Литературное исследование образа современного писателя. Часть 1

28.01.2022 12 мин. чтения
Савченкова Екатерина
Pechorin.net представляет литературное исследование образа современного писателя, подготовленное журналистом Екатериной Савченковой. На вопросы о писательстве и литературе отвечали известные российские писатели и поэты. Перед вами – их секреты, достижения, взгляды. В первой части обзора-интервью публикуются ответы: Алексея Колобродова, Олега Демидова, Романа Сорокина, Игоря Малышева, Бранимира (Александра Паршикова).

«Для меня как журналиста – это в том числе исследование, поэтому форма интервью суха и «скелетна». Это такой творческий «экстракт» от авторов среза времени 20-х годов. Один из собеседников – рок-бард Бранимир, образно говорит, что его стихи – «променад по просторам родной бездны», разрешите мне это определение отнести и к ответам всех моих героев», – рассказывает о своем исследовании Екатерина Савченкова. 

Вторую часть литературного исследования можно прочитать здесь. На вопросы второй части отвечали: Вадим Левенталь, Василий Авченко, Матвей Раздельный, Алексей Небыков.



Алексей Колобродов – издатель и совладелец информационного холдинга «Медиа – группа «ОМ»», куратор организации «Есенин-центр» и руководитель «Мастерской Захара Прилепина» для молодых литераторов и журналистов и нескольких других проектов. Колумнист изданий «Газета Культура», «Взгляд. Деловая газета», «Сноб», «Лайф», RT, «Рен-ТВ», «Ваши новости» и др. Печатался во многих федеральных и региональных изданиях, в том числе «Коммерсантъ», «Свободная пресса», «Московский комсомолец», «Новая газета», «Новый мир», «Знамя», «Дружба народов», «Русский журнал» и др. Лауреат журналистской премии им. Артема Боровика и премии газеты «Литературная Россия». Финалист литературной премии имени А.М. Горького. Автор книг прозы и нон-фикшн: «Алюминиевый Голливуд» (2009), «Культурный герой» (2012), «Захар» (2015), «Здравые смыслы» (2016), «Вежливый герой. Путин, революции, литература» (2018, лонг-лист премии «Национальный бестселлер»), «Об Солженицына» (2020). Член Российского Художественного Союза.

Публикации в Журнальном зале.

Книги в интернет-магазине Лабиринт.

– Очень интересно, когда и как вы приняли решение стать писателем? Вы помните этот момент? Или период? Что или кто повлиял на это?

– Тот случай, когда самоаттестация мало что решает. Всегда этот статус казался недосягаемым. Я до сих пор вздрагиваю, когда меня именуют «писателем». Но, видимо, делают это не из желания польстить – объективно есть количество написанных книг, сотни публикаций и выступлений, словом, внутренне я согласился, хотя честное «литератор» (Ленин так себя определял), мне по-прежнему ближе.

Решения не было, было понимание, что если чем-то и займусь в «главной жизни», то только литературой – в широком смысле, и случилось это страшно давно, кажется, в ранней юности. Повлияли даже не книги (я тогда немного читал, больше слушал), а само протекание вокруг провинциальной реальности, с ее людьми и пейзажами, мне всё это казалось уникальным – не столько в социальном, сколько в элегическом смысле: такого больше нигде не будет, и надо спешить зафиксировать. Дальше я, по известной русской литературной традиции, окунулся в эту жизнь еще глубже, и если относительно уникальности ошибался, то с лирическим ощущением угадал.

– Какие темы и проблематика вам более всего близки? Есть формула, какое процентное соотношение культуры, религии, политики, любви и прочего должно быть в тексте?

– Тут необходимо оговориться, что я литератор – но при том не художник. Да, получается иногда проза (преимущественно, малая), но не она составила мне какое-никакое литературное имя. Большинство моих работ – нон-фикшн, эссеистика, на стыке политики, истории, литературной критики. Много лет меня по-настоящему интересуют два явления: язык и власть. Политика, как способ обретения и осуществления власти, и литература, как главная форма языковой коммуникации. Сюжеты власти определяются образами литературы; взаимовлияние бесспорно. Однако осуществляется оно в логике стихийной, но строгой: «прилив – отлив». История, особенно российская, знает периоды, как вялотекущего взаимодействия, так и время необычной его интенсивности. Здесь и масштабный сюжет «Поэт и Царь», и еще более масштабный – о том, как тексты писателей определяют движение истории. В России это особенно заметно.

Формул и процентной нормы, на мой взгляд, в литературе нет. Но вы правы, что присутствие религии (я бы сказал, метафизического чувства) и любви – скорее, необходимы, остальное – факультативно.

– Кто из классиков определил ваши взгляды и почему? Кто близок из современников?

– Ну, тут долгий и, наверное, излишний разговор. Я уже в том возрасте, когда о влияниях говорить не столько инфантильно, сколько неправильно – сознание работает по иным принципам и механизмам. Что до современников, близость человеческую, дружескую, я в силу тех же соображений, ставлю выше литературной и даже мировоззренческой. К тому же, они часто пересекаются.

– Кто ваш любимый герой или герои?

– Из тех, о ком я писал и пишу – Эдуард Лимонов, Василий Шукшин, Владимир Путин, Захар Прилепин, Андрей Рубанов, Михаил Елизаров, Рич, есть и другие – тут не столько «любовь», сколько прорастание персонажей в тебя, овладение какой-то частью твоего сознания.

– Как вы выстраиваете свой «путь» в литературе? Что нужно обходить стороной и к чему двигаться?

