Марк Перельман о стихах Аксиньи Новицкой

Марк Перельман о стихах Аксиньи Новицкой 

Стихи Аксиньи Новицкой не лишены некоторого версификационного мастерства, но остаются в основном виньетками к нехитрым мыслям. Они вроде бы уютны, ложатся лёгким туманом, но подобная атмосфера ещё не делает стихи удачными. Новицкая щедро рассыпает пространные, самые общие образы и создаёт из них подобия цельных историй. Проблема не в том, что тексты ничего не требуют от читателя, а в том, что автор не требует почти ничего от собственных текстов, довольствуясь достаточно очевидными и прямыми смыслами. При этом Новицкая не избегает усложнённой рифмовки: так, abcd abcd в «Приближении осени» или – самый яркий случай – abac abac в «Ноябре», который выгодно выделяется во всей подборке за счёт резковатых переносов и кратких синтагм. Но не обошлось без неуклюжестей и тут: «окна окрашены чернью» – что это, образ темноты или намёк на многие силуэты людей (чернь как толпа), появляющихся в оконных проёмах? И такого много: «мгновение из... дальних границ, / куда не достанешь виз»; «целая веха – наш искрометный блиц» (тогда как, исходя из контекста стихотворения, образ «вехи» явно призван говорить о времени, а не о пространстве – явная неточность); «из облаков струится снег» (спорный по фактуре образ); мечтательное «может, где-то, в каком-то мире, / дважды два не всегда четыре», некстати напоминающее не только известную детскую песенку, но и «1984» Оруэлла.

Легко угадываются мотивы и темы, вокруг которых сложены эти стихи: философствование о текучем времени, попытка укрыться в своём углу, в доме, когда вокруг завлекательное, но бесприютное пространство (либо – освоить его, выбежать в «студеный февральский плюс»): «Мне нравится моя реальность: снега и дом...» – с первых строк постулирует героиня Новицкой, хотя уже через несколько строк об этом сказано, пожалуй, смелее и как бы небрежней: «сама себе размытость лета, зимы сурьма». Интересно выглядит парафраз из Цветаевой: «Мне нравится, как в старой песне, что вы не мной / Увлечены...» – здесь и возможная отсылка к хрестоматийности оригинального текста (вплоть до забывания имени автора) и его вторичному восприятию через романсы, и опять же необязательное «увлечены», уже не выглядящее столь безобидно на фоне трагического «больны». Но подобная игра со смыслами, тем более интертекстуальными, напрочь забивается прямолинейным повествованием. Автор, похоже, зачастую во власти рифмы, и совершенно зря: можно было бы иногда ей жертвовать, добиваясь большей точности и смелости самого стиха. Иной клочковатый, неровный, но потенциально сильный текст можно отредактировать, привести к гармонии, а вот в изначальной установке на старательную, как по линеечке, аккуратность есть нечто мертвоватое.

Хочется посоветовать Аксинье Новицкой не стремиться завершить каждый текст безыскусным выводом: все эти «грешные притяженья кромешной мглы», «святое время искреннего слова», «Уезжать. Уходить. Не куда-то, а прочь», «стремленье душ – надёжный кокон / сплетенью тел» и тому подобные вещи носят характер ненужных аффектаций. Очевидное в поэзии работать может, если не им единым сказано; общие места, приправленные украшательствами, – никогда.

Отметим отдельные удачные находки: «...лицо, / плоское, будто вылизанное ветром», «луч устало струится / по окрикам старых газет», «день закончен и смыт с городских потолков», «фонарь длинноногой мишенью» – в последнем образе оправданны обе части; мы представляем и фонарный столб, и единственный его глаз, подходящий на роль мишени. Или тоже: «одинокий фонарь в завершенье угла» – кажется, ничего особенного и даже неверно, так как завершается улица, переулок, а фонарь стоит на углу, но есть в этом точность более высокого порядка, пространственная и бытийная: завершенье – там, где останавливается наш взгляд. Или осязаемое: «И дом, глазами пьющий небосвод, / Тебя – пушинку тополя – вберёт...». В конце концов, как в двух словах объяснить, почему строка «Вот и ещё один месяц на календаре / осенним листом пожелтел...» скучна до ужаса, а соседнее олицетворение «Вот и ещё один ветер в моём дворе / разметал листву...» – несмотря на несчастную листву, разметанную уже тысячи раз, неуловимо тоньше и всё-таки работает на благо текста – просто потому, что «ещё один ветер» есть парадоксальная метонимия (даже и порывы ветра посчитать можно едва ли, не говоря уже о самом явлении). Всё это небезнадёжно и даже иногда хорошо, но вот таких проблесков в стихах Новицкой маловато, чтобы можно было говорить о них как о чертах поэтики. Индивидуальное здесь в целом проигрывает инерции; борьба с ней, настраивание поэтического слуха – задача уже особая.

