Цитрусовый путь в страну поэтов

Подборка примечательна кольцевой композицией: начинается стихотворением о поиске страны поэтов, в середине продолжается мыслями о «стране, где поэты, распивши вино, сидят на покатой крыше», и заканчивается тем, что лирический герой (а вместе с ним, возможно, и автор) находит путь в нее. И путь этот – золотой, лимонный, апельсиновый… как тут не вспомнить «бананово-лимонный Сингапур» А. Вертинского? Но почва, на которой растут цитрусы В. Ковальского, совсем другая. По ней бредут «усталые кони», порой она превращается в бумагу, по которой «ручкой пишет усталый Бог» – усталость возникает не просто так, этот путь труден, сколько бы красот на нем ни расцветало.

Есть поэзия визуальная, есть прямо-таки находка для кинестетиков, а поэзия В. Ковальского – ольфакторная. «Дыней пахнут поэта грёзы», «персик солнца», «лимонный свет», «лимонная колыбель», «хвоей пахнет, травою пряною», «южный ветер, запах апельсинов, йода, жизни и весны», «пряный смех», «небо было, было – голубое, с ароматом итальянских вин», «запах фиалок», «йодом и морем, пьянящею хной, бирюзовою ласковой глиной…». Целый сад. В основном, там цитрусы. Но и не только. Все это пахнет весьма приятно и привлекательно, и в этой поэзии хочется бродить, обомлев от ароматов, и остаться там – если не навсегда, то надолго. Эдакое вечное лето, непременно у южного моря. Слишком красивая картина, не правда ли? Где же подвох?

«Может, я свой сад не заслужил?» – задается поэт вопросом. Но быть фаталистом – не значит смиряться лишь с превратностями судьбы. Нужно уметь принимать и ее подарки. И, по всей видимости, страна поэтов – не депрессивная, страдающая, стереотипная, одинокая – а нечто, похожее на Абхазию или Грецию, ждет поэта с распростертыми объятиями после тернистого пути, полного «сервалов и шакалов». Кстати, все эти злые звери не создают ощущения «о Господи, какой страшной и непреодолимой напасти». Поэт В. Ковальский буквально учит нас концентрироваться на плюсах, сказочности, вере в лучшее, и если сомневается, то исключительно в себе, в том, достоин ли он всего этого. И, раз находит в себе сил дойти до конца – то, безусловно, достоин…

А вот звезды – привычный символ путеводной надежды – в поэтике В. Ковальского совсем иные. «Звезды сбились в стаю волков», «падай ты звездою остывшей», «ты сгоришь, Прометей – звездой» – это злой, смертельный и холодный образ, вражеская эстетика, от которой хочется отстраниться. И луна бьет по тучам «кинжалом». Мир ночи чужд поэту, его цвета – вся теплая палитра. И хороша лишь та ночь, где апельсиновые ветки, и ласковые светлые ароматы. Однако, «древних звезд сребристый виноград» – какое-то доброе исключение. Здесь звезды-современницы противопоставляются их древним сестрам. Мотивы античности у поэта – символы фундаментальности, крепости, выдержанности, и скорее «добрые полицейские», чем злые. С этого все началось, это не может пропасть, это – фиксация вечности и надежности.

Особенно примечательно, что в страну поэтов автор направляется не один. «Туда я с другом пойду», «там я друга найду». И эти строки в мире привычного нам литературного серпентария звучат как некий манифест и контрапункт тому, что поэзия – дело непременно одинокое. Для В. Ковальского поэзия – это шествие по пути, на котором могут быть не только прекрасные цитрусы, усталые кони и персидские коты, но и демоны, фурии и прочие инициаторы «гражданской войны» внутри автора. Всегда проще, когда рядом друг. И порефлексировать вместе, и сразиться плечом к плечу. Значимый Другой – лучшее средство преодоления внутреннего конфликта.

Путешествие в страну поэтов с В. Ковальским оказывается приятным. Недоумение вызывают разве что такие словоформы, как «распивШИ», которых немало, но авторский мир так чудесно благоухает, что подобные царапины маленьких шакалят быстро забываются и легко поправимы. А еще один запомнившийся герой – это персидский кот, с которым сравнивается само Солнце. Сравнение это обладает магнетической мягкой силой. Оно живое и мурчит. И вот-вот прыгнет к тебе на руки, и окажется совсем не раскаленным, а просто очень теплым, способным согреть тебя от и до, от а до я, стерев последствия тысяч ледяных звезд.

Стефания Данилова: личная страница.