– Раньше как-то об этом не задумывался, всё шло естественным путем, но, собственно, и результат далеко не выдающийся. Но и рефлексировать задним числом не желаю. Всё индивидуально. Не знаю, нужно ли на старте определяться со стратегией (есть риск, что кроме стратегии, ничего не выйдет), но круг талантливых товарищей по ремеслу на этом пути необходим. Не из партийных и мафиозных, а, скорее, воспитательных и соревновательных соображений.

– Ваше мнение о погоне за лайками и просмотрами в сетях? Ведь их количество не всегда означает качество материала. Нужно ли адаптировать сложные тексты под массовую культуру? Или искать своего читателя?

– Где литература, а где лайки. Разные реальности. Если есть установка на массу, забудь о литературе, она про другое. Читай рэп, делай видосы. Тоже, впрочем, никакой гарантии успеха.

– Что для вас самое классное при написании текстов?

– Когда в процессе ловишь и развиваешь оригинальную мысль, находишь яркий парадокс, сознаешь собственную правоту.

– Что больше всего вдохновляет, не связанное с работой?

– Сама жизнь, ощущение ее полноты и конечности. Внутренние диалоги с живущими и жившими.

– Что будет после постмодернизма, ваша версия?

– В России с постмодерном получилось по-особому. Одно направление – сначала забавное, потом всё более унылое хохмачество по адресу самоубившейся Советской власти (Дмитрий А. Пригов, Владимир Сорокин, ранний Виктор Пелевин и сонм куда более мелких фигур; давно схлопнулось, ну а сколько можно). Второе – угрюмый, без ужимок и кривлянья, имперский, более конструктивный, чем деконструкторский, постмодерн по инструментарию («Господин Гексоген» Александра Проханова, романы Михаила Елизарова, из свежего – «Уран» Ольги Погодиной-Кузминой и «Высшая каста» Ивана Миронова). Альтернатива, впрочем, вечная и уже работающая: большие фабульные вещи, с чётким чертежом времени и пространства (пусть иногда условного), проектным отношением к стилистике, многообразием бэкграундов и взаимоотношений, с установкой на понимание эпохи через искусство стройки и шитья характеров. Многократно похороненный русский роман воспрял и развернулся, жанровости перестали стесняться, беллетристика обрела архитектуру и композицию, массу свежих типажей, полифонию идей. Примеров много, своеобразным символом возрождения жанра стали романы «Чёртово колесо» Михаила Гиголашвили, прилепинская «Обитель», есть писатели, состоявшиеся только благодаря этой тенденции – Евгений Водолазкин, Гузель Яхина.

– Если бы была возможность переписать финал какого-то известного произведения, то куда бы вы вмешались и почему?

– Мне симпатичен ревизионизм как явление, но в качестве практика не рискнул бы на редактуру Творца и творцов. Вот подробный комментарий со сценариями и вариативностью – это ближе.


Олег Демидов – поэт, критик, литературовед. Составитель нескольких книг и собраний сочинений Анатолия Мариенгофа, Ивана Грузинова и Эдуарда Лимонова. Победитель V фестиваля университетской поэзии (2012). Дипломант премии им. Н.В. Гоголя (2019). Автор трёх поэтических сборников – «Белендрясы» (2013), «Акафисты» (2018) и «Арутаретил» (2021); и двух биографических книг «Анатолий Мариенгоф: Первый денди Страны Советов» (2019) и «Леонид Губанов: Нормальный как яблоко» (2022). Печатался в журналах «Homo Legens», «Звезда», «Волга», «Юность» «Октябрь» и «Новый мир», а также на порталах «Свободная пресса», «Перемены», «Сетевая словесность», «Rara Avis: открытая критика» и «Textura». Работает преподавателем словесности в Лицее НИУ ВШЭ и куратором в «Литературной мастерской Захара Прилепина».

Телеграм-канал Олега Демидова.

Книги в интернет-магазине Лабиринт.

– Очень интересно, когда и как вы приняли решение стать писателем? Вы помните этот момент? Или период? Что или кто повлиял на это?

– Я не уверен, что можно взять и принять решение. Это как-то по-другому случается. Наверное, первый импульс – найденная в маминых вещах старая открытка. Там ей кто-то признавался в любви – в стихах! По-детски, неровно, даже плохо, но в стихах! И я подумал: «И сколько же мать хранит эту ерунду! Значит, стишки производят такое сильное впечатление на девочек – с ума сойти!». Дальше судьба как-то сама складывалась: непоступление в Плехановку, поступление на Филологический факультет, девочки, походы, пьянки – и стихи сами пошли. Сначала, конечно, никчёмные, но по мере чтения, учёбы и наблюдения за текущим литературным процессом что-то начало получаться.

– Какие темы и проблематика вам более всего близки? Есть формула, какое процентное соотношение культуры, религии, политики, любви и прочего должно быть в тексте?

– Можно, конечно, высчитать на калькуляторе, что и в каких пропорциях должно быть в тексте, – и даже получить за это премию (некоторые сейчас так и работают: держат нос по ветру культурной западной повестки). Но это же не творчество. Это искусственная поделка. Хорошо, мило, но... изначально мертво.

Что касается тематики и проблематики, то меня интересует человек, его жизнь во всех её проявлениях, его гений, его страсти и страстишки. Поэтому, наверное, в литературоведении ориентируюсь в первую очередь на биографический метод. А в стишках – на чуть иное, быть может, эмоциональное осмысление человеческой жизни.

