По направлению к юмору

Чтение подборки из девяти рассказов Александра Пономарева, дотоле незнакомого мне автора, доставила мне читательское удовольствие – чувство, которое в последнее время приходится испытывать нечасто.

Не знаю, как все творчество Пономарева, но проза в данной подборке в массе своей реалистична, то есть лишена явных фантастических элементов и тяготеет к правдоподобию и достоверности изображаемого. Ярким исключением служит только фантастический рассказ «Тело», и несет сказочный посыл самая длинная история в подборке «Благословение бабы Маши».

В ряде примеров достоверность обусловлена выбранной формой повествования – от первого лица, в духе «простодушного рассказа». Вместе с тем Пономареву удается пройти по тонкой грани между «жизненной» художественной прозой и автофикшном и не свести свои тексты исключительно к фиксации действительности. Я не слишком чту автофикшн: в «излиянии души» нет ничего предосудительного, но все же писатель должен уметь в литературном плане больше, чем поделиться воспоминаниями, собственными чувствами или описать забавный случай. Сугубо реалистические рассказы, не являющиеся чистым автофикшном, тоже порой оставляют огорчительное впечатление плоскости и одномерности своей художественной ткани.

Все это не относится к рассказам Александра Пономарева: многие из них, при полностью жизненной основе, обладают парадоксальностью качественных анекдотов. Выделяется в этом смысле рассказ про бабу Машу. Из «бродячей» байки о человеке, которого «любят» и постоянно находят молнии, автор сделал пространное и интригующее повествование, по сути, о «русском духе». Обладатели такового, чтобы изменить себя и свой образ жизни, зачастую ждут, чтобы гром грянул. В «Благословении бабы Маши» гром гремит трижды, поражая героев рассказа – пожилых деревенских супругов, но они всегда после встречи со стихией не только выживают (что придает повествованию оттенок черного юмора), но и становятся лучше, чем были. В некотором смысле возрождаются, точно Фениксы из пепла, такая аналогия уместна. На бытовых ситуациях из серии «нарочно не придумаешь» основаны и коллизии рассказов «Зависть» и «Неудобно». Об этих историях хочется сказать: «Если это и неправда, то хорошо найдено». Рассказы «Филантропия» о «поэте и власти» и «Начальник» о взаимоотношениях начальника и подчиненного в сфере страхования бизнеса – тоже, по сути, анекдоты, но сатирические, со злым подтекстом. Они оба сделаны как «перевёртыши», в которых по мере развития сюжета меняются изначально заданные обстоятельства и с ними расстановка сил. Но «Начальник», на мой взгляд, получился лучше. Его финальная фраза короче и очевиднее ставит рассказ «с ног на голову», что для литературы удачно. Эта история хорошо сделана в литературном плане, но представляется авторским вымыслом на тему расхожих и шаблонных представлений о бизнесе и его вершителях. Задавшись целью «опровергнуть» посыл Пономарева, мы найдем достаточно примеров того, как «папы» отстраняют отпрысков от серьезных дел, видя их полную к ним неспособность. Но не будем чересчур серьезны: это еще один из иронических рассказов, к которым, по-видимому, писатель питает слабость. Они ему неплохо удаются, так что если ирония – сознательный выбор, то он оправдан. Добротные иронические рассказы Пономарева – еще не юмористические, чего для этого недостает, на мой взгляд, скажу дальше, но к тому явно тяготеют.

На насмешливо-парадоксальном фоне выделяются две семейные истории: «Глупый скворец» и «Ценный Сервиз». Оба они написаны от первого лица, герой-наблюдатель в них становится и героем-рассказчиком, делающим в самом конце некий вывод. Видимо, здесь наблюдатель является авторской проекцией, и ему делегированы личные чувства писателя, который трепетно относится к теме семьи и взаимоотношений близких людей. В этих взаимоотношениях не все и не всегда бывает гладко, о чем и свидетельствует «Глупый скворец» – слегка ёрническая параллель между птицей, кормящей великовозрастного птенца, и отцом, спешащим на зов взрослой замужней дочери со своими деньгами. У рассказа явственная интонация самоиронии, но насмешка при таком ракурсе взгляда допустима. А вот «Ценный Сервиз» (нет ли в таком написании слова аллюзии на чеховский «многоуважаемый шкаф»? Учитывая, какую сакральную роль играет сервиз для семьи, он заслуживает выражения почестей) – в значительно большей степени не фельетон, а мелодрама. В ее основе вроде бы тоже семейный анекдот – дедушка и бабушка решили развестись под старость лет, и «развод» с последующей дележкой имущества у них уже не первый, но они не могут поделить «сервиз» из разномастных чашечек, точнее, связанные с каждой из них трогательные воспоминания, и в итоге брак не рушится, мир в доме восстанавливается. Хотя герой-рассказчик, следя за ссорой родителей, фиксирует ее не без иронии, весь рассказ написан тепло и душевно и выглядит одним из лучших в подборке.

