«Подъем» № 2, 2022

Многоликая жизнь

Журнал «Подъем» становится поистине духоподъемным; это не может не радовать. Разнообразие авторских имен, авторской стилистики, тематики и образности опубликованных произведений – прекрасное доказательство того, что и в Черноземье, и в России в целом наблюдается подъем реалистического искусства. Концепция журнала – реализм и Родина; это концепция художественная, социальная, нравственная. Она крепка, плодоносна и достойна уважения. Это позиция красоты и правды.

«Никита. Повесть о друге», новая проза Николая Бурляева, – превосходное сочетание воспоминания, художества, исповеди и летописи. Это соединение жанров, вкупе с неповторимой авторской интонацией, а еще необходимая, неизбежная здесь нота великой боли за Отчизну и великой любви к ней, впечатляет, врезается в память, запоминается: потом с ним живешь, с этим необходимым русскому человеку чувством Родины и принадлежности к ее культуре. Слышать, как бьется сердце народа, и быть художником, что может, умеет написать биение этого сердца, не только сердца собственного – вот основная нота этой повести Николая Петровича Бурляева; и ее появление бесценно именно сейчас.

Да, впрочем, для истинных чувств и истинного искусства времени нет.

Уместно будет привести здесь фрагмент, говорящий об общем драгоценном настрое повести:

««Дорогой мой друг, Никитушка! Грядет 2021 год – 624-й год нашей дружбы, проверки на прочность и любовь. Не знаю, станешь ли читать все, что я написал за мою жизнь... Для облегчения загнул страницы, которые говорят о тебе, одном из главных героев моего трехтомника. Ты стал мощной личностью. Моя любовь и уважение к тебе стали со временем гораздо более крепкими, чем в нашем детстве и юности. Ты нужен России. Храни тебя Господь! Твой друг Колька. 18.XII.2020, Щипочиха».

19 декабря в праздник Николы Зимнего в той же домашней благодатной церкви совершили литургию и причастие. От избытка сердца выступали слезы. В течение пяти дней мы четырежды проводили службы в храме, трижды причащались...

После репетиций трапезничали за широким хлебосольным столом по традициям незабвенной Натальи Петровны и Сергея Владимировича, всегда внешне усталого, а по сути трепетного и доброго – вечного ребенка.

Никита оберегает дух светлого, творческого рода Михалковых-Кончаловских, православных, грешных и кающихся, стремящихся к Господу русских аристократов, вечно «чужих среди своих» и внешне – «своих среди чужих», писателей, художников, кинематографистов и воинов, желающих блага своему Отечеству, добра людям, посильно творящих славную историю Руси: помогающих ближним гимнами, детскими книжками, живописными полотнами, снимающих не искажающие правды и не опошляющие искусство фильмы. (...)».

Поэт Владимир Молчанов, живущий в Белгороде, – художник тонкий, нежно-печальный, акварельной кистью он пишет настроения и смыслы:

Кормит девочка голубей...

Москвич Владимир Пронский – мастер-реалист. Писать жизнь, портреты ее каждодневности, зарисовки ее находок и утрат – быть может, труднее всего. Владимир Пронский прекрасно справляется с этой задачей:

«И все-таки он как мог настраивал себя на другую жизнь, не зная теперь, какой она будет. Гнал все воспоминания о Зое, вот только дочурка не давала покоя. В выходные дни он несколько раз издали наблюдал за Зоей, гулявшей с коляской на бульваре, и не узнавал ее из-за худобы – так она изменилась после родов и болезни. Всякий раз хотел подойти, хотя бы мельком взглянуть на дочку, но так и не смог победить себя, переступить невидимую черту обиды и непонимания. (...)».

Слова простые, вроде бы обыденные – так говорим все мы в повседневности нашей, – а сколько за ними боли, душевного трепета, глубины человеческого переживания...