Вот подготовили с Алексеем Колобродовым и Захаром Прилепиным четырёхтомное собрание стихотворений Эдуарда Лимонова. Я пока искал тексты, а после комментировал их, заметил, что лирический герой Эдуарда Вениаминовича начиная с ранних текстов и заканчивая поздними стоит у окна и любуется жизнью снаружи. Наверное, десяток таких текстов. И все называются более-менее однотипно: «У окна», «Из окна» и т.п. Любопытная же деталь! Об этом можно написать эссе или научную статью, а у меня почему-то получились стишки. Но со временем, может, дойду и до нормальной научной статьи.

– Кто из классиков определил ваши взгляды и почему? Кто близок из современников?

– Как и всякому человеку, имеющему отношение к рязанской земле, мне с детства привили любовь к Есенину. Сколько себя помню, он всегда со мной. Я сдавал с ним экзамены в институт, выпускные госэкзамены и экзамены в аспирантуру. Так получилось. А в институте, когда началась профдеформация, я подсел на Мариенгофа. Естественно, благодаря другому рязанцу – Захару Прилепину. Прочитал у него эссе «Великолепный Мариенгоф» – и это перевернуло всю жизнь. Буквально. Собрано по крупицам собрание сочинений Мариенгофа (и будет, надеюсь, ещё перевыпущено в скором времени – в отредактированном и расширенном формате). Создана его биография. Написаны десятки статей об имажинистах.

Да, собственно, сам Захар и Алексей не могут не влиять. Один – человек-оркестр, второй – лучший компаративист и человек, кхм, дела (смотрю периодически на Колобродова и учусь, как надо вести дела). Лимонов, о котором уже говорил. Завораживают его эстетика, его здоровые цинизм и эгоцентризм. И в каждом названном имени – как-то хитросплетены взгляды на жизни и творчество. У всех потихоньку что-то перенимаю.

– Кто ваш любимый герой или герои?

– В художественной литературе точно никого нет. Но ведь весь мир – текст, правильно? И соответственно, можно говорить о простых и не очень простых людях. В этом плане мне любопытен Лимонов, который выстраивал свою жизнь как приключенческий роман: покорение Москвы, эмиграция, Нью-Йорк, Париж, войны девяностых годов, попытка захватить земли северного Казахстана, оппозиционная деятельность, аятолльство, жёны-красавицы. Не даром книга Эммануэля Каррера о Лимонове как о персонаже стала супербестселлером в Европе. Такой человек, казалось бы, невозможен, а он есть. Назло всем и вся.

Точно также любопытны персонажи моих литературоведческих штудий: Анатолий Мариенгоф, Леонид Губанов, Исаак Бабель, Вадим Шершеневич. Каждый цепляет чем-то своим.

А нет – вспомнил художественного персонажа! Это лирические герои стихов Андрея Добрынина и Константэна Григорьева – толстяки-весельчаки, сексисты, аморальщики, философы, грубияны, поэты и, наконец, гусары, которых заставляют молчать, а они не могут сдержать наплыв шуток – всё, что я люблю.

– Как вы выстраиваете свой «путь» в литературе? Что нужно обходить стороной и к чему двигаться?

– Когда ты входишь в литературный процесс, тебе трудно самому выстраивать свой «путь». Здесь уже давно сложились определённые лагеря и институции. Быть на короткой ноге со всеми – невозможно. Считанным единицам удаётся это (но эти люди, при всём уважении к ним и их талантам, мне менее всего интересны). Надо рано или поздно определяться, с кем ты.

Я уже в институте попал в чудесную литературную компанию: литературоведы Михаил Павловец, Илья Кукулин, Юрий Орлицкий, Татьяна Касаткина, Ольга Ладохина и Элеонора Шафранская, критик Евгения Вежлян, диалектолог Ольга Ровнова; они приводили к нам на пары Андрея Аствацатурова, Данилу Давыдова, Владимира Тучкова, Игоря Жукова и многих других. Был при институте «Литературный салон на Самотёке»... Но случился 2014 год – и общего языка практически не осталось. Мой научный руководитель открестилась от меня. Аспирантура не окончена (и Бог с ней). С кем-то мы общаемся, но каждый раз им приходится переходить через собственные убеждения: «Ватник, хунвейбин, путинист, подприлепинец, а ведь был когда-то умным парнем...» – это я практически цитирую.

Научный руководитель в том же 2014 году мне сказала: «Запомните, Демидов, когда вы придёте меня расстреливать, я буду идти свободная и с гордо поднятой головой!». Божечки, подумал я, ну какие расстрелы? Максимум ссылка в Сибирь или, если хотите, выдворение из страны! Шучу. Ничего не будет и представить такое невозможно.

Это скорее я, если к власти придёт условный Навальный, полечу со всех работ, перестану печататься (да я и сейчас практически не печатаюсь), и не возьмут меня никуда – даже дворником.

А обойти стороной все эти хитросплетения – невозможно. По крайней мере, я не знаю как.

– Ваше мнение о погоне за лайками и просмотрами в сетях? Ведь их количество не всегда означает качество материала. Нужно ли адаптировать сложные тексты под массовую культуру? Или искать своего читателя?

– Ты сама в вопросе уже всё проговорила. Лайки и просмотры – суета. Адаптация – игра на понижение и разрушение. В новогодние праздники сходили с женой в кино на «Человека-паука». Два с половиной часа – патоки. Всё потому, что фильм изначально делался на подростковую аудиторию. Вообще работа на аудиторию – губительна. А тут ещё преклонение перед подростками (сейчас вообще весь мир под их хотелки заточен). Упрощение и даже дебилизация. Настоящее искусство начинается с отметки 18+. Это не обязательно секс, насилие и прочее, но жизнь – во всём своём разнообразии. Уберите из «Преступления и наказания» педофилию Свидригайлова и сцену убийства старухи-процентщицы, из «Тихого Дона» – коллективное изнасилование, из «Одесских рассказов» – толпы проституток и налётчиков, что получится? Хорошо, если красивые, благообразные тексты. Полируй их и ставь в музей или сдавай в архив. Пусть они там пылятся. А чаще всего из такой кастрации получаются нежизнеспособные монстры.

