«Бельские просторы» № 3, 2022

Бесконечность творчества

«Бельские просторы» – сегодня главный русскоязычный журнал Башкортостана и одновременно один из ведущих литературных журналов России. Его сила именно в том, что композиционно он может, умеет сочетать «под одной крышей» творчество авторов родного Башкортостана и авторов российских: и мастеров, громко, заметно заявивших о себе в современном литературном пространстве, и дебютантов. Одна из привлекательных художественных позиций журнала – показ текстов, обращенных не только к нынешнему дню, но живописующих древность земли, символ-знак, драгоценности истории, корни бытия. Азийская земля – земля просторов, почти космической воли; этот простор музыкой звучит и в названии журнала, определяет и образную его направленность, смелость в выборе публикуемых произведений.

Станислав Шалухин... да, музыка невозможного – это те глубины стихотворные, куда поэт бесстрашно погружается – так погружаются взглядом и мыслью в бесконечность неба, так храбро ныряют в глубину собственной души. Эта тяга к неизведанному, неизреченному приходит с течением времени; в то самое время, когда душа близко подходит к порогу земли и небес и там чует (и видит, слышит!) незнаемое и продолжающееся. И хочет обозначить это – словом.

Господи, побыть ещё чуть-чуть...

Зугура Рахматуллина в повести «Свой крест» разворачивает нескончаемую ленту человеческих отношений. Что такое жизнь, как не соединение и разрыв, приближение и непонимание, полнота и пустота? Зугура Рахматуллина – мастер психологических ситуаций, и она умеет драму жизни преобразовать во внезапную надежду. Любовь и смерть. Рождение ребенка и разлука возлюбленных. Трагедия бездетности и счастье материнства...

«Он резко встал, накинутый на плечи халат скользнул на пол. Подошёл к окну, долго смотрел на небо, провожая взглядом скользящие по нему белые облака. Сел рядом.

– Ребёнок будет. Наш. И у него будут родители, ты и я, будет свой дом, большой и светлый. Я сделаю все, чтобы вы были счастливы, – он снова взял ее руку, прижал к щеке. (...)».

Ильдус Фазлутдинов (подборка стихотворений «Весна упала с неба») с радостью запечатлевает и драгоценность сиюминутности, и прошедшие времена; поэт не может не чувствовать время и силу рода, и часто это чувство посещает любого из нас, когда мы рассматриваем старые пожелтевшие фото...

Наш наказ молодым: не спешите стареть. (...)

Гюльназ Лежнева (рассказ «Опаздывать – нехорошо») распахивает перед читателем полузабытые врата детства. Так и видишь этих двух девочек-подружек, бегущих через город, через все солнечное утро, через грядущую жизнь...

«– Сражайся! – закричала Ирочка, засунув мне под мышку меч, «рассекающий камень».

– Скорее, пронзи моё сердце, – сказала я, расстегивая платьице на груди. Ира осторожно ткнула меня в грудь своей палкой, я умерла, и мы бегом побежали по лестнице вниз. Сердце колотилось бешено, каждую минуту казалось, что сейчас оступимся и кубарем улетим в пропасть. Но наконец-то мы снова вышли на воздух. Тумана как не бывало. Вовсю сияло солнышко.

– Надо же, как рано рассвело, – заметила Ирочка. (...)».

Солнце – сияющий лейтмотив этого рассказа Гюльназ Лежневой...

Алина Гребешкова (подборка «Землярек») легко и свободно поднимается на горы времени и спускается в его пещеры и прогалы. Больше чем кто бы то ни было из современных молодых поэтов, она работает с Временем. Понятно, что наша жизнь не ограничивается только «здесь и сейчас». Алине Гребешковой внятны давно забытые смыслы (память крови!) и нежно лелеемые предчувствия (воспоминание о будущем!); она умеет распахивать навсегда закрытые створки, и вместе с ней мы входим туда, где запрет цивилизации уже не властен, а царствует великая культура народа и безграничное счастье живой души – счастье жить нынче, как будто всегда.

