Выявление смыслов из образов. Андрей Воронцов о «Сказочных историях для детишек» Владимира Опёнка

Выявление смыслов из образов

Андрей Воронцов о «Сказочных историях для детишек» Владимира Опёнка

На мой взгляд, рассказы Владимира Опёнка – детская литература хорошего уровня. Это ощущается буквально с названий («Путешествие влюблённой капельки», «Смысл жизни лягушонка»), сразу располагающих к чтению. Как прозаик В. Опёнок мыслит нестандартно, избегает шаблонов. «Влюбленная капелька» начинается так: «Жила на свете капелька. Чистая и прозрачная, как и полагается всякой благонравной девочке». Для нас более привычно прямое сравнение: в данном случае − душевно чистого человека с каплей воды, а тут мы видим так называемую обратную метафору, когда чистая и прозрачная капелька сравнивается с благонравным человеком. Ну да, повествование-то ведется от имени капельки! Этот принцип «очеловечивания» героини автор выдерживает на всём протяжении рассказа. Например: «Замирая со страху, она инстинктивно прикрыла животик». Недурно!

В. Опёнок вообще неплохой повествователь. Читаем в рассказе «Волчица»: «Бабье лето прошелестело прощальным поцелуем, оставляя послевкусие минувшего тепла. Всё запричитало, заскулило, замаялось в преддверии холодов. Замаячило простуженное морозами время». Кому-то может показаться странным выражение по отношению к природе: «Всё запричитало, заскулило», но ведь речь-то идет о волках и, соответственно, о восприятии волков.

А вот пейзаж «с травами» из рассказа (повести?) «Сон третьеклассника Солнышкина»: «Играя оттенками жёлтого и лилового, кокетливо улыбалась люцерна. Задумчивый тимьян поджидал травников. А благодушные душица, зверобой, молочай и одуванчик водили хоровод, увлекая ароматом трудолюбивых пчёл. Этих сборщиков податей душистой эссенции. Венчала многообразие полынь! Эта царственная особа с венценосным достоинством принимала почести».

Ныне писатели, даже почитающиеся серьезными, не знают названий трав и цветов, и пишут не «люцерна» и «душица», а абстрактно – «цветы и травы». И с деревьями то же самое: скажем, не «липа» или «тополь», а вообще «деревья». А тут автор не только знает (что совершенно необходимо, полагаю, для детского прозаика), но и своеобразно высказывает отношение к растениям: «Венчала многообразие полынь! Эта царственная особа с венценосным достоинством принимала почести». Собственно, перед нами то, что мы называем художественным подходом к прозе.

Говоря об «очеловечивании» Капельки в рассказе «Путешествие влюбленной капельки», я имел в виду не только обратную метафору и «животик» героини − перед нами вообще любопытный литературный эксперимент. Повествование от лица растений и животных – не новость в прозе, но «капелька», в отличие от них, не «субъектна», она часть некого целого – в данном случае воды. В. Опёнок на четырех страницах рассказа отделяет, в сущности, эту часть от целого, то есть капельку от воды, или, иными словами, индивидуализирует то, что обычно не считается индивидуальным. Просто это или нет, легко проверить: попробуйте написать рассказ от лица песчинки! Тем более что приключения Капельки автором изображены не абы как, а интересно, с моралью: «Истина в том, что от любви не отказываются. Отказавшись от любви, отрекаешься от жизни...». Мандельштам писал: «И море, и Гомер – всё движется любовью», а В. Опёнок, получается, это вселенское «движение любви» перевел на уровень капельки. Она ведь тоже движется любовью!

Естественно, что, преуспев в субъективизации заведомо несубъектного, автор хорошо справляется с привычными субъектными персонажами – Волчицей и Лягушонком (рассказы «Волчица», «Смысл жизни лягушонка»). И вновь, отметим, повествует от их лица увлекательно и даже поэтично (в «Лягушонке»), с моралью: «Но главное – он дома, и понял лягушонок, жить среди своих – и есть настоящее счастье! В том и состоит смысл его лягушачьей жизни...». Для кого-то подобные концовки – дидактика, но вспомним, однако, что перед нами «Сказочные истории для детишек», и вот для них-то – самый раз. Как и вообще подобные «путешествия», попутно, в занимательной форме открывающие маленьким читателям мир природы.

Показательно также, что последним произведением в «Сказочных историях» автор стремится неназойливо связать, «закольцевать» все рассказы. В своих сновидческих путешествиях Игорь, герой «Сна третьеклассника Солнышкина» сталкивается сначала с говорящими капельками:

«Странная, несуразная картина открылась школьнику. Русло широкой, некогда полноводной реки заполнено едва ли наполовину. Но не это ошеломило! От воды к небу отделялись капли и, вопреки законам физики, устремлялись ввысь. Даже невооружённым глазом было заметно: река высыхает. Ещё немного, и русло обмелеет, превратившись в болото (...) Тут он услышал, как перешёптываются капельки».

А потом – со сказочной лягушкой:

«Едва мелькнула мысль, как ковёр оторвался от воды и стремительно взмыл ввысь! Получив команду, он резко набирал высоту. Только оказавшись в небе, мальчик разглядел, что под ним вовсе не гора, а огромная лягушка! Она мирно дремала, и её бока, которые принял за склоны, поросшие деревьями, мерно подрагивали. Но на то и лягушка, что, почуяв движение, она выстрелила языком в нечто пахнущее тиной, ряской да водорослями».