Что касается своего читателя, то я не понимаю, как это работает. Я написал биографию Анатолия Мариенгофа. Она вышла спустя пять лет. В 2019 году. Её, как мне показалось, не прочитали. Прокатили мимо всех премий. (Ну, подприлепинец – что с него взять? Разве можно с ним иметь дело?) А тут сидели в одной бурятском ресторане в центре Москвы с коллегами, с которыми летали во Владивосток на фестиваль «ЛиТР» («Литература Тихоокеанской России»). Выпили, закусили, ещё раз выпили – выходим покурить. А на пороге меня спрашивает молодой человек: «Это Вы Олег Демидов?». Я немного ошарашенный говорю: «Да, я». Молодой человек говорит: «Я прочитал биографию Мариенгофа, очень крутая книга, собираюсь ставить спектакль по «Циникам»...». Вот кто бы мог себе такое представить? Там, в ресторане, собрались писатели первого ряда, те, без кого современный литературный ландшафт невозможно представить, а подходят – к какому-то литературоведу. Чудо же! Вот откуда такой читатель взялся? Для меня – загадка.

– Что для вас самое классное при написании текстов?

– Процесс их написания, наверное. Их редактуры. Их публикации, а после отдельной жизни.

– Ваши личные инсайты в творчестве – про форму, содержание или иное?

– Форма и содержание могут быть любыми. Главное, чтобы читатель не уснул или не отложил книгу.

– Что больше всего вдохновляет, не связанное с работой?

– Жена, дети, хорошая музыка, футбол, поездки в иные города (открыл для себя Владивосток – и теперь болен этим городом), прогулки по Москве, рязанский Брыкин Бор, умная беседа за кружечкой крафтового пива.

– Что будет после постмодернизма, ваша версия?

Жизнь.

Я бы не ставил такого вопроса. Что было после модернизма? Соцреализм, разные явления неподцензурной культуры, постмодернизм, новый реализм, новый традиционализм, наконец, новый модернизм и Бог знает, что ещё. Постмодернизм никуда не денется. И модернизм никуда не денется. И реализм.

Говорят о метамодернизме, но это всё – ересь, мягко говоря.

Главное – хороший текст. Остальное – суета.

– Если бы была возможность переписать финал какого-то известного произведения, то куда бы вы вмешались и почему?

– Меня в своё время очень выбесило окончание романа «Патриот» Андрея Рубанова. Главный герой Сергей Знаев – предпринимать, чёткий мужик, рубака-парень (sic!), сама энергия! А писатель топит в море. Просто избавляется от крутого персонажа – и всё. Но со временем я понял, что так и должно быть. Определённый кризис, в который погрузилась страна после 2014 года, работает именно на такой финал. И ничего другого Сергея Знаева ждать не могло. Только случайная, но вместе с тем закономерная смерть.

Понимаешь, хорошие тексты заканчиваются так, как надо. Плохие – по-разному. Но ты же не захочешь править их или вообще иметь дело с ними?


Роман Сорокин – поэт и драматург. Служил актёром в московском театре драмы и комедии на Таганке. Автор пьесы «Весёлое сердце», текстов песен и интермедий, звучащих в театрах Москвы. Артист Московского театра поэтов под руководством Влада Маленко. Победитель нескольких литературных конкурсов. Лауреат пятого всероссийского фестиваля молодой поэзии имени Леонида Филатова «Филатов Фест». Финалист телепроекта «Вечерние стихи». Публиковался в журнале «Юность» и другой периодике. Автор книг «Весна на вырост» и «Облака попкорна» (2021). Работает в московском музее Сергея Есенина, а также является исполнительным продюсером крупнейшего всероссийского фестиваля молодой поэзии имени Леонида Филатова «Филатов Фест».

Страница во ВКонтакте.

Книги в интернет-магазине Лабиринт.

– Очень интересно, когда и как вы приняли решение стать писателем? Вы помните этот момент? Или период? Что или кто повлиял на это?

– Почти все прошли через детский и юношеский зуд сочинительства. Я в этом смысле не исключение. Первый раз моё графоманство проявилось в школе, затем продолжилось в первые годы студенчества, но по мере взросления и приобщения великих тайн классической литературы естественным образом пропало. Хорошая литература – лучшее лекарство от графомании. Где-то к 27 годам эта штука опять напала на меня, но я стал более осторожен и разборчив. Могу сказать, что моё осознанное и серьёзное отношение к собственным сочинениям проявило себя лет пять назад. Когда у меня набралось какое-то количество приличных текстов, я осмелился отправить заявку на всероссийский фестиваль молодой поэзии имени Леонида Филатова «Филатов Фест». А когда попал в лонг-лист и пришёл на очный тур, для меня стало ясно, что я поторопился и ещё не готов к конкурсам такого масштаба. В 2018 году по просьбе моего друга, режиссёра театра Армена Джигарханяна Андрея Крупника, я написал пьесу в стихах. Получилась удачная постановка, спектакль хорошо приняли зрители, а я обрёл авторскую уверенность и (через четыре года после первой попытки) снова подал заявку на «Филатов Фест», стал его лауреатом и артистом Московского театра поэтов под руководством Влада Маленко.