на войне с собой осталась.

Вечность для нее – дом родной... Алина работает с архетипами, с основополагающими моментами, с живоносными началами культуры. Это поэзия и горизонтали плоти, и вертикали духа.

от земли родной идут корни (...)

Голос Сауле Кадыровой (рассказ «Конь, ветер, земля») – превосходное соединение поэзии, причем народной поэзии, фольклорных мелодий, и плавного течения прозы, из формата маленького рассказа внезапно вырывающейся на простор эпоса. Сначала повествование идет от лица коня, и это перевоплощение, это одушевление превосходно; потом от лица ветра; потом от лица земли. И черный конь, и вольный ветер, и матерь-земля – едины в своем бытии. Это великое древнее чувство.

«Я люблю чёрного вольного коня. Его кровь капала на мою землю, и я её впитывала, и дождь нас поливал. Его пот капал на мою землю, и тоже был принят мною, впитан, растворён. Я не могу отказаться ни от чего, что льётся на меня. Я принимаю и слёзы, и воду, и яды. Я болею, дрожу в лихорадке, но я не вольна отказать. Я в плену. А конь, этот смелый чёрный конь вырвался на свободу. (...)».

Поэтическая мысль Кристины Андриановой-Книги («Наши азии и европы») разнопланова, разнообразна, многолика. Малыш за пианино – вот, пожалуй, точно найденная символика нашего времени; маленький человек и музыка – они победят, они должны победить всегдашние, казалось бы, трагически привычные распри и войны.

Родовые.

Мавлиде Ахмедьяновой (рассказ «Расплелись косы твои, сестра...») подвластно искусство – через картины привычного быта обозначить ключевые точки жизни человека. Это счастливое соединение быта и бытия – быть может, отличительная особенность современной башкирской русскоязычной литературы, и оно, внутри мастерства писателя, проистекает из мощного ощущения себя, автора, принадлежностью народа и его древности, его корневой системы.

«Мама каждую неделю, думая, что вернется сестра, топит баню, если раньше мы купались перед пятницей, то сейчас по-новому, в воскресенье.

Когда возвращается сестра Хабиба, дом наполняется ее звонким голосом. То стучит ножик по столу – она режет салму, то она затевает уборку, стирку, скоблит полы, моет окна или начинает белить печку. (...)».

Простые вещи, но какие вечные; в этом – чудо.

И это слово проскальзывает в названии подборки Елены Абоимовой («Что ты знаешь о чуде?»): по убеждению поэта, чудеса наивно кроются именно в повседневности, в обыденности, в привычном и с виду незаметном, но таком необходимом душе человека...

И двух билетах в город незнакомый. (...)

Всеволод Глуховцев публикует в журнале продолжение романа «Тридевять небес». Фашистские офицеры, советская контрразведка, а потом вдруг – скачок времени, и мы уже в 1962 году, и опять разведчики, и скрытая от глаз обычного человека, жителя страны, жизнь Комитета государственной безопасности, жизнь Министерства внутренних дел... Времена меняются, а проблемы похожи, и люди те же. Со своими мыслями, своими страстями и пристрастиями – как бы ни старались работники этих важных для государства ведомств быть холодно-рациональными, четко мыслящими, беспристрастными...

«(...) С первой минуты встречи у милиционера и чекиста сложился превосходный человеческий и рабочий контакт, несмотря на разницу в возрасте, образовании, стилях жизни. Родство душ глубже видимых признаков сходства или несходства людей – капитаны чувствовали себя друг с другом легко и свободно. При этом Соломин быстро догадался, что Гринько есть что сказать по сути дела, но он пока придерживает эту суть. «Ладно...» – подумал младший капитан и мудро не стал ничего выпытывать. (...)».

Владимир Кузьмичев, замечательный веселый человек, показывает нам себя в новой подборке («Оттенки вечности») отнюдь не залихватски-развеселого, а скорее раздумчиво, философски настроенного. А за этим частоколом непростых раздумий – все врачующая любовь...