Неплоха и фантастика «Тело», но совершенно в другом духе. Интересен замысел: душа чиновника отделяется от его не мертвого, а живого тела. Оно, лишенное «искры Божьей», идет на службу в управу, кокетничает с секретаршей, готовится «прогибаться» перед важным гостем и вращается в суете, словно бы ничего не утратило, а душа вынужденно следует за ним и не может понять, почему никто не замечает, что от управленца осталась одна физическая оболочка. Тайну раскрывает душе чиновника душа его директора, которая, оказывается, уже два года бесплотна, но никто этого так и не понял: «Со временем, тело занимает все больше объёма и соответственно потихоньку вытесняет из себя слегка сморщенную душу. Происходит это, конечно, в течение долгого времени, незаметно для остальных и для тебя самого, до того момента, пока не случится ее окончательный отрыв. Собственно, тогда-то ты и оказываешься в одночасье на улице, висящим рядом со мной на дереве». По-моему, это оригинальный ход – по крайней мере, я такого, чтобы душа выходила из тела не по причине смерти или комы, а потому, что тело слишком разрослось и вытеснило её, ранее не читала. В описании местопребывания душ, пожалуй, есть отзвуки цикла рассказов Евгения Лукина про колдуна Ефрема Нехорошева, где герои все время выходят в астрал, точно на неприбранную городскую улицу. Идея рассказа, переводящая эпизод с Чудаковым в целое общество бездушных людей, делает «Тело» выразительной социальной сатирой. По опыту этого рассказа судя, у автора есть дар и готовность к успешному написанию фантастики.

Но нельзя обойтись без ложечки дегтя. К содержанию текстов Пономарева у меня меньше замечаний, чем к их форме. Нередкие ошибки, описки и опечатки можно оставить в стороне как нюансы чисто технические – но все же вычитать и исправить рукопись, которую передаешь в литературное издание, не только признак хорошего тона, но и требование писательской этики. И да, зверьки – «сурикаты», а не «цуррикаты», если речь о них.

Укажу еще на несколько моментов, которые показались мне писательскими недочетами:

«Лучи уходящего июньского светила, просачиваясь сквозь кроны пихт и сосен, устало поливали шесть обработанных до последней пяди хозяйских соток. Воздух окрест Семена Петровича был прозрачен, нежен, насыщен терпкими ароматами флоксов…» – во-первых, «заходящего», когда речь о вечере, либо «уходящего на покой», а то представляется картинка из стихотворения «Необычайное приключение, бывшее с Владимиром Маяковским летом на даче»; а во-вторых, флоксы цветут в августе, тогда как светило закатывается у автора в июне.

«Напыщенность в его силуэте хоть и вызывает ассоциации с фугой…» – поскольку выше уже фигурировала рыба фугу, именно в этом месте неясно, имеется ли в виду произведение Баха, или гастрономия; да и вообще «напыщенность в силуэте» звучит коряво. На худой конец – «напыщенность в фигуре», а лучше – «держался напыщенно».

«Усатый кряжистый мужик со множественным подбородком (по-видимому он здесь главный) отрешенно тиская в толстых пальцах карандаш, пытается сверстать график дежурств на следующий месяц». Тут автор путается в личностях повествователя – история про желтую куртку начинается от третьего лица, неназванного фокального героя, который как будто смотрит со стороны на разговор в вагончике и тут же его «транслирует», не зная, кто есть кто. Может быть, автор хотел добиться полного впечатления подсмотренной «в щелочку» картинки – это уже лишнее, «Зависть» и так рассказ в рассказе.

В двух местах «прорезалось» пристрастие к одному и тому же эпитету – «обрамленный» в женском портрете. К сожалению, оба раза слово употреблено неточно. Баба Маша, «груболицая, обрамленная русыми, без единой сединки волосами, она плыла по улице и улыбалась миру своими ямочками на не потерявших молочную спелость щеках». Наверное, все же у старухи было лицо обрамлено волосами – если она вся ими «обрамлена», это уже йети. И портрет мамы в «Сервизе»: «Высокий ее лоб, обрамленный едва начинающей седеть прядью…» – одной прядью невозможно обрамить, можно оттенить. Да и в любом случае, от описаний, особенно женщин, хочется более широкой палитры образности.

Но это все мелочи, которые, кстати, легко победить во взаимодействии с редактором и корректором. Стоит сосредоточиться на главном.

Главным я считаю вот что. Если автор хочет писать юмористические рассказы или совершенствоваться в иронической прозе, ему надо сильнее работать над стилем и слогом, чтобы и фразы делались короче, и сами рассказы – это им пойдет только на пользу. Проза лучших «иронистов» мира, от О. Генри до С. Довлатова, лапидарна (немногословна) и благодаря этому не только чеканна, но и уморительно смешна. У Пономарева же есть излишняя тяга к длиннотам, к практически гоголевским сложносоставным фразам с инверсиями: «Заряды бьют по деревне, когда небо обложено тучами, долбят, порой, и среди ясного неба, по сухому поджигая дорожную смешанную с одуванчиковым пухом пыль, что, воспламеняясь, извивается точно десятки огромных гадюк в брачный период». Конечно, Николай Васильевич тоже вошел в историю литературы как великий сатирик – но и язык не стоит на месте. За двести лет сложились иные требования к слогу юмористов. В целом – чем короче и динамичнее, тем точнее. Пономареву же присуща тяга к казенщине, канцелярщине. В обороте: «Но сейчас она, как назло, уехала к маме в Тверь, а совершеннолетняя (к слову) дочь Семена Петровича, которая в свою очередь могла бы при сложившихся обстоятельствах оказать ему необходимое содействие», – я так и не смогла понять, то ли это стеб над чрезмерной бюрократизацией речи, то ли она самая. Подобную стилистику стоит изживать автору, у которого есть наблюдательность, фантазия и талант писать «с улыбкой». Желаю Александру Пономареву творческих удач!

Pechorin.net поздравляет автора: один из рассказов Александра Пономарева опубликован в Литературном журнале «Кольцо А».

Елена Сафронова: личная страница.

Пономарев Александр Сергеевич, родился в 1970 г. в Москве. Образование высшее техническое. Пишет в различных жанрах, в частности в жанре иронической (сатирической) прозы, поэзии.