– Какие темы и проблематика вам более всего близки? Есть формула, какое процентное соотношение культуры, религии, политики, любви и прочего должно быть в тексте?

– Скажу вот такую вещь: если бы у творчества существовала своя e=mc2, то не было бы и никакого творчества. Для меня поэзия – это большая тайна, волшебство, загадка. Может быть, в литературе и существует какая-то формула, дающая возможность сделать художественное произведение, но у меня нет профессионального образования в этой сфере. Поэтому для меня всё это из разряда чудесных вещей.

– Кто из классиков определил ваши взгляды и почему? Кто близок из современников?

– На меня повлияли и продолжают влиять абсолютно все авторы, которых я прочёл или читаю в данный момент. Никогда не скрывал, что мой главный источник вдохновения – это чужое творчество. У меня много интертекста, и если вглядеться, можно увидеть, кого я читал в момент написания конкретного текста. Меня одинаково восхищают Пастернак и Мандельштам, Ахматова и Цветаева, Есенин и Ходасевич, Бродский и Кушнер. В этом смысле я всеядный. Из современников я люблю своих друзей, по счастью, они – большие поэты. Это Влад Маленко, Саша Антипов, Сева Волоколамский и многие другие из нашего цеха театра поэтов. Из старшего поколения мне понятны поэты группы «Московское время».

– Как вы выстраиваете свой «путь» в литературе? Что нужно обходить стороной и к чему двигаться?

– Было бы слишком смело сказать, что у меня есть какой-то путь в литературе. Я ещё ничего не прошёл, кроме пары литературных конкурсов и фестивалей. Один сборник стихов на сто страниц – это ещё не путь, а скорее, самое начало пути. Я много времени и сил отдал театру: учился в двух институтах, работал в разных театрах, ездил по стране с детскими спектаклями и т.д. В это время я ничего не писал – было не до этого. Благодаря Владу Маленко я могу сказать, что теперь у меня есть возможность начать свой литературный путь. За это большое спасибо «Филатов Фесту», Московскому театру поэтов и, главным образом, самому Владу!

– Ваше мнение о погоне за лайками и просмотрами в сетях? Ведь их количество не всегда означает качество материала. Нужно ли адаптировать сложные тексты под массовую культуру? Или искать своего читателя?

– Думаю, крайне важно найти своего читателя! Писатель не тот, кто пишет, а тот, кого читают. И если соцсети дают эту возможность, то почему бы ей не воспользоваться? Поэзия никогда не была массовой культурой и никогда ей не станет. Это надо понимать. Сложные вещи не могут быть популярными по определению, но своя аудитория должна быть у каждого автора. И очень хорошо, если она чуть больше, чем семья и друзья.

– Что для вас самое классное при написании текстов?

– Сам процесс. Я часто удаляю написанные стихи. Напишу стишок, отправлю Севе Волоколамскому, он напишет «фигня, ты можешь лучше», и стишок безвозвратно удалён. Но процесс созидания и созерцания творческого акта остался.

– Ваши личные инсайты в творчестве – про форму, содержание или иное?

– Я верю во вдохновение, как в рабочий момент. Бывают дни, когда пишется сильно лучше, и всё удаётся, а бывает, что не идёт совсем. Я могу за полгода не написать ни строчки, а потом за неделю выдать сразу несколько стихотворений, но вдохновение ли это? Не знаю. Возможно поэтому я люблю заказы. Заказ дисциплинирует, набивает руку, укрепляет ремесло. А вдохновить на процесс может всё что угодно. Меня очень сильно расстраивает когда что-то не получается. Вот звонят мне из театра, предлагают написать тексты к будущей постановке, я соглашаюсь и в процессе работы понимаю, что ничего не выходит. Это ужасное чувство! Кажется, тебе все карты в руки, есть возможность стать востребованным, но вдруг не хватает таланта... А где-то сидит талантливый невостребованный автор, который справился бы с поставленной задачей лучше, чем ты. Но ему не звонят.

– Что будет после постмодернизма, ваша версия?

– Время покажет. Я не очень разбираюсь во всех этих течениях и направлениях. Я одного не люблю – когда автор предстаёт в своих произведениях неким мудрецом жизни, который до всего дошёл и тебе сейчас расскажет, как нужно жить. Такое, кстати, часто бывает с театральными режиссёрами и педагогами. Это отталкивает. Мне ближе рефлексирующие люди. Думаю, что и жанры – это тоже весьма условная вещь. Главное чтобы вещество поэзии оставалось.

– Если бы была возможность переписать финал какого-то известного произведения, то куда бы вы вмешались и почему?

– Могу вмешиваться только в свои произведения, но совершенству нет предела. Важно вовремя поставить точку.


Игорь Малышев – прозаик, поэт, музыкант, инженер. Публиковался в журналах «Москва», «Роман-газета», «Новый мир», «Юность», «Дружба народов». Автор книг «Лис» (2001), «Дом» (2008), «Номах. Искры большого пожара» (2017), «Маяк» (2018), «Сланские были и небылицы» (2018), «Театральная сказка» (2021), прозаического переложения «Песни о Нибелунгах» (2021) и др. Финалист литературных премий «Ясная поляна», «Большая книга», «Русский Букер». Лидер музыкальной группы «Лес».

Страница во ВКонтакте.

Книги в интернет-магазине Лабиринт.

– Очень интересно, когда и как вы приняли решение стать писателем? Вы помните этот момент? Или период? Что или кто повлиял на это?

