Продолжение жизни

Перед нами уникальный документ; его философская бытийность давно известна, определенно-традиционна внутри документалистики, того материка литературы, который означен классическими жанрами мемуаров, дневника, эпистолярных текстов.

Диапазон документальной прозы богат и обширен – она простирается от констатации факта в официальной бумаге (государственной, деловой, медицинской, учебной, профессиональной) до высот философской мудрости в дневнике зрелого человека и безудержности фантазии в дневнике ребенка, подростка, юноши, который свободно перемещается из яви в мечту, из выдумки – снова в реальность; здесь автор представляет собой живой мост между текстом художественным и текстом, констатирующим реально происходящее.

И письмо, и дневник, и воспоминание объединены одним основополагающим литературным признаком: они воспроизводят правду жизни. Этим они и ценны. Романист, беллетрист располагает гораздо большей свободой выдумки, но и он опирается на произошедшие в действительности события и наблюдения судеб людей, подлинно существовавших: жизнь как таковая, жизнь, знакомая всем, становится вербальным «тестом», из которого печется фантазийный хлеб искусства. Все знают роман «Три мушкетера» Александра Дюма-отца, но редко кто теперь вспоминает, какими документальными источниками пользовался Дюма, какие исторические книги и мемуары он изучал, прежде чем под его пером ожили его знаменитые герои.

Однако первоисточники, несомненно, были. И они-то, если вдуматься, и представляют наибольшую ценность в процессе запечатления, фиксирования конкретного ВРЕМЕНИ – именно потому, что время здесь живописует не умелая рука литературного мастера, а старательно, аккуратно записывает, день за днем, свою жизнь, жизнь близких людей и жизнь страны простой человек. Он всего лишь облекает в слова собственное бытие, – и он уже принадлежит литературе. С писателем его роднит не стилистика, не полет мысли и рождение неповторимых образов, а простое владение языком. На родном языке, старательно, внимательно, режимно (ритмично) в тетради (а дневник чаще всего представлял из себя густо исписанную толстую тетрадь...) фиксируется прожитый день. Это и есть феномен дневника – ритмизация запечатлеваемого времени. По сути, дневник еще и музыкален, каждый записанный в дневнике день представляет собой многослойную микросимфонию, увлекательную микрополифонию – с голосами и подголосками повседневности, с главной партией событий и мелкой, фрагментарной, аккомпанирующей основной теме событийностью.

Ветеран труда Михаил Воронин совершил своеобразный литературный подвиг. Он решил запечатлеть навек ушедшее время именно в дневниковом литературном формате, работая с дневником своего брата Петра.

Петр Воронин погиб на фронте в 1944 году. До окончания Великой Отечественной войны оставалось совсем немного. За Родину, за ее мирное, счастливое будущее погибает молодой человек, которому жить бы да жить. Я не знаю, какую молчаливую клятву дал героически погибшему брату Михаил Воронин, но, видимо, все-таки дал: он видел большой смысл в том, чтобы показать прожитую братом краткую, но яркую жизнь нынешним людям, современным читателям. Мы, сегодняшние, должны видеть и слышать то, утраченное Время. Видеть и слышать тех людей – чистых, честных, верящих, сильных. Даже если временами слабых (а кто проживает жизнь без ошибок и слабостей?..) – все равно, в результате, сильных. Без сильных людей, любящих свою Родину и верящих в ее будущее, мы бы не победили врага. Это аксиома.

Сам Михаил Воронин в предисловии к книге замечательно точно пишет о феноменологии жанра дневника:

«Уже в новом ХХI веке производился поиск детских дневников военной поры. Обнаружены единицы. Время не пощадило их, если они и были. Интерес неслучаен. Записи авторов с их детским представлением об окружающем мире – наиболее достоверные свидетельства, в них нет ничего надуманного. Произошедшие события дети не связывают с собой и своим будущим, поскольку им ещё предстоит найти собственное место в жизни общества. Восприятие ими событий может быть ошибочным, но оно непредвзятое. (...)».

Исходная и частично восстановленная лицевая обложка дневника Петра Воронина

Война обрушилась на советских граждан как черный водопад, как гибельная ледяная волна. Пожилые люди, зрелое население Советского Союза сразу осознало немыслимую трагедию военных действий. А дети? Юное поколение? Петр Воронин был еще школьником, семиклассником, когда фашисты напали на нашу страну. И, конечно, он, как все дети, думал: война, ну ничего, потерпим, наши отцы пошли воевать, мы быстро победим Гитлера!

А война наваливалась лютой, немыслимой тяжестью. Ребят забирали на фронт. Вот война постучалась и в двери дома Ворониных...

28 ноября 1941: «…Вечером к нам пришёл исполнитель, сказал, что Ивана вызывают в Сельсовет, к 9-ти часам утра должен был явиться в Залесово. Их было трое: Ведерников Дмитрий, Кравенцов Валентин и Он. Я немножечко плакал».