Поэзия Екатерины Стрельниковой (Воронеж) – удивительный, необычный взгляд, тревожащий ракурс, оригинальная оптика: сквозь линзу такого чувствования бытия интересно, опасно и притягательно смотреть на мир:

Начиненные нашим сердцем и нашим словом. (...)

Екатерина Стрельникова – художник, не только удивляющий находками; она несомненный создатель собственного поэтического пространства-времени.

Красноярец Сергей Кузнечихин – вот с кем радостное свидание! – знакомит нас с новыми своими рассказами. Страшный, конечно, рассказ «Морозов». Смещенное, изломанное нынешнее время породило людей, у которых развязались руки. И головы. Человек гораздо более легко становится убийцей; теперь не нужно никакого Достоевского, никакой гражданской войны, белых и красных – достаточно запастись монтировкой...

«Все продумал, все приготовил и, не откладывая, пока не подступили сомнения, дождался вечернего сериала и вышел на площадку с монтировкой, завернутой в газету. На лестнице никого не было. Нажал все три рычажка на предохранителях, быстро поднялся на верхний пролет и уже там натянул маску. Дверь у соседа скрипучая, так что услышал сразу: сначала – противный жалостливый скрип, потом – шлепанье тапок и ворчание. Но голос был женский.

Если бы вышел он. Если бы...

Можно сказать, что она его спасла. (...)».

И на одной плоскости, на одной доске стоят невыдуманное (пусть и неосуществленное) убийство и обычное, обыденное предательство. Месть многолика. Месть отвратительна. А фамилии, имена у разновременных героев, увы, одинаковы: Павлик – Морозов...

Стихи Александра Раевского (Новокузнецк) обращены к природе, к человеку и его внутреннему миру, к истории; они – попытка обнять мироздание, время, в котором ты дышишь, живешь, и времена, где тебя не было никогда и не будет...

«Валенки» Руслановой. (...)

Игорь Серебряков (Воронеж) представляет рассказ «Привидение с чайной ложечкой»: это вариация на тему бессмертных производственных отношений – изображение рабочего пространства, столь привычного людям; внутри учреждений любого сорта творятся всевозможные странные дела, под стать невероятным событиям приключенческого толка. Эта проза не без юмора, не без мистики, но так или иначе остается в русле классического производственного изображения действительности:

«На прощальном банкете он сидел с хмурым лицом и, не произнеся ни слова, слушал все закатно-величальные речи.

И только потом, когда на посошок принесли чай, кофе, разные каркаде и все стали дружно размешивать сахар, позвякивая ложками, Роман Самуилович неожиданно вскочил и завопил:

– Хватит! Прекратите! Я больше не могу!

После этого он схватил горячий стакан и, не обжигаясь, запулил им в стену, затем сдернул скатерть, пробарабанил кулаками дробь по голой столешнице и убежал на кухню. Там он спрятался под железный стол и категорически отказывался вылезать оттуда. Вначале его пытались уговорить, затем вытащить за полу пиджака и даже безуспешно поймать за лягающуюся ногу. В конце концов, дружно плюнули и вызвали полицию, скорую помощь и – на всякий случай – МЧС. (...)».

Житель Воронежа Дмитрий Чугунов в рассказе «Нелюбовь» живописует свидание молодых людей. Они расстались. Но он скучает. Он «вызвонил» ее, она приехала. Побыла. И – уехала. Вроде бы мимолетная зарисовка. Но такая от нее боль, горечь, жалость и радость. Все эти эмоции – от этого непритязательного с виду текста, простого, чистого, честного, человеческого, ангельского:

«И пока она на кухне пила кофе, уже одетая и даже немного накрашенная, он стоял рядом и рассказывал, рассказывал... Свою чашку он держал в руках, не притрагиваясь к напитку, стараясь успеть выговориться. А она просто слушала.

Потом позвонил водитель.

– Пора, – сказала она.

– Провожу тебя до машины.

– Давай.

Они дошли до калитки.

– Спасибо тебе.

– И тебе за яблоки! Ты вызывай меня. С тобой хорошо».