– Тут, наверное, правильнее будет сказать не «принял решение стать писателем», а «начал писать». И, кстати, истории, про то, как я начал писать стихи и прозу совершенно разные. Стихи стали образовываться сами собой, без какой либо причины ещё в детском саду, и некоторые я помню до сих пор. А вот прозой я занялся лет в двадцать пять оттого, что не мог найти книгу, которую хотел бы прочесть. При этом она более-менее оформилась у меня в голове, что там должно быть, какие герои, атмосфера. Поскольку на прилавках я не смог найти ничего подобного, то взял и написал свою. Она называлась «Лис» и вышла в журнале «Москва» в 2001 году.

– Какие темы и проблематика вам более всего близки?

– Сложно выделить какую-то одну тему, которая бы меня привлекала. У меня есть книга о мальчике XIX века («Дом»), о Гражданской войне в России начала XX века («Номах»), о театре («Театральная сказка»), есть художественная книга, написанная на материале германского эпоса «Песнь о нибелунгах» («Торфяной человечек или Повесть о нибелунгах»)... Но если всё же попытаться найти тему, к которой я более-менее регулярно обращаюсь, то это человек и природа. Мне достаточно близко языческое восприятие мира. Попадая в лес, я чувствую, что он гораздо больше, чем просто скопление деревьев, населённое некоей фауной, озеро – не просто объём воды с рыбами и тритонами. У каждого из них, у каждого леска, каждого озера, каждой реки, есть некий второй план, нечто невидимое, живое и крайне интересное.

– Есть формула, какое процентное соотношение культуры, религии, политики, любви и прочего должно быть в тексте?

– Я не очень люблю тексты, которые можно однозначно отнести к политическим, религиозным и т.д. Книга должна быть многогранной, и чем больше граней, тем лучше. В хорошей книге, как в жизни, должно быть всё: и любовь, и ненависть, и политика, и религия, и психология... Соотношение ингредиентов исключительно на вкус автора, но хорошо бы, чтоб читатель не отравился.

– Кто из классиков определил ваши взгляды и почему? Кто близок из современников?

– Из классиков больше всего люблю Достоевского, Гоголя, Чехова, Тургенева, Бунина, Шолохова, Бабеля, деревенщиков – Абрамова, Белова, Астафьева, Шукшина... Люблю латиноамериканцев – Маркеса, Борхеса, Кортасара. Из современных писателей нравятся Захар Прилепин, Сергей Шаргунов, Виктор Пелевин, Павел Крусанов, Анна Матвеева, Даниэль Орлов, Евгений Чижов. Ещё я большой поклонник драматургии Дмитрия Данилова. Здесь далеко не полный список, наверняка кого-то незаслуженно забыл.

Это что касается прозы. В поэзии любимые авторы – Есенин, Хлебников, Маяковский, Багрицкий, Павел Васильев. В общем, революционная часть Серебряного века. Бродский нравится, Рыжий. Если брать современных поэтов, то стараюсь не пропускать стихов Анны Долгаревой, Дмитрия Мельникова, Александра Кабанова.

– Кто ваш любимый герой или герои?

– Люблю героев Гоголя, Достоевского, Чехова, Шолохова. Это великие мастера в части создания характеров. А что касается героев моих книг и стихов, то, слышал, лучше всего мне удаются домовые, водяные, лешие и прочие мистические сущности.

– Как вы выстраиваете свой «путь» в литературе? Что нужно обходить стороной и к чему двигаться?

– Выстроить продуманный путь у меня не получается. Скорее, это похоже на хаотичные метания: от детской прозы к взрослой, оттуда к драматургии, потом к поэзии, потом снова к прозе... Нет, это похоже на что угодно, только не на выстроенный путь. Я часто задаю себе вопрос, а не распыляюсь ли я, занимаясь сразу и литературой, и музыкой, и атомной энергетикой? Поэтому единственный совет, который я могу дать в этом смысле – не делать, как я. Это шутка. Почти.

Опыт показывает, в литературе лучше пробиваться «бандой». Как имажинисты, футуристы, или более близкие нам по времени объединения «иркутская стенка», СМОГ, ОСУМБЕЗ и другие. Сторониться ли объединений или тянуться к ним, каждый, конечно, должен решать для себя сам, исходя из характера и темперамента. Но общеизвестно, что для таланта очень важна питательная среда, общение, обмен идеями и т.д.

Чего совершенно точно нужно сторониться в творчестве, так это шаблонности, стандартных фраз, рифм, сюжетов. И никогда не пишите о том, что вам не интересно. Пусть даже это модно, хайпово и прибыльно.

– Ваше мнение о погоне за лайками и просмотрами в сетях? Ведь их количество не всегда означает качество материала. Нужно ли адаптировать сложные тексты под массовую культуру? Или искать своего читателя?

– Не нужно ни на кого ориентироваться. Пишите так, чтобы нравилось, в первую очередь, вам. Потому что, если вещь получится, будет хотя бы один человек, которому она нравится. А если станете оглядываться на каждое мнение, «ловить волну», стараться быть актуальным, не факт, что ваше произведение понравится даже одному человеку.

– Что для вас самое классное при написании текстов?

– Когда текст «идёт» и, что называется, «пишет сам себя». Когда персонажи начинают жить своей жизнью и удивлять автора.

– Ваши личные инсайты в творчестве – про форму, содержание или иное?