Владимир Ковальский:

«Пишу стихи с 19 лет. Публиковался в разнообразных коллективных изданиях. Год назад в волгоградском издательстве «Перископ-Волга» вышла книга моих стихов – «Морская роза».

Сейчас работаю над новой книгой.

Себя определяю как «поэтического экспрессиониста», придавая большое значение чувственному, эмоциональному выражению через краски, образы и звуки.

В целом, поэзия не является основной сферой моей деятельности. В первую очередь для меня важна фундаментальная наука, молекулярная и клеточная биология. Сферой научных интересов для меня являются процессы старения организмов и старческие нейродегенеративные заболевания (болезнь Альцгеймера). Я верю, что поняв процесс старения на молекулярно-клеточном уровне, мы в течение ближайших 30 лет научимся его замедлять, останавливать и даже обращать вспять. Я верю, что человек, который проживёт 300 лет, уже ходит по нашей планете. Я и сам планирую стать таким человеком.

Мы находимся на пороге новой технологической революции. Об этом непременно напишут книги. Снимут фильмы. Это определит будущее всего человечества на тысячи лет вперёд.

Тема преодоления собственной природы, вызова и преодоления смерти всегда была центральной в моём творчестве. В конце концов, рукописи ведь не горят, и в этом мире уже есть частичка меня, которая не умрет. Это те чувства и мысли, которые я выразил в слове и которыми хочу поделиться с вами.

Кстати, заходите на мою страницу.

Все стихи – там».

Стихотворения Владимира Ковальского

Хлопья августа

Скоро осень. Краснеет август.
Лица моет за окнами дождь,
Водным клеем сшивает раны
Облаков перезрелых рожь.

Гром ударит - весь мир ссутулится,
Но затем, разорвав тиски,
Солнце прыгнет лучом на улицу,
Радуг двух натянув носки.

Будет праздник. Тоски не будет.
По тропинке свернувши в сад,
Улыбнусь я навстречу людям,
Каждой кошке дворовой рад.

Верю, верю, страна поэтов
Где-то рядом, и я найду
За деревьями - душу лета,
Или греческий акведук.

Сяду где-то у кромки моря,
И взгляну за предел миров.
Так поэты у древней Трои
Звёзд считали морских улов.

Скоро осень. А я всё дальше.
Птицей-тучей лечу на юг.
И со мною, сквозь лес и пашни,
По тропинкам бежит мой друг.

Рождённый небом

Белый дом на холме. Душный вечер. Закат.
Туча кошкой крадётся. Птицей
Солнце вдаль улетает. Дорогою в сад
Я бегу, чтоб душой напиться.

Запах роз и нарциссов. В реке ледяной
Вижу я римский нос поэта,
И глаза, что покрашены русскою хной,
И остатки дневного света.

Этот свет выпиваю. Стекает вином,
Белым соком по шее белой,
По тропинкам, с деревьев, на самое дно
Луч последний и перезрелый.

Август гроздью повис с виноградной лозы,
Спелой ягодой целя в душу.
Лопнул туч переполненный синий пузырь,
Растекаясь в ручьи и лужи.

Стало легче дышать. Ночь луною взошла,
Сотни глаз приоткрывши звёздных.
И душа у поэта всё так же светла,
Дыней пахнут поэта грёзы.

Старый дом на холме. Душный август. Рассвет.
Дерзкий луч, как игла, колючий.
Ветер бьёт по лицу и играет сонет,
Звёзды сдувши метлою тучи.

Синяя б

Туч молоко - тонкой струйкой с гор,
На подушках, что пар и лёд
Персик солнца лежит, и небес простор,
Землю лижет, как шёрстку - кот.

Я глаза открываю. Болят глаза,
Щиплет кожу лимонный свет.
Сны листами осыпались. Полон сад
Листьев прошлого. Прошлых лет.

Юный ветер в лицо морок старый стряхнул,
Пыль и слякоть со дна души.
И туман распушился, как снежный манул,
Пряча голову в камыши.

Сердце скачет кобылой, копытами - в грудь,
И галопом - по облакам.
Я глаза открываю, теперь не уснуть,
И походка моя легка.

Птицы трели свивают, как бигуди -
Золотистый клочок волос.
Верю: лучшее ждёт меня впереди,
Радость нежная юных грёз.

Туч рубашку порвавши, отбросив тень,
Солнце спит, как персидский кот.
И весенним цветком расцветает день,
Синей бабочкою - в живот.

«В борьбе обретёшь ты право своё»

Я родился в стране чудес,
Но вскипело души молоко.
Я тащу проржавевший крест
Как последний из дураков.