Жизнь – просто годы, а встречи – века!

Фирдауса Хазипова («Смысл в этой жизни есть…») знакомит читателя со своей документальной прозой, и ценность этой прозы не только в том, что со страниц перед нами предстают люди – личности – наши современники, но и раскрывается сам автор – с его мужественностью и нежностью, с вниманием к явлениям мира и с несомненным поэтическим настроем:

«(...) А ночью снился сон... Однообразный пейзаж. Не земля, не степь, не пустыня, а твердь. Наверху – не небо, не небосклон, а просто тусклый свод. Однообразные краски, минималистская картина, приглушенный, притушенный свет и цвет. Мы молча сидим с Анной Ивановной спина к спине. И я явственно ощущаю тепло, которое перетекает от ее тела к моему. Все мое существо наполняется всеобъемлющим тихим покоем, теплом и защищенностью».

Замечательны в этой воспоминальной прозе страницы, посвященные встречам писательницы с прекрасным автором конца 20-го – начала 21-го века Владимиром Маканиным...

Алла Новикова-Строганова (статья «Мир, в котором может жить душа...» – к 210-летию Чарльза Диккенса) беседует с нами о том, как на самом деле близок русской прозе и русской культуре этот великий английский писатель-классик. Федор Достоевский, Владимир Короленко, Аполлон Григорьев, Лев Толстой, Николай Лесков – все они по-своему любили и ценили Диккенса: его углубленный психологизм, смелость изображения разнообразных человеческих характеров, изображения часто печальной, трагической правды бытия.

«Журнал «Современник» писал в 1849 году о Диккенсе: «Он как будто пожелал быть ещё более народным, ещё более моральным, лет пять тому назад начал ряд народных сказок, избрав эпохой их появления Святки, самый народный праздник в Англии». Лесков также выделил «Рождественские повести» из всего обширного круга святочной литературы: «они, конечно, прекрасны»; признал их «перлом создания». (...)».

Юлия Тютченко внимательно исследует башкирскую женскую прозу (статья «Женская русскоязычная проза Башкортостана»). Книги и опубликованные в периодике произведения Светланы Чураевой, Раили Шахметовой, Елены Ефимовой, Светланы Смирновой, Светланы Гафуровой, Лии Галимовой, Розалии Вахитовой, Елены Луновской, Зухры Букараевой, Аллы Докучаевой, Нины Турицыной, Зугуры Рахматуллиной, Ларисы Михайловой, Марии Ларкиной, Александры Ильиной, Алины Гребешковой становятся объектом не только литературного обзора, но и показываются как явление современной русской культуры. Отмечен бесценный вклад литературоведа, автора многих статей и литературных обзоров Ирины Прокофьевой в рассмотрение этого литературного процесса, внушающего культуре и читателю творческий оптимизм:

«Сохранив вечные женские ценности: любовь, милосердие, красоту, радость материнства, сострадание, всепрощение, современная женская проза обогатилась художественными экспериментами и стилевыми открытиями новых времён. (...)».

Татьяна Тарасова (очерк-исследование «Уфимские Пискуновы: купцы и мещане. Опыт купеческой фотогенеалогии») выступает и как традиционный, спокойно и подробно анализирующий всё историк, и как исследователь-первопроходец, сочетая в своем тексте чисто исторические реалии и попытку художественного осмысления произошедшего, сопровождая текстовые находки историческим видеорядом – вереницей бесценных фотоснимков, и они то иллюстрируют сказанное автором, то автор, обращаясь к конкретной фотографии, сопровождает ее внимательным и живописным словом:

«С дворовым домом на этой усадьбе связана одна интересная легенда. Говорили, что после пожара, случившегося уже в советское время, на пепелище обнаружили земельный холмик и могильную оградку. Отсюда пошёл слух, что на чердаке, видимо, находилось чьё-то захоронение. На самом же деле, по словам историка Павла Владимировича Егорова, эта «оградка» была украшением дома и после пожара оказалась внизу вместе с землёй, которой утепляли первый этаж. Что, собственно, подкрепляется и фотографией, сделанной до пожара. (...)».

