Любовь и кровь
Андрей Воронцов о стихотворениях Дениса Соловьева
Стихотворения Дениса Соловьева – типичная любовная лирика. В общем-то, это тавтология – «любовная лирика» (найдите, как говорится, нелюбовную), но в данном случае термин оправдан, потому что у Д. Соловьева нет, по сути, никакой другой лирики, − пейзажной, скажем, философской или гражданской. Всепоглощающая любовь к женщине – вот что движет автором и его лирическим героем. И, если мы и встретим в этих стихах философские мотивы, то они прямо связаны с любовными переживаниями:
Нас дьявол проиграл или Господь сберёг.
Что тут же, в следующей же строфе, подтверждается финалом стихотворения:
Что заменить тебя никто не сможет мне.
Еще более определенно отношения лирического героя с Богом выражены в финале стихотворения «Кустурица»:
Я бы поверил в Господа отныне.
Ну, а если нет, то Господу, как я понимаю, придется потерпеть.
Растворенность в любовном чувстве требует сильных слов, и автор активно к ним прибегает: «полураспад», «палладий», «неизбывающая мука», «казнь», «боль», «меч центуриона» (отказ героини) и даже «абсцесс».
Ну, что ж, вот и Маяковский писал:
Вы думаете, это эмоциональная политическая лирика? Ничего подобного, это любовное стихотворение 1916 года, продиктованное исключительно чувством ревности, которое вызвали в авторе слова лирической героини о другом мужчине:
вино на ладони ночного столика».
И всё, понеслось! –
Можно, конечно, не согласиться с лирическим героем насчет «изнасилую» и «плюну», да и «око за око» выходит странное (может, лучше было бы разобраться с совратителем?), но очевидно одно: независимо от этической составляющей стихотворения, поэт употребляет не просто сильные, но и незатертые слова.
Д. Соловьев тоже к ним стремится, но в духе пресловутого «любовь − кровь». Взять хотя бы упомянутый «абсцесс» из стихотворения «Меч центуриона» («Ты мой абсцесс»). Однако не уверен, что автор точно представляет значение этого слова, а именно: «гнойное воспаление тканей с их расплавлением и образованием гнойной полости». Странный, согласитесь, образ по отношению к любимой женщине, пусть даже она и сказала герою «нет». Ведь фактически говорит любимой «в сердце своем»: «Ты гнойная полость!». А потом руки ей целует. И она ему.
Мы, писатели, работаем со словами, это наш главный инструмент, но мы не можем писать исключительно выражениями, что стихийно пришли нам в голову под влиянием эмоций, наша задача заключается еще и в отборе слов. С этим пока у Д. Соловьева слабовато. В стихотворении «Полураспад» читаем: «Мой близкий край последних стадий». Масло масленое какое-то получается: либо уж «близкий край», либо «последние стадии». Здесь же:
Застывшее на пол пути.
Ну, во-первых не «на пол пути», а «на полпути», а, во-вторых, если сердце на полпути «застыло», то человек уже умер. Ему уже не придется «срываться в такт из подреберья». Кстати, и «срываться в такт» − совершенный оксюморон. Такт есть упорядоченный ритм, как раз из него-то и срываются.
В стихотворении «Город-сад» читаем:
Мой нежный, утренний цветок.
Как я понял, «краешком наискосок» по сердцу героя должна пройтись лирическая героиня, но отчего же тогда она и «поранилась»? Это не описка, объект травмы подтвержден в следующей строфе: «Поранься острою разлукой».
Учитесь у классиков любовной лирики, что тут можно сказать! У Блока, например:
В сердце – острый французский каблук!
А вот еще, из этого же стихотворения Д. Соловьева:
Они, ведь, знают кто, когда.
Досконально про «кто, когда» даже ФСБ не всегда знает, а откуда же знать и́вам? Может быть, лишь в смысле: «мне сверху видно всё, ты так и знай»?
Стихотворение «Кустурица»:
А я Кустурица твоих желаний...
Сравнение лирического героя с Кустурицей более-менее понятно, а вот сравнение героини с кинотрофеем «Оскар» вызывает лишь вопросы. Даже наделив «Оскара» сознанием, мы не сможем допустить, что он «желает» Кустурицу или каких-нибудь других режиссеров, напротив, это они желают «Оскара», причем иные до беспамятства.
Вот только всё не подвернется случай.
Про «Титаник» − неплохо, а про выбор героев как-то размазано. Чего они выбрали-то? Да еще «давно»? Потерю «живучести»? Тогда сравнение с «Титаником» едва ли оправданно: он-то не ждал случая пойти на дно, его, можно сказать, никто и не спрашивал.