Марк Перельман: личная страница.

Аксинья Новицкая, поэт, г. Жуковский. Аксинья в социальных сетях: Instagram, Facebook, ВКонтакте.

Стихотворения Аксиньи Новицкой:

Раздел 1. Вошедшее в первый сборник «Небродско»

Колыбельная

Кто-то ходит по улице за окном.
Кто-то смотрит в окна как в зеркала.
Засыпает улица, сквер и дом,
Стулья у стола.

Кто-то колыбельные нам поет,
Кто-то в небе тихо зажег луну,
В молоко добавил душистый мед,
Радость и весну.

Кто-то ходит там, за моим окном...
И когда дворы в городке пусты,
Кто-то бережет тишину и сон...
Может, это ты?

Календарь 

Вот и ещё один месяц на календаре
Осенним листом пожелтел и сорвался ниц.
Вот и ещё один ветер в моем дворе
Листву разметал и распугал синиц.

Вот и ещё один вечер зажег окно,
День отболел и погас, став мгновением из
Тысяч таких же, прожитых мной давно,
Дальних границ, куда не достанешь виз.

Целая веха - наш искрометный блиц,
Как бы хотелось длить его без конца.
Вот и ещё одна вереница лиц
Пазлом сомкнулась поверх твоего лица.

Прощание с осенью

Дождаться последних птиц,
Последних гитарных вскриков,
Растаявших темных ликов,
Опущенных вниз ресниц,

И выбежать в старый двор,
Ловя волосами ветер,
Стать примой соседских сплетен,
Стать дрожью соседских штор.

В студеный февральский плюс
Открыть нараспашку двери —
Я ни во что не верю,
Я ничего не боюсь.

Моя реальность

Мне нравится моя реальность: снега и дом.
Рук близость, горизонта дальность и в горле ком.
Рассвет в потёмках, тьма средь света и кутерьма—
Сама себе размытость лета, зимы сурьма.

Мне нравится, как в старой песне, что вы не мной
Увлечены, и хоть ты тресни, не смей, не мой
Посуды, пола, старых ставень, брызг от вина.
Моя реальность — свет окраин и седина.

Вернуться в темень. Стянуть одежду, стереть лицо,
Прядь протянуть рукой небрежно, свернув в кольцо.
Рассыпать по плечам веснушки, налить вина,
Спросить про годы у кукушки... И... Тишина...

Рыбы

Может где-то, в каком-то мире,
Дважды два не всегда четыре.
Может, в небе летают рыбы,
Кони и ледяные глыбы.

Может, там чудеса чуть ближе:
Я во сне очень часто вижу,
Как огонь чуть трещит и лижет
Вмиг чернеющие дрова.

От Нью-Йорка и до Парижа
Не найти человека ближе,
В ком сплетутся все ненавижу
Воедино, как в стих слова.

Этот крест, это горькое счастье,
Над которым во мне нет власти,
Будь оно самой темной масти,
При рождении мне дано.

Запущу в свое небо рыбу,
И коней с ледяною глыбой,
Чтобы мы, как умрем, смогли бы
Вместе с ними пойти на дно.

Раздел 2. Для второго сборника.

Брату

Нет, брат, были бы ночи длинны
Да глубоки —
Я б успевала стихи и гимны
Да от руки.

Я бы вязала в песни звёзды,
Хвосты комет,
Утро в окно бы входило поздно,
Роняя свет

Тихим аккордом на половицы
В моём дому —
Я бы лучам позволяла литься
По одному,

Веером тонким скользя сквозь шторы
В проем окна.
Я защищала бы тьмы просторы
От них, а к нам

Не заходили б ни добрые люди,
Ни что плохи.
Знал бы тогда ты, что все что будет—
Мои стихи.

Рифмы летели б горизонталями
Всех столов,
В стопках лежали бы, кучей сваленные.
Вязью слов

Строки светились бы поздно вечером,
Даря покой,
Нежно струились бы, грея плечи мне,
Твоей рукой.

Никаких

Никаких объяснений: молчанье и мгла.
Одинокий фонарь в завершенье угла,
Суетливые звёзды границей зрачка —
Ни дворняги ни визга машин с пятачка

У театра. Плевками блестящий асфальт,
Отражающий грани отколотых смальт,
Отзывается эхом далёких гудков.
День закончен и смыт с городских потолков.

Ноют голые пальцы. Немеют и жмут
Силуэты растянутых в вечность минут.
Застывает и крошится сизая ночь.
Уезжать. Уходить. Не куда-то, а прочь.

Ноябрь.