Наталья Блохина («Николай Кондратьевич Блохин. Даты, события, адреса») тоже обращается к истории. История – великая кладовая не только мудрости или воспоминаний, но и социальных уроков, которые хорошо бы помнить нам, наследникам, жителям иных времен, и передавать эти сокровища из поколения в поколение. Большое семейство Блохиных, упоминает автор, было известно в России до революции не только в Уфе, но и в других городах. Мы погружаемся во времена, как в прозрачную толщу воды, широкой русской реки...

«(...) В духовных росписях (исповедальных – прихожане периодически ходили на исповедь, и это отмечалось в специальных книгах – росписях) и других документах Спасской церкви Уфы сведения о семье Блохиных найдены с 1837 года: в этом храме крестились и венчались, исповедовались и отпевались все члены семейства Кондратия Игнатьевича Блохина и его потомков. Предки Николая Кондратьевича числились «свободными хлебопашцами», приехавшими в Уфу из Рыбинского уезда Ярославской губернии Черновской волости деревни Кастовцы...».

Воспоминания Анатолия Чечухи «Цветы для Валентина Распутина. К 85-летию В.Г. Распутина» дают нам возможность, через живые впечатления очевидца, современника прикоснуться к часам, дням, годам, уже навсегда оставшимся во мгле времен, но свет личности, их озаряющий, не позабыт и поныне – и, даст Бог, не будет забыт, пока русские люди читают книги, в том числе и книги классика ХХ века Валентина Григорьевича Распутина. «В 70-е бывшая усть-удинская «француженка» Лидия Михайловна Молокова преподавала русский язык в Сорбонне. В магазине, в котором совершенно свободно можно было купить любую изданную в СССР книгу (ах, Париж!), она далеко не сразу смогла приобрести сборник рассказов и повестей Распутина: как говорится, спрос превышал предложение – всё быстро раскупали. Но дождалась-таки: в один прекрасный день и у неё появился долгожданный томик в сереньком ледериновом переплёте, на обложке которого значилось «Живи и помни». И первое, что ей бросилось в глаза в содержании – «Уроки французского»...

Лидия Михайловна отправила письмо автору – почти что на деревню дедушке: «Иркутск. Валентину Распутину». И получила ответ: «Я знал, что ВЫ отзовётесь...» (...)».

Документальное повествование Юрия Горюхина «Звездное небо над головой...», о путешествии автора и его жены на Крайний Запад нашей страны, в Калининград, привлекает не только живостью, непосредственностью изложения, безыскусными, иной даже с легким и теплым юмором записанными впечатлениями, но и попыткой осмысления исторических реалий, порой откровенно болезненных и даже похожих на «фильм ужасов»:

«(...) Впечатлили чердак и подвал! Чердак, а точнее одна из башен замка Нессельбек, представляет собой ни больше ни меньше – музей пыток! Чего только не изобрел человек, чтобы другому человеку побольнее сделать! И не только помучить, но и унизить при этом! Экспонаты в музее соответствовали оригиналам один в один, с подробным описанием и копиями литографий, как этими экспонатами при случае пользоваться. Некоторые тронутые временем колюще-режущие «инструменты» не вызывали сомнения, что пару столетий назад применялись по назначению. (...)».

Петр Федоров задает себе и читателю риторический, а быть может, вполне насущный вопрос: «Существует ли черниковская литература?». Черниковка, если кто не знает, – это северная часть Уфы. Вот история жизни жительницы Черниковки Фирдаусы Хазиповой – и рядом история создания ее романа. Жизнь и вымысел тесно переплетаются, и непонятно, где больше правды и живой боли...