Как быть? Как жить? Ведь для школьников главное – учеба. Однако ребята тех лет хотели повзрослеть как можно скорее, чтобы пойти на фронт – защищать Родину...

И через восприятие юноши мы видим разные грани жизни: и школу, и деревню, и хозяйство, и природу, и пробуждение первых чувств к понравившейся девочке... Когда читаешь эти строки, хочется воскликнуть: как прекрасна жизнь! И – как зла, невероятно жестока война, отбирающая жизнь у поколения, что жить еще только начинает...

18 июня 1941: «Когда шли на работу, я разбил «чекушку» с молоком – она была в кармане. Молоко разлилось по штанине. Не успели изрезать берёзу, как вдруг начал греметь гром. Мы быстро стали строить шалаш. С юго-запада надвигалась туча. Поднялся ветер, и стало темно. Я стал драть бересту с чурок. Сверкнула молния и по листьям застучали первые капли дождя. Мы залезли в шалаш, я начал разводить костёрчик. Хотя шалаш был устроен просто, но не протёк, так как дождь шёл недолго. Домой шли через Талицу и искупались».

18 июля: «Сегодня Агалаков послал меня на базу шкурить дрова, а Серёжку в лес на погрузку дров. Я принёс из дома топор, с Лёнькой пошкурили и пошли за ягодой, так как дров больше не было».

25 октября 1941: «Все мальчишки – нас было 9 человек, дрова складывали от девчонок отдельно. Сложили дрова, пошли пить, и Кайдала – «герой нашего класса», поджёг чащу. Огонь охватил траву, и всё запылало. Мы кинулись тушить, но он со смехом сказал, чтобы не боялись – вода рядом. Тушили всем классом, и с нами учительницы Мария Васильевна и Ульяна П. Чупин Мотя снял пальто и им сбивал огонь. Когда шли домой, пошёл мокрый буран. Ноги промокли. Пришёл домой, залез на полати...».

Штрихи, меты, признаки эпохи, биение пульса времени – вот они, каждодневные события, привычные дела, радости и горести, – те человеческие незабвенные часы, что незаметно складываются в дни и годы, – и они столь же преходящие, сколь и вечные:

22 октября: «Вечером делали пельмени»;

3, 11 ноября: «Сегодня получили газету»;

14 ноября: «Сегодня был мороз, лазили в ямку за морковью и брюквой»;

18 ноября: «У нас вечером гуляли»;

20 марта: «Сегодня родился бычок».

А последняя запись в неоконченном, прерванном войной дневнике Петра очень показательна. И внутренне трагична. И бесспорно символична. Даже не верится, что молодой, полный сил парень мог так сказать о себе. В то же время все эти годы, когда одновременно приходилось и учиться, и работать, помогая родному селу и далекому фронту, и помогать по хозяйству дома, в избе, и урывками читать интересные книги, и влюбляться, и мечтать о будущем, вся эта интенсивность жизни на фоне далеко идущей (и такой опасно близкой!) войны наложила на настроение юноши свою тяжелую «лапу»:

27 октября: «Утром встали и отправились в путь. Дошли до Бажино, поели хлеба и пошли дальше. В Калтай пришли часов в пять. Я устал».

«Я устал...». Надо вдуматься в эти слова. Первый их смысловой пласт – бытовой. Мальчик действительно устал. Это усталость физическая оттого, что долго, весь день, шел пешком. Второй, более глубокий смысл обжигает, причиняет боль. Молодой человек говорит безмолвному собеседнику, поверяет дневнику свою глубинную, невысказанную, горькую усталость. Это усталость ментальная, она стоит рядом с горем времени, с болью утраты, с чугунной тяжестью и отчаянными слезами войны.

Михаил Воронин скупо, точно, печально, правдиво рассказывает нам о том, как, в каком возрасте, в какой год войны брат Петя отправился на фронт.

«Конец октября 1943 года. Шли ожесточённые бои на территории Украины и Белоруссии. Фронт нуждался в пополнении. Прошёл ровно год, как Петя получил паспорт. На этот раз пришла повестка о призыве в армию. Вместе с Петей призывались Николай Девяткин и Матвей Чупин, неоднократно упоминаемый в дневнике как одноклассник и товарищ. Все новобранцы несовершеннолетние, на фронт сразу не попали. В городе Красноярске их определили в школу подготовки младших командиров – школу сержантов. Во второй половине мая 1944 г. курсантам присвоили звание «ефрейтор» и весь курс училища отправили на Западный фронт. (...)».