Не хотел бы я миру мир,
Не хотел бы душе покой.
Майкой старой, да с кучей дыр
Вниз свисаю я головой.

Мир - лишь средство, война - лишь цель,
Будет тысячу лет - война.
Но корабль мой сел на мель,
Прикоснулся бортом до дна.

Ведь война - дело молодых,
И лекарство против морщин.
Ведь война - это лучший стих -
Эпитафия для мужчин.

Это грязь, это вонь и смрад,
Жизнь, оборванная трубой.
Но война - это лунный град,
Стих, родившийся под водой.

Это Бог, что взошёл на смерть,
И не мир он принёс, но меч.
Это ярость. И это - твердь,
И поэта больного речь.

Но мир, кажется, старым стал,
Нет желаний, и нет нужды.
Ни любви. Не рычит шакал.
Ни горячей, как кровь, вражды.

Ни поэтов, картин, чудес,
Лишь прокисший дешёвый ром.
На Голгофе пустует крест:
Сына Божьего нет на нём.

P.S. Здесь под войной подразумевается скорее то, что Лев Гумилев окрестил пассионарностью. Это – духовная, культурная, идейная война, война как состояние духа и тела, война с энтропией. Вовсе не обязательно это непременно окоп, танк и бомбардировщик.

Страна поэтов

Вернулся я в старый заброшенный дом,
Изорванным, в сердце нищим.
Побитым, голодным, плешивым котом
Бежал по покатой крыше.
А звёзды сияли, и дом мой звездой
Потухшей - стоял, как крепость.
Там битвы гремели, и тысячи Трой
Смешались в одну нелепость.
Я вспомнил из детства свой маленький сад,
Орех, что тянулся к тучам.
Но нет его больше. Слеза на глазах
Собою меня не мучит.
Я вновь открываю скрипучую дверь,
И парус раскрыв, к штурвалу
Спешу, словно раненый жизнью зверь,
Которому жизни мало.
И дом мой - корабль, он снова в волнах,
Отчаливаем - в Сантьяго.
На счастье разбивши бутылку вина,
Свой курс я черчу на бумаге.
Идём мы на Запад, и прямо за смерть,
Туда, где извечно - лето.
Я снова бросаю привычную твердь,
В страну уходя поэтов.
Со мною мой друг. Новый дом обещав
Ему, и страну - идальго,
Пройду я сквозь сеть непролазных дубрав,
Босым - по колючей гальке.
Бессмертие наше из тысячи слов
Любви - словно парус пунов.
И в душу врастает болиголов,
А мы, как морские гунны,
Забывши о прошлом, уносимся вдаль,
Туда, где дожди и бури,
За семь побережий, и за Вааль,
В страну босяков и фурий.
В страну, где бездомные ходят в кино,
Где сердце прохладой дышит.
В страну, где поэты, распивши вино,
Сидят на покатой крыше.

Осенний хлеб

Осень. Тучи. Луна качается
Колыбелью лимонной в море.
Звёзды в стаи волков сбиваются,
Платье лес надел золотое.

Хвоей пахнет. Травою пряною.
Хлебом свежим с хрустящей коркой.
Чай вскипает, взойдёт туманами
Над оврагами и пригорками.

Сны багряные. Морось нежная.
Сердце грушей созрело рыжею,
Барабанит дождём под одеждой,
Вечно юное и бесстыжее.

И глаза закрывая, падаю
Прямо с неба - листом берёзовым,
Алой ягодой винограда,
И от счастья стекают слёзы.

Все одежды и листья сброшены,
Все печали и чувства ржавые.
Словно клык саблезубой кошки,
Месяц в тучу вошёл кинжалом.

Ну а я всё бреду по улице,
Из ноздрей выпуская пар.
Голова моя снова кружится
Как планеты биллиардный шар.

Звезда и меч

Кто-то во мне говорит: умри молодым,
Уходи, и не жди никогда пощады.
Карфаген был разрушен, сожжённый Рим -
Словно старый, заброшенный виноградник.

В мире, полном чудес и несбывшихся снов
Умирай каждый день. И падай
Ты звездою остывшей, и телом - в ров,
Из эдемского сада - гадом.

Не броди по дорогам, и не ищи
Сердца нищего юный трепет.
Ты не вещий Олег, и не будет щит
Твой прибит на царей карете.

Но ты знаешь, последний солдат земли -
О котором никто не вспомнит,
Что весь мир, каждый вечер - в руках твоих,
В твоих черных чумных ладонях.