В рубрике «Журнал в журнале» – гость «Подъема», тюменский журнал «Врата Сибири». Целое созвездие авторов представляет сибирское издание. Авторов и правда много... ограничимся кратким показом выбранных цитат из опубликованных текстов.

Вячеслав Софронов (рассказ «Ханты-Питляр»): «Где там охотничьи скрадки, ползанье по топкому берегу, трепетное ожидание первого утиного табунка, подсака чучел, а то и живой прикормленной утки, томительные часы сидения под дождем...».

Ольга Гультяева («Еще есть время»):

Недоступного прошлого дух-наследник. (...)

Александр Новопашин («Раздавая душу свою»):

Одна за всю Россию.

Ирина Андреева (рассказ «Ленька»): «Рос Лёнька. Самый голодный сорок третий год пережили. Кажись, и с фронта повеселее первые весточки появились: «Гоним врага со своей земли нещадно. Победа будет, потерпите, родные!» (...)».

Валерий Ермолаев («Райский день»):

вот таким я представляю рай! (...)

Юлия Елина («Глубоко вдохни»):

Мост. Закат. Заходи за край и лети ничком. (...)

Сергей Козлов (рассказ «Человек друга»): «– Дай лапу, друг человека! – покачиваясь, требовал он, и непохоже было, чтобы он при этом издевался над трехногим инвалидом. – Сидишь тут, умничаешь, кто ж тебя, горемыку, оставил мучиться на этом свете? Вот ты – друг человека, где же твой человек, мать его наперекосяк!

Посидев так несколько минут, выкурив сигаретку, он, пошатываясь, уходил, оставляя Псу самому решать вопрос: кто из них больше мучается. (...)».

Антонина Маркова («Баюкает город весну»):

И мечтает улететь. (...)

Андрей Маркиянов («Гроза ушла»):

И солнце в небе голубом. (...)

Леонид Иванов (рассказ «Схимник Петька»): «А посреди лета Вальку-кулачку убило грозой. Шла она вечером с фермы, спряталась от дождя под старой сосной, в которую и долбануло молнией, переломив ствол надвое и расщепив до основания высокий пень. Нашли ее утром, когда доярки пошли на работу.

Бабы на похоронах рыдали, а Петька шел за гробом с неизменной улыбкой, не осознавая происходящего. Зато когда гроб стали опускать в могилу, истошно завыл, упал на землю и начал биться в истерике. (...)».

Наталья Бородкина («Страсти человеческие»):

Как кровь твоя свежа и горяча! (...)

Виталий Огородников («За глотком воды»):

За свежестью высот, глубин летело. (...)

Аркадий Захаров (рассказ «Резюме»): «В кабинет он влетел разгоряченный как бойцовый петух и, не ожидая для себя ничего доброго, первым кинулся в схватку: «Заседаете? Заняться вам нечем? Вот вас здесь десять мужиков – возьмите по лопате, вскопайте газон, засейте травкой, хоть какая-то польза от вас будет. А зачем мою березку спилили? Я это деревце из леса привез, высадил, поливал-отращивал. А вы ее, красавицу, не думая, спилили, чтобы доску почета расширить. Березка живая была, а все ваши лозунги – мертвые. (...)».

Екатерина Пионт («Ты шел, превратившись в дождь»):

В ней остаться должно – человечное.

Сергей Перунов («Оставить след»):

но луч ее течет в долину. (...)

Ольга Ожгибесова («В назначенный час»):

Не сказать, как обычно: до встречи! (...)

Леонид Сергеев (документальный рассказ «После боя поделись табачком»): «Приказ-то известный – «ни шагу назад», стоять насмерть. Ну, а если патроны закончились, солдатики измотались, изголодались, но оружия ведь не бросают, в плен не идут, к своим из последних сил выбираются. (...)».