Школьный дневник забыт. Нет, конечно, Петя помнил о нем... Тетрадь, которой мальчик доверял все свои впечатления и переживания, осталась в родном доме. Теперь была армия и редкие письма домой – солдатские «треугольники». Михаил Воронин восстанавливает хронологию военных событий в жизни брата Петра, и мы оказываемся уже в совсем другой атмосфере. Фронт рядом. Слышны выстрелы. Работают прифронтовые лазареты. И письмо надо уместить на одном листе бумаги, на одной его стороне, потому что на другой стороне, сложив бумагу треугольником, надо написать адрес...

«Чудом сохранились два Петиных письма. Письмо от 20 июня 1944 года, адресовано Ивану в Забайкалье. Он сохранил его, после гибели брата выслал домой, а мама по своему обыкновению упрятала в сундук. Второе письмо написано домой 21 июня. Оба послания пришли с прифронтовой зоны, где бойцы занимались тактической подготовкой в ожидании предстоящего наступления. В пути по железной дороге из Красноярска к линии фронта находились 18 дней. Все связи на время прервались. Прибыв на место, Петя спешил восстановить переписку, сообщая свой новый адрес.

Военнослужащим для общения с домом предоставлялся стандартный лист бумаги, одна сторона которого предназначалась для письма, вторая сторона служила конвертом. Размер листа невольно определял объём и тему письма. Обстановка по месту службы в общих словах, состояние здоровья и вопросы по дому, это всё, что допускалось писать и что могли вместить солдатские треугольники. (...)».

А потом был последний бой. И геройская смерть в бою.

Обложка юношеского поэтического альбома друга Петра Воронина Николая Жукова

Война не щадит никого. Ни молодых, ни старых. Для нее нет возраста. Но без подвига простого солдата и победы нет. Боль, гордость, горечь, любовь, память – все эти высокие чувства с нами. Они, эти великие чувства, руководили и Михаилом Ворониным, когда он о брате своем, на войне погибшем, писал эти строки:

«В надписи на фотографии Пети, присланной за несколько дней до его гибели, имеется приписка: «Это моя вечная память, помните меня». Просьба не случайная, такие приписки появились в военное время в условиях высокой степени вероятности погибнуть. Несомненно, Петя осознавал и допускал такой исход. Война и смерть всегда рядом! Существует поверье, если дома будут помнить, то, пусть незримо, но он продолжит жить. (...)».

***

Мемуары генералов и политических деятелей. Воспоминания артистов, выступавших на фронте и в госпиталях. Письма моряков и артиллеристов, саперов и снайперов. Бесценные кадры военных корреспондентов. Завещания героев. Все это драгоценная, святая летопись войны, и люди, прошедшие войну, так или иначе запечатлевали ее для будущих поколений.

Михаил Воронин сделал огромной важности дело – он словно бы заново дал жизнь своему брату Петру. Вернул его в мир – живым. Вернул сбор ягод в лесу, гулянье с любимой девушкой на мосту через родную реку, рождение бычка, лепку пельменей. Жизнь перед войной и жизнь во время войны. Жизнь на войне. Там рядом с солдатом гуляла не милая девушка, а страшная смерть. Но Петр Воронин знал: без него, именно без него, Пети Воронина, не придет наша великая Победа.

Поэтому будем перечитывать непритязательные и такие пронзительно живые строчки Петиного юношеского дневника. Дневник этот будет дорог народу, потому что Петр Воронин и есть народ. Петя – портрет нашего вечно юного, героического народа. Родину шла защищать ее юность и ее сила, как бы это ни было трагично и невозвратно. За Победу мы заплатили дорогой ценой.

Но мы, теперешние, прочитав «Неоконченный дневник», будем помнить Петра Титовича Воронина. Никогда мы его уже не забудем. И низко поклонимся Михаилу Титовичу Воронину – за то, что подготовил к выходу в свет такую книгу, которая даже и не книга, а САМ живой человек, Петр, – за то, что силами любви воскресил Петю и его время – для нас, современников, и для всех, кто придет после нас.

Книгу Михаила Воронина «Неоконченный дневник» можно прочитать здесь.

Крюкова Елена: личная страница.

Воронин Михаил Титович родился 3 августа 1940 года в селе Большой Калтай Залесовского района Алтайского края в семье механизатора. Отец четырёх сыновей Тит Никитович – из дореволюционного поколения, участник Первой мировой войны, воевал в составе Русского экспедиционного корпуса в Македонии на Солоникском фронте. В 1952 году семья переехала на жительство в крае на станцию Шипуново. По окончании школы семилетки получил рабочие специальности, работал на стройках города Барнаула. С 1959 по ноябрь 1962 года проходил срочную армейскую службу в Прибалтике. После службы продолжил учёбу, получил высшее юридическое образование на заочном отделении юридического факультета в г. Барнауле от Томского госуниверситета. С 1972 года до выхода на пенсию в 2000 году работал в органах прокуратуры.