Из подборки Д. Соловьева ясно, что он еще делает в поэзии первые шаги (не в смысле количества написанного, а в смысле пройденного художественного расстояния). Предпосылки для того, чтобы писать хорошие стихи, у него есть. Например, некоторые его метафоры показались мне удачными: «Присев к плетню, как конокрад», или: «И провода роняют капли, как смс». Но только этого мало. Как писал уже упомянутый мною Маяковский:
словесной руды.
У Дениса Соловьева, на мой взгляд, пока не дошло до радия, он еще не разобрался со словесной рудой. Пожелаем ему успешных поисков, если он решит связать свою жизнь с поэзией!
Андрей Воронцов: личная страница.
Соловьёв Денис Александрович родился в Праге, в семье военнослужащего, в 1975 году. Среднюю школу окончил в Белоруссии. После прохождения военной службы переехал в Краснодарский край. Образование высшее. Свои первые стихотворения пробует писать в юном возрасте в качестве автора текстов музыкального коллектива «ЦТ», одним из членов которого являлся известный шоумен, резидент Comedy Club, Вадим Павлович Галыгин. Долгое время поэзия для Дениса Александровича являлась лишь увлечением. Однако, в 2022 году он выпустил книгу под названием «Мальвине» (ISBN 978-5-6047358-3-1). Данное произведение – история о любви двух людей, жизни которых давно устоялись, и обстоятельства не позволяют им быть вместе, они вынуждены расстаться, но память не отпускает. Поскольку книга имеет определённую сюжетную линию, произведения имеют чётко выраженную лирическую направленность.
Израненный сентябрь, так ждёт твоей руки,
А я стою за ним и листья не живые,
Срываются с небес, спеша под молотки.
Ты где-то далеко, я глаз твоих не вижу,
Наверно пьешь вино и куришь, и молчишь.
Ах, если б знала ты, как сильно ненавижу,
Разлуку, что живёт в пустотах наших крыш.
И вновь пишу тебе, чуть шевеля губами,
Читая наизусть и помня каждый слог,
Так видно по судьбе ведь мы не знаем сами,
Нас дьявол проиграл или Господь сберёг.
Качается туман на полусонных сваях,
Кончается вино в бокале на окне,
А я смотрю наверх, так ясно понимая,
Что заменить тебя никто не сможет мне.
Едва коснулся вешних рек.
Мой близкий край последних стадий,
Необходимый человек.
Мне нечем без тебя согреться
И просто некуда идти,
Болит измученное сердце,
Застывшее на пол пути.
Срываясь в такт, из подреберья,
Душа пытается лететь,
А вечер топчется за дверью
И так боится умереть.
Весь мир тобою наполняя,
Боль повторяется опять,
Как жаль, что я один не знаю,
Как мне тебя не потерять.
Хоть краешком наискосок,
Пройди по сердцу и поранься,
Мой нежный, утренний цветок.
Поранься острою разлукой,
Что каждый вечер душу рвёт,
Неизбывающая мука
И мыслей бешеный полёт.
Я жду тебя, ветра крепчают,
И с мачты вниз зовёт вода,
И ивы головой качают,
Они, ведь, знают кто, когда.
И не могу просить, я болен,
Безумен, выпит, обречён
И перед казнью так спокоен,
Поскольку, рук твоих лишён.
Мне всё равно, что завтра будет,
Мне даже патока горька,
Пусть время эту боль остудит,
Ударив в грудь наверняка.
Вновь жду тебя завороженно,
Присев к плетню, как конокрад
И губы вторят обречённо:
«Мой город-сад, мой город-сад»...
Твоё незыблимое - «нет» -
Подножка первого вагона,
С перрона свет.
И провода роняют капли,
Как смс,
Похолодало всё так внезапно,
Ты мой абсцесс.
Моя смертельная, навылет,
Но я так рад,
Что мы успели, что мы любили,
Наш город сад.
И нам, конечно, не девятнадцать,
Не заживёт.
Сигнал зелёный, пора прощаться,
А нас трясёт.
И мы целуем друг другу руки,
Спасибо, Бог,
Что познакомил в краю разлуки,
Жаль – не сберёг.
Что это счастье нам подарило
Такие сны,
Пора прощаться... Я из вагона,
Ты из весны.
Моей единственной дорогой к счастью.
Навек принадлежу одной тебе,
Такой родной и самой настоящей.
Ты Оскар, гениальное кино,
А я Кустурица твоих желаний,
Как жаль, что мы глядим в одно окно,
Под разными углами колебаний.
Ты с этой стороны, а я с другой,
Порой во сне боясь проговориться,
К друг другу прикасаемся душой,
Так осторожно двигая границы...
Задрав корму, Титаник шёл на дно,
Уже не беспокоясь за живучесть,
И, кажется, мы выбрали давно,
Вот только всё не подвернется случай.
Мне в осени так мало теплоты
И рассыпаясь искрами камина,
Ах, если бы под плед скользнула ты...
Я бы поверил в Господа отныне.