Все процитированные авторы разворачивают перед нами тюменскую литературную панораму, весьма впечатляющую. Остается порадоваться за творческое состояние тюменской земли, а журналу «Подъем» выразить благодарность за знакомство с целой плеядой интересных авторов.

Щедро и колоритно показана в журнале живопись Елизаветы Пинахиной (Воронеж).

Виктор Будаков (Воронеж) публикует главы из книги воспоминаний «Срок твой земной». Страница за страницей, медленно, раздумчиво листается время. Вроде бы недавнее, но уже – история... И рядом с запечатленными мгновениями пережитой жизни – философские выводы, крупные исторические обобщения:

«Снова с Садового Кольца свернул к дому No 10 на Большой Садовой, где в послереволюционные годы жил Михаил Афанасьевич Булгаков. Двор – колодец, во дворе – фирма... «Воланд», подъезд, ведущий на верхний этаж, весь исписан – в духе выхваченного глазами: «Мы вместе, все в наших руках», «Почините мне примус», «Пир вам». И всюду – красным, синим, черным: «Рукописи не горят».

За свою жизнь знаю: было столько сожжениий великих библиотек, музеев, архивов, что подобное утверждение не просто наивное, но обезоруживающее. Сгорают в пламени лихолетных времен города и народы; и одно радует живущих, что солнце не каждый год выжигает хлебные поля, но каждый год, каждый час, каждый миг дает жизнь земному, озаряет своими лучами-светами прочитанную, читаемую и еще до конца не прочитанную Книгу человеческого бытия. (...)».

Василий Киляков представляет великолепную, просто звездную статью о творчестве прекрасного красноярского поэта Марины Саввиных. Я не боюсь в этом случае громких и восторженных эпитетов – статья конгениальна поэзии Марины Олеговны. Язык литературоведа (а Василий Киляков еще и сам превосходный поэт и прозаик!) спектрально разнообразный. То доверительный, почти разговорный, то возвышенно-одический, то сугубо исследовательский, и, конечно, ноты личные, ноты сердечные тут ясно звучат:

«В наше особенное время все острей, пронзительней и даже необходимей – встреча с настоящим поэтом. Это редкость. Оттого она и неожиданна. Ведь всякий раз сохраняется опасность, что, привыкнув к методично-убаюкивающему рифмоплетству посредственностей, мы и сами скоро начнем с трудом отличать настоящий талант от серости и элементарной выучки, Дар – от бормотания потребителя-«образованца». В самом деле, ведь музыкальный инструмент без должного ежедневного применения расстраивается – что уж говорить о человеке. Слава Богу, этого пока еще не произошло. И дороги слова, обращенные ко мне непосредственно как к сотрапезнику сократовского толка. Послушаем Марину, ее спокойный рассудительный голос:

А есть седой сотрапезник на тризне.

«На тризне». Именно. Все мы живем, как на вулкане. Кто первый, кто последний в ряду – никто не знает. Жизнь коротка. (...)».

Мария Знобищева в эссе «Возвращение Евгения Замятина в Россию» рассказывает о тамбовской литературоведческой школе. Мы узнаем немало интересного и, конечно, не известного широкой публике о тамбовских замятиноведах:

«Особой гордостью тамбовских и елецких исследователей стал первый опыт написания Замятинской энциклопедии. Ее принципиальное отличие от аналогичных исследовательских проектов (Лермонтовской, Есенинской энциклопедий и других) состоит в стремлении «вернуть» наследие Е.И. Замятина пространству русской провинции, переместив его из идеологического поля «чужие-свои» в общекультурный ценностный ряд. (...)».