Писать нужно только о том, что интересно. Впрочем, это я уже говорил. К написанному стоит возвращаться. Иногда через неделю, иногда через год. Может дать интересный эффект. Не стоит писать и редактировать одновременно. Текст должен «остыть», тогда можно с холодной головой браться за редактуру. Любая книга должна «вызреть». Опасно, как начинать писать её до «созревания», так и после того, как она «перезрела». Всякой ягоде свой срок. Избегайте в тексте слов «был», «что». Причастия и деепричастия – это хорошо. Текст – это нерв. Нет нерва – нет текста. Ну, и так далее...

– Что больше всего вдохновляет, не связанное с работой?

Музыка, книги, фильмы, путешествия, странные люди и ситуации. Иногда сны.

– Что будет после постмодернизма, ваша версия?

– По-моему, все эти определения – достаточно условная штука и, нужны, прежде всего, как способ заработка для искусствоведов, критиков, философов и прочих людей, не умеющих работать руками. Шутка. Я стараюсь жить вне этих течений и понятий. Но, с другой стороны, мою книгу «Театральная сказка» выпустили под маркой «Сказки постмодерна», при этом мне казалось, что написал я вещь вполне классическую по духу. Вывод: даже если вы не занимаетесь искусствоведением, искусствоведение всё равно занимается вами.

– Если бы была возможность переписать финал какого-то известного произведения, то куда бы вы вмешались и почему?

Такой простор для фантазии, что просто глаза разбегаются... Впрочем, знаете, великие произведения, они на то и великие, что в них нельзя ничего изменить, не нарушив неких несущих конструкций. Есть легенда, что Набоков, которому не нравился стиль письма Льва Толстого, решил переписать одно из его произведений и вскоре понял, что с улучшением стиля из текста исчезает нечто гораздо более важное, чем стиль, исчезает дух. В итоге он бросил это занятие. Поэтому не будем подрисовывать усы «Моне Лизе» и оставим шедевры в покое. А о произведениях средних и говорить не хочется, поэтому не станем тратить на них время. Пусть живут, какие есть.

Вот если б речь шла о финале жизни известных поэтов, а это самая рисковая специализация в искусстве, тут, конечно, открывается огромное поле для желаний. Слишком многие из поэтов ушли рано. Конечно, хотелось бы, чтобы и Пушкин пожил подольше, и Лермонтов, и Есенин, и Павел Васильев, и Борис Рыжий, и... несть им числа.


Бранимир (Александр Паршиков) – автор-исполнитель, на счету которого два десятка альбомов, выступления в России и за рубежом, совместные записи с группами «Аффинаж», «25\17», Захаром Прилепиным и Кристофом Ханом (Swans). Альбомы: «Верная смерть» (2020), «Песни чумы» (2020), «Три сына» (2018), «Жизнь и смерть Скруджа Макдака» (2017), «Жить на глубине» (2016), «Семь чудес» (2015), «Уже поздно» (2014) и др.

Страница во ВКонтакте.

Личный сайт.

– Очень интересно, когда и как вы приняли решение стать писателем? Вы помните этот момент? Или период? Что или кто повлиял на это?

В третьем классе приходилось регулярно посещать кружок «Золотая хохлома» в Центре Детского творчества – там расписывали коней, свистки, рисовали, было по-своему интересно очень. Тогда все дети обязаны были быть чем-то заняты. Параллельно я еще на футбол ходил, и спорт нравился гораздо больше, чем весь этот детский арт-брют из гуаши. На одном из занятий «хохломских» Светлана Ивановна (святая женщина) предложила нам слепить маску из папье-маше и сделать презентацию в стихах. У меня получился корявый клоун, хуже, чем грим у группы Tiger Lillies. Про него и написал первый стих. Когда похлопали, пришло понимание, что надо «пилить» еще. А дальше – всё как в тумане. Теперь вот очнулся, и с вами разговариваю.

– Какие темы и проблематика вам более всего близки? Есть формула, какое процентное соотношение культуры, религии, политики, любви и прочего должно быть в тексте?

– Книга вышла пока только одна – «Цветы пустыни» (про наш музыкальный андеграунд, сборник эссе). Так-то, в основном, песни пою под гитару. Темы богооставленности, богоискательства, присутствия Бога в жизни людей интересовали меня всегда. Нравилось исследовать всё тёмное, была заметная доля нигилизма. Она в некоторых проявлениях и сейчас присутствует. Прожив достаточно большую часть жизни в плацкартных вагонах, увидел много чудес. Так добавилась тема плацкартной России, людей, которые ее населяют. У нас в стране живёт большое количество добрых, сильных, цельных, интересных людей. Кстати, Родину всегда любил. Даже в период самого мрачного бытового сатанизма. А ответ на вторую часть вашего вопроса: никакой алхимической формы нет. Пиши, как умеешь. И чтобы честно и животрепещуще. Чтобы «со струн огонь летел» (как писал классик). Люди почувствуют это.

– Кто из классиков определил ваши взгляды и почему? Кто близок из современников?

– Если говорить про отечественных писателей-прозаиков современных – Крусанов и Прилепин. Их всегда с удовольствием читаю. Поэты-несовременники – они у меня почему-то все французские (непатриотично, понимаю). Нравится буйство Вийона и Рембо. Они, конечно, из прошлого. А 15 лет назад узнал, что Рембо на русский язык переводил блестящий эссеист и волшебник Евгений Головин. Тоже интересно его читать, возвращаюсь периодически ­– это был не человек, а чистое инферно. Головин – как и французские символисты – вне времени.

Когда в подростковом возрасте укреплялся в пути рок-барда, влияли не только прочитанные книги. А влияли, прежде всего, хорошие тексты песен.

