным способом прокомментировать обзор, присылайте свои письма нам на почту: info@pechorin.net, и мы дополним обзоры.
Хотите стать автором обзоров проекта «Русский академический журнал»? Предложите проекту сотрудничество, прислав биографию и ссылки на свои статьи на почту: info@pechorin.net.
Популярные рецензии
Подписывайтесь на наши социальные сети