Отдавая себя неизвестно чему,
И не зная, чего достоин,
Вырезай же бубоны. Души чуму
Прижигай ты огнем героев.

И не плачь, и не бойся. Умри молодым,
И не жди с сединою встречи.
Ну и кем бы ты ни был, собой самим
Будь в последний осенний вечер.

Южный ветер

Южный ветер, запах апельсинов,
Запах йода, жизни и весны.
Я иду по городу с любимой,
Я иду сквозь парки и мосты.

Так свежо, так искренне однако,
По душе летает пряный смех,
И сидит у ног моих собака,
Мокрый нос, и ржаво-рыжий мех.

Дождь бежит, и пальмы на аллее
Ждут его - посланника небес.
И закат сквозь тучи заалеял,
И с листвы стекает в летний лес.

Голуби курлычут, нежный рокот
В воздухе летает и пьянит.
Тёмные, неведомые тропы
Нас ведут, как будто строки книг.

Кот лежит и греется у моря,
Будто бы сойдя со сна картин.
Небо было, было - голубое,
С ароматом итальянских вин.

Южный вечер, зарево заката,
Ветерок - сквозь парки и мосты.
Больше солнца, больше винограда,
Больше счастья, больше - красоты.

То, чего не было

У меня когда-то было море,
Вишни звёзд и яблоки в садах.
Было небо, небо голубое,
Летний дождь - сквозь сны и города.

Грусть была, и поцелуй любимой,
Столько сил, победы впереди.
Жизнь была, как злая пантомима,
Как тоска, застывшая в груди.

Где-то там, внутри, гноилась рана,
В нежной дуре - девственной душе.
Где-то там, где бури и туманы -
Шли бои цветных карандашей.

Бились шпаги, выстрелы гремели,
И бутылки красного вина.
Шла война - в глубоком подземелье,
Шла во мне - гражданская война.

Я для счастья, верно, не пригоден,
Не пройти комиссий счастья мне.
Был одет всегда не по погоде,
Словно слон, гуляющий в тюрьме.

Шла война, и в этой мерзкой бойне
Победить - как будто умереть.
Я в душе давно уже покойник,
Потерявший собственную смерть.

Вот и всё. Когда-то было море,
Год назад, пятьсот милльонов лет.
Было небо, нежно - голубое,
Свет звезды, холодный, вечный свет.

Нежность лимонная

Дни мои пахнут дождливой нежностью,
Осенью, йодом и розой чайною.
Тонет минута в часов безбрежности,
Мимо на юг пролетая чайкою.

В парке срываю с деревьев прошлое,
Спелую сливу, бесстыже-алую.
Может, проснусь я. Персидской кошкою.
Может, дельфином, или коалою.

Сверхчеловеком. В кафе мороженым
(Если живое и - настоящее!)
Может - поэтом. Счастливым может!
Камнем, что к солнцу летит из пращи.

Прыгаю в лужи. На сердце - радуга.
Мысли бегут карфагенской конницей.
Падаю косточкой виноградною
Так, что, пожалуй, не поздоровится.

Губы в крови, но улыбка - месяца,
Ржавого, юного, сабле-острого.
Может, душа моя - перебесится,
Может, останутся только кости.

Может...Устал. И пора заканчивать.
Солнце лимоном лежит на блюде.
Знаю одно: не хочу иначе.
Знаю, иначе уже не будет.

Ночь апельсинного цвета

Капает дождь с апельсиновых веток,
Сердце ржаное желало дождя.
Кошкой по лужам бегу без билета,
Веря - гроза оправдает меня.

Ветер в карманах, и мысли волною
Бьются о скалы больной головы:
Может, Ахиллом пойду Я на Трою,
Может, усну я в стоцветье травы.

Лягу на спину, и запах фиалок,
Морось туманная, мокрая дрёмь...
Снится: по тучам луною - кинжалом,
Жалом пчелиным моя бьёт ладонь.

Снится вдруг небыль, что строю по камню
Дух нерушимый, как крепость из букв.
Молотом бьют приоткрытые ставни.
Я просыпаюсь. Без четверти двух.

Я просыпаюсь. Стою на пороге,
Битвы небесные громом трубят.
В лужи шагают проклятые ноги,
Ноги шагают в тропический Град.

Солнце цветёт там лимоном на тучах,
Птицы на скрипке играют в садах.
Кошкою рыжей на ветках мяучит
Южное сердце. Пасутся стада

Белых газелей. Несутся гепардом
Ржавые воды реки Лимпопо.
Вновь просыпаюсь. Рассыпаны карты.
Книга раскрытая Эдгара По.