«Роман Ф. Хазиповой выходит за рамки обычной автобиографии, как и «Инок» П. Храмова. Под внешней биографией черниковской школьницы, студентки, а затем молодой учительницы с её дневниками и письмами проступает история души, рвущейся из тёмной среды мещанства к высотам культуры. На её страницах рядом с творческим изучением «Преступления и наказания» Ф. Достоевского соседствует история о том, как старшеклассница зарубила топором своего отца-алкоголика, долго измывавшегося над своей семьёй. И учительница литературы, с которой Фира разбирала преступление Раскольникова, выступила на суде и добилась оправдания этой ученицы. (...)».

Юрий Татаренко берет интервью у драматурга Наталии Мошиной («О всёравношках и писательском счастье»). Жанр интервью прост только с виду. Выстроить разговор – все равно что спроектировать и выстроить дом: там должны быть балконы для обозрения пространства, уютные комнатки для уединения и раздумий, торжественные парадные гостиные, где проходят приемы, праздники, торжества... Драматург, быть может, точнее других пишущих чувствует динамику жизни, ее контрасты, ее напряжение, возможность переключения ее непростых ситуаций. На счету уфимского драматурга Наталии Мошиной спектакли в России и Беларуси, в Латвии и в Англии... Среди прочих вопросов – вполне традиционный и всегда вызывающий читательский интерес: как создается пьеса?

«– В новой книге Романа Сенчина «Русская зима» весьма подробно рассказана биография его нынешней супруги, драматурга Ярославы Пулинович. К примеру, сообщается, что первую пьесу Слава написала в стрессе за пару часов. А вы как долго работаете над текстом? Кому-то и месяца мало...

– Сначала возникает идея пьесы. Потом её долго-долго обдумываешь. Не все идеи превращаются в пьесы. Сочиняю историю месяц, два, три – записывая какие-то реплики персонажей. Когда сюжет полностью готов, садишься и работаешь – очень быстро: дня три-четыре, неделю максимум. Потом пьесу нужно отложить на месяц, а лучше – на два. Ну, и смотришь после свежим взглядом, начинаешь править... (...)».

Нина Турицына представляет в обзоре два оперных спектакля Уфимского оперного театра – «Сельская честь» Пьетро Масканьи и «Виллисы» Джакомо Пуччини. Мы знакомимся с фрагментами биографий знаменитых итальянских композиторов-веристов (веристы – от слова vero, что означает «правдиво»: во главу угла творческого кредо композиторами была поставлена правда жизни...), следим за впечатлениями от оперных премьер в изложении автора:

«(...) Страшная сцена смерти в танце-кружении поставлена Ириной Николаевной Филипповой, приглашенным балетмейстером. Когда-то, в 70-е годы, она окончила балетную студию при нашем театре, затем училась в Ленинградском институте культуры, стала балетмейстером. Теперь профессор театрального института имени Бориса Щукина (учебное заведение при театре Вахтангова), лауреат премии Салавата Юлаева. Это совсем другие виллисы, с горящими глазами, с хищно загнутыми пальцами, готовые растерзать. Но, главное, они направляются не кем-нибудь, а бывшей невестой Роберто Анной! Герой, только попав в лес, понимает, что его ждет смерть. Замечательно поставленная сцена, заставляющая забыть об условностях театра. (...)».

И рядом – снова рецензия на премьеру, ее автор – Гюльназ Лежнева («#рыжая_сказка_рыжая»). На сей раз спектакль поставлен в Стерлитамакском драматическом театре. Рецензент находится одновременно и в восхищении, и в потрясении, и (в некотором роде) в негодовании; все эти чувства, смешиваясь, на выходе образуют уникальное впечатление от, хочется верить, уникального спектакля:

«Вопросы к возрастной маркировке спектаклей и мультфильмов возникают часто, но это не всегда так уж важно – именно этот спектакль получился чудесным. Это многослойная история на вырост – дети считывают одно, подростки другое, а взрослые третье. Для чего повторять давно написанную историю на сцене, если ты не вкладываешь в неё новые смыслы, если не делаешь её многогранной? Спектакли и должны возмущать и восхищать, особенно детские. Для этого мы на них и ходим. (...)».