Ассоциации не прямые, а скорее, обратные, как и в случае с метафорами, но непрямая ассоциация – это художественный шаг вперед по сравнению с прямой, потому что открывает больший простор читательскому воображению. Сказочные картины сна Игоря Солнышкина изображены «от противного», в духе «Алисы в стране чудес» Кэролла. Так, мыши в главе «Мышиная возня» говорят герою:

«— Сразу видно, вы не местный и не знакомы со здешними порядками. Все знают, мыши охотятся на котов. Да вот, поинтересуйтесь хотя бы у ондатры».

Однако не могу сказать, что «Сказочные истории» представляют собой некое художественное целое как сборник (к чему, без всяких сомнений, автор стремился). В первых трех рассказах («Путешествие влюблённой капельки», «Волчица», «Смысл жизни лягушонка»), занимающих от 5 до 7 страниц, В. Опёнок вполне справляется с композицией и поступательным движением действия к финалу, но уже в «Сне третьеклассника Солнышкина», объемом превышающим все предыдущие рассказы, вместе взятые (29 стр.), начинает «буксовать». Это уже не столь занимательное и интересное чтение, как прежде. Именно после условного рубежа в 7 страниц оно начинает утомлять. Сны-то ведь не сериальны, а каждая глава, в сущности, являет собой серию, причем одного и того же сна. Путешествия Капельки и Лягушки − реальный «травелог», несмотря на его сказочность, а путешествия Солнышкина есть картины его подсознания, которых «втиснуто» в текст слишком много. Читатель привык в видениях героев идти от расшифровки образов к смыслам, а здесь вынужден следовать обратным путем – от образов непосредственно к «травелогу» (т. е. к фиксации перемещений героя), не успевая на ходу переварить смыслы. Причем я говорю о реакции взрослого читателя (т. е. о своей), а «Сон», вообще-то, предназначен для «детишек». Новой «Алисы» из этого рассказа/повести не вышло, а как «сказочный травелог» он уступает «Капельке» и «Лягушонку». Вывод: автору следует всерьез задуматься о композиции и построении сюжета, работая в «крупных» формах.

Отмечу и некоторые локальные недостатки текста «Историй».

«Капелька сыпала таким количеством шуток, что очередной взрыв хохота вызвал недоумённый взгляд проплывавшей мимо соседки» («Путешествие влюблённой капельки»). В прозе, если герой шутит, весьма желательно приводить его шутки (хоть пару), а не просто сообщать об остроумии как о факте. Тем более что до этого момента никаких шуток Капельки мы не слышали.

В начале рассказа «Волчица» сказано:

«Лютуя на белоснежных просторах, стая рыскала озлобленной, измождённой бандой. Зимой волки наводили ужас на окрестные сёла! От голода они резали домашний скот, а случалось – и дворовых собак».

А через абзац:

«По негласной договорённости стая не тревожила домашний скот в тёплый период. Бывало, волки наведывались в хлева, но лишь в лихую годину. (...) Так было до недавних пор, пока волк-одиночка, не задрал молодого козлёнка. (...) Охотники окрестных деревень вышли на облаву».

Если «волки наводили ужас на окрестные сёла» зимой, то охотники не стали бы дожидаться таяния снега, чтобы устроить облаву, ибо на фоне белого снега волки – лучшая мишень, чем на буром фоне весенней распутицы. Помните, у Высоцкого: «На снегу кувыркаются волки, Превратившись в живую мишень»? И собаки на снегу лучше берут след, и «зафлаживание» волков эффективней.

«Изнуряющие забеги изматывали» − масло масленое.

Фраза «Волчонок хорошо усвоил: коллективная охота – залог выживаемости!» − напоминает партийный лозунг.

«Вожак взглянул на младшего брата, с каждым сезоном набиравшего вес. Но тот опустил глаза, не выдержав пристальный взгляд.

Волчонок, изучая жизнь сородичей, старательно во всё вникал».

Я так и не понял из рассказа, когда старший брат героя (Волчонка) стал вожаком. До этого момента и после него речь, кажется, шла о другом волке. Странно также, что автор называет Волчонком героя, «с каждым сезоном набиравшего вес». Волчий век куда короче нашего, и через несколько «сезонов» волчонок уже − матерый волк!

«... Вожак расставил волков на номера». Это охотники расставляются «по номерам», а не волки.

В эпизоде охоты на кабана сначала читаем:

«Тем не менее кабана гнали. Правда, не на волчонка, а по направлению к болоту, где волки готовились с ним разделаться».

А в следующем абзаце:

«Кабана упустили. Он благополучно прошёл сквозь волчью цепь аккурат в той самой бреши, которая образовалась из-за сбежавшего волчонка».

Но кабан не мог пройти «аккурат в ту самую брешь», потому что его гнали «не на волчонка, а по направлению к болоту». Какой-то другой волк, стало быть, его упустил.

Выше я отмечал, что автору хорошо удается «индивидуализация» героев, но странно при этом, что у них нет имен. Я имею ввиду, что они именуются в тексте «по происхождению»: «капелькой», «волчицей», «волчонком», «лягушонком», − с маленькой, строчной буквы. Тогда как по сказочной и вообще литературной традиции должны писаться с большой, прописной – Капелька, Волчица, Волчонок, Лягушонок.

Подводя итоги, полагаю, что, если Владимир Опёнок будет избегать отмеченных огрехов, у него весьма хорошие перспективы как у детского писателя.

Прочитать рассказ Владимира Опёнка можно по ссылке.

Андрей Воронцов: личная страница.

Владимир Опёнок, родился в Средней Азии, много путешествовал, в Москве проживает с 2000 года.