Чай недопитый. За стенами - буря,
Буря клокочет за грудью - стеной.
И вновь за порог. В мир демонов, фурий.
Сметая луну волос чёрной копной.

Ножом, как линкор, пирог океанов
Разрезав, забуду, зачем, куда
Бегу от себя, в молоко туманов
Бросая, как кости, свои года.

И рыжую душу, как шар апельсина,
Я вырву и брошу под стук коней,
Под дождь, чтобы лаяла злобной псиной,
Гремела, как море, и Песнь Песней.

Красный конь

Боль в ушах, тяжелая боль
Вся ушла. Мой несмелый шаг
За порог и... Душа, как голь -
Обожжённая голь - душа.

Я иду...Нет, бегу. Лечу!
Только крылья - застывший гипс.
Старой дверью скрипит ворчун
Где-то там, где не смотрят вниз.

Убегаю. Всё вдаль и ввысь,
С пальмы неба луна - кокос
Разливает свой сок. И жизнь
Бьёт кокосом о римский нос.

Может, это - твой путь, Икар.
Ты сгоришь, Прометей - звездой.
Ни пылинки. Но божий дар
Будет поднят твоей рукой.

Поднимаюсь шампанским в ад,
Пью с любимой морей вино.
Все слова, словно Рим, сгорят,
Но застынут в немом кино.

Болью дышит усталый конь,
Бьётся чашка о потолок.
Ручку держит моя ладонь,
Ручкой пишет усталый Бог.

Кейптаун

До чего же было тяжело.
До чего же было безобразно.
Может, в душу снега намело,
И зима крадётся дикобразом.

Где-то там, вдали, зажегся свет
Маяков в ночном бездонном небе.
Где-то там, где смерти больше нет,
Ждёт меня цветочный, нежный трепет.

Ждут меня как будто бы с войны
Рыжие веснушки апельсинов.
Ждут меня леса и валуны,
Горных рек заморских бархат синий.

Ждёт меня за морем южный сад,
Старый кот и поцелуй любимой,
Древних звёзд сребристый виноград,
С туч луны свисающая слива.

Может я свой сад не заслужил,
Может быть - и к раю не пригоден.
В душу вновь впиваются ножи,
Страх ночной по телу дрожью бродит.

Не осталось в прошлом ничего,
Тает снег, но сил уже так мало...
Что лежит за заледью снегов?
Что лежит за звёздным покрывалом?

Даль далёкая

Волны, волны...Море, море!
Уходили вдаль герои.
В сумку - солнце золотое,
И на поиски чудес!

Англичане и испанцы,
И французы, итальянцы.
И кому извечно двадцать -
С тягой к перемене мест.

Уходили, улетали,
В неизведанные дали,
Всё на поиски Грааля,
Вглубь саванн и Трансвааля,
Всласть испив морей вино.

Бородатые все лица.
Тот пучины не боится,
Кто и тигр, и лисица,
Кто войной не прочь напиться -
И в бою пойти на дно.

Столько веры, столько смеха,
По стопам пунийцев, греков,
Даже дальше. Человека
Не ступала там нога.

Там, где заросли густые,
Пряности, арабский финик,
Лихорадка и пустыня -
Там, где бивни и рога.

Убивали. Умирали.
И восточные вуали
У мулаток открывали,
В поисках любви чудес.

В этом мире им всё мало -
Им сервала и шакала.
В сны морские укрывала
Тяга к перемене мест.

Кассиопея

Рябиновый лист, кленовый закат,
Я иду по дороге в небо.
Из июля - в ноябрь, и птицей - в март,
Сжав в ладони рябую небыль.

Свежесть капает с рук, истекает вином
Бьётся сердце яйцом утиным.
Пахнет йодом и морем, пьянящею хной,
Бирюзовою ласковой глиной.

Я ногой прикоснулся к холодной воде,
И хлебнул в предостатке горя.
И не помню уже, кто, зачем я, и где?
Но зато я увидел море!

Отражение будто на небе ищу,
В пене волн, как весна, зелёных.
И себя по волнам, словно яхту, тащу,
В мир художников и влюблённых.

Там я друга найду. Буду трубку курить,
С чаем терпким есть мандарины.
Разорвавши с прошедшим истёртую нить,
Цвет на холст набросаю винный.

С другом встречу закат. В эту южную ночь
Поцелую я пальцы лета.
Все сомненья, тревоги - уходят прочь:
Я нашёл путь в страну поэтов.