Нравилось в чистом виде читать лирику Александра Башлачева, слушать группу «Калинов Мост», Летова и прочих наших логоцентричных рокеров. Их слово помогало расширять лингвистические горизонты, научило работать с собственными текстами песен. После русского рока состоялось знакомство с глубинным андеграундом – группы «Адаптация», «Соломенные Еноты», «Церковь Детства» и «Зазеркалье». До сих пор с восхищением и уважением их слушаю.

– Кто ваш любимый герой или герои?

– Главный герой произведения Всеволода Гаршина «Красный цветок». Он сорвал все цветы зла и умер, оставив миру покой и гармонию, обеспечив ему полную безопасность. И советую посмотреть фильм Артура Аристакисяна «Ладони». Там как раз про таких блаженных. Про их невидимую и важную духовную работу.

– Как вы выстраиваете свой «путь» в литературе? Что нужно обходить стороной и к чему двигаться?

– Пою про то, что хочется. Выкладываю песни в интернет. Делаю туры по городам. Стараюсь выполнять все хорошо. Иногда получается.

– Ваше мнение о погоне за лайками и просмотрами в сетях? Ведь их количество не всегда означает качество материала. Нужно ли адаптировать сложные тексты под массовую культуру? Или искать своего читателя?

– Погоня за лайками – для людей амбициозных. По психологии они – школьные отличники, самая назойливая их разновидность. Кто хочет быть везде первым, чтоб их хвалили. Такой способ самоутверждения, в каждой дырке затычка. В основном, это поставщики не самого лучшего «контента». Но есть и достойные примеры.

– Что для вас самое классное при написании текстов?

– Когда ты его только-только написал. Когда он аж пульсирует жизнью.

– Что больше всего вдохновляет, не связанное с работой?

– Люди, которые попадаются в дороге. Их истории.

– Что будет после постмодернизма, ваша версия?

– Традиция.

– Если бы была возможность переписать финал какого-то известного произведения, то куда бы вы вмешались и почему?

– «Горе от ума». Чтобы Чацкого всей толпой побили и прогнали из самой Москвы. За то, что он неуважительно ведёт себя в чужом доме, кидая свои нелепые инфантильные предъявы окружающим. И Герасима бы утопил к чертям. С собаками так нельзя поступать. Они слабее. И всех «лишних людей» в нашей литературе отправил бы поработать, чтоб не страдали от рефлексий своих сытых. Были бы сплошные «Колымские рассказы», в общем. Или «...и Несчастная судьба добродетели».

3271
Автор статьи: Савченкова Екатерина.
Окончила РГУ им. С.А. Есенина по специальности журналистика (Рязань, 2010). Фотограф. Участница режиссерской лаборатории в театре им. М.Н. Ермоловой (сезон 2020/21). Выпускница Литературной мастерской Захара Прилепина (2021).
Читатель
Читать тексты интересно и не скучно.Спасибо за творчество(интервью).
24.03.2022 02:45

ПОПУЛЯРНЫЕ ИНТЕРВЬЮ

Небыков Алексей
Герои-ликвидаторы Чернобыльской АЭС. Александр Акимов – человек, увлеченный чтением. Воспоминания друга детства - Небыкова Александра Алексеевича
В интервью-воспоминании рассказывается о начальнике смены 4-го энергоблока Александре Фёдоровиче Акимове, который в день катастрофы на Чернобыльской АЭС выполнял на станции свои служебные обязанности. Кроме фактов о событиях той ночи в статье приводятся уникальные воспоминания друга детства Александра Акимова - Небыкова Александра Алексеевича, с которым они хорошо дружили в период с 1959 по 1968 годы.
15294
Pechorin.net
Мистический реализм в русской литературе: от классиков до современных писателей
О том, что такое мистический реализм, как его используют в творчестве классики и современные русские писатели, интереснее всего узнать из первых уст – от автора, который сам работает в этом литературном направлении. Речь о талантливой современной писательнице и поэтессе Юлии Март, которая в своих произведениях умело балансирует на грани реальности и мистики и готова раскрыть некоторые секреты жанра.
9005
Небыков Алексей
Интервью с Владимиром Алексеевичем Соловьевым в День космонавтики
В честь Дня космонавтики Литературный проект «Pechorin.net» представляет интервью с Владимиром Алексеевичем Соловьевым – учёным, конструктором; космонавтом, дважды совершившим полеты в космическое пространство, которому принадлежат непревзойденные до сегодняшнего дня мировые рекорды по орбитальным перелетам и космическому маневрированию; руководителем пилотируемых космических полетов РФ (станции «Салют-7», «МИР», «МКС»); дважды Героем Советского Союза; доктором технических наук, профессором, заведующим кафедрой МГТУ им. Н.Э. Баумана, членом-корреспондентом РАН; лауреатом Государственной премии РФ и премии Правительства РФ.
8793
Небыков Алексей
Интервью с Мариной Игоревной Егоровой в День танца
В день Международного праздника танца Литературный проект «Pechorin.net» представляет интервью с Мариной Игоревной Егоровой - Главным балетмейстером Ансамбля песни и пляски имени В. С. Локтева, заслуженным работником культуры РФ. Ансамбль имени Локтева - это единственный в мире детский коллектив со своей уникальной историей, школой и традициями, состоящий из хора, оркестра и хореографической группы.
6735

Подписывайтесь на наши социальные сети

 

Хотите стать автором Литературного проекта «Pechorin.Net»?

Тогда ознакомьтесь с нашими рубриками или предложите свою, и, возможно, скоро ваша статья появится на портале.

Тексты принимаются по адресу: info@pechorin.net.

Предварительно необходимо согласовать тему статьи по почте.

Вы успешно подписались на новости портала