Рубрика «Между прошлым и будущим» радует нас появлением статьи Сергея Шулакова «Понимая интеллектуально, переживая чувственно...» о стихах Александра Орлова, переведенных на сербский язык. Шулаков цитирует в своей статье слова переводчика Александра Орлова Владимира Ягличича, подметившего самую суть, сердцевину творчества современного русского поэта, сподвигнувшую сербского мастера на создание уникальных переводов:

««Александр Орлов – исключительно русский поэт (если так можно сказать) не только в религиозном, но и в поэтическом смысле. Его постоянная забота, а кто-то может сказать и слабость, но и сила – не свернуть с правильного пути, который с полным правом выбрал, нравится это кому-то или нет. Это не поза, а выбор, принадлежность, необходимость открыть себя и быть тем, кто есть: поэт русских тем, русских людей и русской земли. Существуют невидимые силы, которые наблюдают за нами из другого мира, и перед ними нельзя осрамиться. Его лирические герои всегда остаются в памяти. Его учитель Владимир Костров называет такой выбор «классическим консерватизмом»».

В рубрике «Точка зрения» – статья Александра Нестругина «Вцеплюсь зубами в воздух заметеленный...» о книге Сергея Луценко «Тихий странник»: «Однако для меня Сергей Луценко – прежде всего поэт лирический. В этой ипостаси он предстает в открывающем книгу разделе «Сполохи». И здесь нет смысла говорить о пресловутом «лирическом герое», поскольку условное понятие это будет слишком мелким для ясно проступающей в каждой строке судьбы автора. (...)».

Михаил Хлебников в статье «Пузырьки и ужас» исследует самоучитель по беллетристике, написанный Борисом Акуниным. Впечатление, как автор отмечает, от книги двойственное. «С одной стороны, читатель получит взвешенные и, безусловно, полезные советы. В то же время трудно назвать их оригинальными. Все уже было озвучено, и не однажды. Некоторые же из рассуждений, вызывают интерес, похожий на изумление: «В авторской речи, пожалуйста, соблюдайте определенный стиль: пишите языком «Капитанской дочки» и «Повестей Белкина». Представьте, что вы – Пушкин». Хороший совет, проблема заключается лишь в легкости его исполнения. (...)».

Василий Краснов в исследовании «Судьба царицы романса» показывает трагический жизненный финал графини Татьяны Толстой. Как любое погружение в русскую историю, этот текст увлекает, затягивает:

«Засиделись поздно, хорошо выпили. Крепко уснули. Утром прислуга, растапливая печки, неосторожно плеснула в огонь керосину. Вспыхнул пожар. Прежде всего загорелась лестница, ведущая во второй этаж.

Когда хозяева и гости проснулись и поняли, в чем дело, путь вниз был отрезан. Пришлось прыгать через окна... Вдруг Толстой крикнул Шиловскому: «Вовка! У меня под кроватью сундук с казенными деньгами! Надо спасать!» Оба они бросились в горящий дом – и никогда не вернулись. Крыша обрушилась, похоронив под собою шесть человек (погибли Толстой, Шиловский, Перфильев, Алина Кодынец, лакей и горничная). Живыми остались Татьяна Константиновна и Никита Толстой, спавший в нижнем этаже».

После смерти Толстого Татьяна Константиновна поселилась в небольшой квартирке в Настасьинском переулке (близ Малой Дмитровки). Часть года она проводила в Бурнаке, иногда гостила у своей матери в Петербурге или у великого князя Николая Николаевича в Першине, но с большим удовольствием сидела у себя дома, окруженная собаками и небольшим кругом друзей, среди которых большинство были охотниками...».

Таков второй номер журнала «Подъем» в этом году, и, согласимся, здесь есть что почитать. И с чем поспорить. И чему обрадоваться. И над чем крепко подумать.

ЧИТАТЬ ЖУРНАЛ

Pechorin.net приглашает редакции обозреваемых журналов и героев обзоров (авторов стихов, прозы, публицистики) к дискуссии. Если вы хотите поблагодарить критиков, вступить в спор или иным способом прокомментировать обзор, присылайте свои письма нам на почту: info@pechorin.net, и мы дополним обзоры.

Хотите стать автором обзоров проекта «Русский академический журнал»? Предложите проекту сотрудничество, прислав биографию и ссылки на свои статьи на почту: info@pechorin.net.

686