Свежий морозный воздух
Врывается в спящий дом.
Светает настолько поздно,
Что окна окрашены чернью,

Слабо мерцают звезды,
В них вписываясь с трудом.
Сбиваются в гроздья
Как бисер. Этюдом Черни

Звенит под окном, спеша
За стынущими в укрытиях,
Трамвай. Люд бежит, дыша
В кулак. Матереет мгла.

В момент леденеет душа,
Гудок возвещает отбытие,
И ветер, листвой шурша,
Летит, не найдя угла.

Приближение осени

Все пройдёт. И отпустит.
И август разметит дожди,
Остановку в тумане,
Фонарь длинноногой мишенью.
Нет причины для грусти.
Гроздь вишен в тревожной груди
Пропадёт как в кармане —
Бессмертье идёт  к завершенью.

Стылый пол. Половицы
Крыльца громко шепчутся вслед,
Выпуская продрогших
По поздней росе за ворота.
Луч устало струится
По окрикам старых газет.
И вдыхается горше.
И стайкой уходят субботы.

Всё пройдёт. И отпустишь.
Все выше над кронами, над
Суетливою птицей.
Обрывком прощального слова
Отзывается пустошь,
И медом доносится сад.
Всё пройдёт. Растворится.
Растает. И явится снова.

Ушедшему.

Что же, насмешник, оставивший суть — лицо,
Плоское, будто вылизанное ветром,
Дань небывалой тщетности — километры,
Ради ландшафта свернутые в кольцо.

Чем провинилась? Подлеток, да без крыла,
В самом начале чуть задержалась только.
Мига хватило. Спираль серпантина — полька,
Если не ради страсти, то для тепла:

Пей и вальсируй, смейся и падай. Рай,
Свет ли, огонь ли нам предрекли в начале,
Самонадеянно, если б мы только знали,
Что кукловод бесстрастен. Январь и май

Стали концом и началом, как у иглы
Ушко и острие, только оба колки.
Мы ж, полюса друг для друга, лучей осколки —
Грешное притяженье кромешной мглы.

Поэтам. Поэзии.

Останься дома, выпей молока—
Хруст белоснежный раздражает уши
На улице. И пусть поёт река
Поэзии. Тони и плачь, но слушай.

Задёрни шторы — ни единый луч
Не должен видеть твоего разлада
С реальностью: мир радостно-кипуч,
В отличие от внутреннего ада.

Пиши и правь, подуй на пальцы, правь —
Текст не простит пустот и червоточин —
Пиши и правь. Где не добраться вплавь,
Воздвигни мост, и пусть он будет прочен.

Мороз не вечен. Движется тепло
Невидимым сторонником живого,
Чтоб вслед за декабристом расцвело
Святое время искреннего слова.

Дом.

И как ни смейся с фотографий, как ни плачь —
Тебе удел твой стих и он же врач,
И он же воплощение покоя.
И дом, глазами пьющий небосвод,
Тебя — пушинку тополя — вберёт,
И наградит ванилью и мукой,
И вечер впустит сумрачной рекою.

Делов-то — шалость — посеребренным ключом
Звени, скрипи петлей — бедром, плечом
Вплывая в распахнувшиеся двери —
И сядь. И отступивший слушай гам,
Отдавшись бесконечным четвергам,
/В недели превратившимся теперь/,
Не притворяясь и не лицемеря.

Смешаться с пылью, оседлавшей сонный бриз,
Услышать лавр, вербену, барбарис,
Приправленные солнечным прибоем —
Как просто... раствориться в тишине,
Вновь стать никем с ничем наедине...
Но помни, объявив мирскому бой:
И смех, и плач уже вошли с тобою.

От берегов

Мы берегов побережёмся
И до поры,
Пока волной не обожжемся
Своей игры,

Пока рябина не зардеет
И бересклет,
По колее Гипербореи
Спугнем рассвет.

Доверив мысль бесшумным нитям
И бересте,
За берегиней следом выйдем
К своей мечте.

И пусть забрезжит прежде срока
Святой предел,
Стремленье душ — надежный кокон
Сплетенью тел.

Снег.

Зимой особенная тишь-
Все заметает снег.
Беззвучен город, ты молчишь,
И мир замедлил бег.

Все тихо-тихо, как во сне.
Захватывает дух:
Из облаков струится снег.
Уже не скажешь вслух,

Чтоб не разрушить грани сна:
«Взгляни, какая тишь...»
Возьмёшь бокал, нальёшь вина...
И нежно зазвучишь.

Буря

Гром разразится болотной выпью
И лязгом шахт —
И вот тогда-то с тобой мы выпьем
На брудершафт.

И окольцуем горячим дымом
Пейзаж в окне,
Пусть шпарит ливень из карабина
По нам. По мне

Такая буря: годам в миноре
Наперерез
Благословеньем святое море
Летит с небес.