Игорь Губеев в рубрике «Синематограф» рассказывает о фильме Рената Давлетьярова «Летчик» («Летающий танк в атаке»). Это, как мы понимаем, вариация на очень известную тему фильма Александра Столпера (1948 г.) «Повесть о настоящем человеке» – о судьбе летчика Алексея Маресьева. Рецензенту новый фильм на старую тему понравился, он отмечает его достоинства:

«(...) Приятно удивило, что в картине о Великой Отечественной войне нет шаблонов, кочующих из фильма в фильм, нарочито очерняющих наше прошлое. Отсутствуют кровавая гебня, загрядотряды и «невинные жертвы сталинских репрессий».

В фильме показано мужество советских офицеров, боевое братство, когда «сам погибай, а товарища выручай». (...)».

Что ж, отрадно возвращение благородства и достоинства в художественную интерпретацию военных событий: «(...) Фильм «Летчик» в отличие от большинства современных картин вызывает гордость за подвиги наших дедов, за победу в самой масштабной и безжалостной войне в истории человечества».

Сергей Мотин приветствует недавние аксаковские события («Милый мой отесинька и милая моя маменька...». О публикации 306 писем из семейной переписки Аксаковых»). Автор отмечает несомненную важность появления подобной книги для современного русского читателя:

«(...) Не менее показательно и то, что эта русская семья на своих жизненных путях явила истинное единство слова и дела: не только литературные произведения ее представителей, но и она сама по себе во всех житейских перипетиях и даже бытовых подробностях – замечательный ориентир для нас, средоточие нравственных ценностей на все времена. Чем больше отдаляется от нас эпоха Аксаковых, тем это становится всё очевиднее и непреложнее. Потому и переписка членов этой семьи, представляющая собой летопись их жизни, обладает значительным ценностным потенциалом и так важна для нас. (...)».

Небольшой очерк Варвары Заборцевой «Зима по-нестеровски: встреча с одной картиной» очаровывает свежестью и чистотой восприятия живописи Михаила Нестерова, и одновременно в этом свободном высказывании виден, чувствуется поэт, человек культуры, чувствуется характер, которому дорого родное, русское, нежное, тайное... Искусство – всегда тайна, и Варвара Заборцева нам это показывает в музыкально звучащих строках, полных внутренней грации:

«(...) В какой-то момент я будто осталась наедине с картиной. За полчаса до закрытия музея посетителей почти нет, а друзья на мгновение куда-то растворились. Пустой зал и бесконечные горы. Смотрю в темные глаза незнакомки с холста.

Трудно сказать, куда обращен взгляд девушки: то ли на пейзаж, уходящий вдаль, то ли вглубь тревожных размышлений. Именно ее глаза становятся центром композиции. Обрамленное черным платком и темными голыми деревьями, лицо загорается не только морозным румянцем, но и внутренним светом, концентрируя на себе все внимание зрителя. (...)».

В рубрике «Литература. Культура. Имена» журнал напоминает читателю о памятных датах; из тумана времен выплывают, мерцают, сияют знакомые, любимые писательские имена, а для кого-то, может быть, и неизвестные (тем интереснее будет знакомство с ними!) – Белла Ахмадулина, Александр Герцен, Иван Ефремов, Касим Девлеткильдеев, Хисматулла Юлдашев, Алексей Кузнецов, Нигмат Зулькарнай, Михаил Шатров, Константин Аксаков, Вениамин Каверин...

Детские стихи великого Корнея Чуковского, в соседстве с конкурсом на лучшее стихотворение и лучший рассказ, а стихи и прозу пишут сами дети, – достойное завершение номера журнала, насыщенного всевозможными художественными, документальными, историческими текстами, притягательного для читателя именно благодаря этому жанровому и интонационному богатству и разнообразию демонстрируемых жанров:

Белого студня зимы!

(Диана Колосова, 14 лет, Сосновый бор, Ленинградская область, победитель конкурса «Мир литературы. Юность»).

791