Повесть Анны Вислоух «Когда они возвращаются», включающая в себя попытку завершения незаконченной повести М.Ю. Лермонтова «Штосс» («У графа В… был музыкальный вечер…»), попала ко мне, конечно, неслучайно. Дело в том, что все известные мне современные окончания «Штосса» написаны… моими студентами. Творческое задание у них было такое, впервые примененное мной на Высших литературных курсах в 2009 году. Вот как оно звучало: «Лермонтовский «Штосс» заканчивается словами: «Он решился». Вам предстоит на 10 страницах поведать, на что герой решился, и чем всё это закончилось. Лермонтов, судя по сохранившимся свидетельствам, не склонен был спасать своего Лугина, и было бы любопытно, а для вас похвально, если бы вы его всё же спасли. (…) Специально стилизовать свое повествование под Лермонтова не надо, но рекомендую держаться в общих границах лермонтовского стиля».
В итоге с 2009 года у меня на подоконнике выросла целая гора «Штоссов», удачных и не очень. Я уже не говорю о хранящихся в компьютере электронных вариантах окончания, написанных студентами моих дистанционных Курсов литературного мастерства. Я, кстати, просил исполнителей не публиковать это учебное задание, дабы их же не обвинили в тотальном плагиате (ведь количество исполнителей перевалило уже с десятков на сотни!), но, естественно, прислушались не все. Я их отчасти понимаю: как правило, творческие задания (и не только на тему Лермонтова) у студентов получаются лучше, чем собственные, оригинальные произведения. Жалко оставлять втуне! Кто-то разместил свои «Штоссы» в интернете (например, Екатерина Гулякина и Марина Иванова), а кто-то даже напечатал, не упомянув, что это учебное задание. Причем к публикации варианта Нины Куренной в сборнике рассказов «Точки избавления» (2021) я имел отношение сам, учитывая, что «Штосс» Н. Куренной вставлен в «параллельное» повествование, а сама автор была работником Лермонтовского музея. Как тут отказать? Но тогда я редактурой постарался максимально сгладить преобладающее влияние окончания «Штосса» на весь текст рассказа.
«Штосс» А. Вислоух тоже является лишь частью ее произведения, поэтому формально придраться сложно, что она проигнорировала мое пожелание. Да и как придираться-то, если студентки по имени Анна Вислоух у меня никогда не было? Но… на самом деле, конечно, была. Что-что, а чутье на тексты у меня еще есть. «Достигается упражнением», как говаривал поручик Мышлаевский в «Белой гвардии» Булгакова. Анна Вислоух, без всяких сомнений, псевдоним обучавшегося у меня автора, настоящие имя и фамилию которой я по соображениям такта приводить не буду. Коли она считает необходимым их не озвучивать, значит, надо уважать это желание.
Анна Вислоух − способный, интересный писатель (между прочим, не только как прозаик, но еще и как поэт и публицист). До обучения на Курсах ей, пожалуй, не хватало какой-то внутренней уверенности в своих силах, а сейчас она ее обрела. С удовольствием читал ее сравнения:
«Время тянулось, как липкая паутина за рукавом сюртука»;
«Он подходил к окну, смотрел во двор, словно в танце веток деревьев, трепещущих на майском ветру, мог увидеть ту сюжетную линию, которая бы поразила воображение его издателей»;
«За окнами палаты занимался бледно-лиловый петербургский рассвет. Словно раздвинулась рваная холщовая занавесь из облаков, и сквозь образовавшуюся щель стало сочиться на город робкое утро»;
«Просто посмотрела на Андрея так, будто с ладони на ладонь перебросила».
Сама же повесть «Когда они возвращаются» − литературный детектив, в целом написанный умело и с выдумкой. Сюжетные линии его, широко разбросанные во времени (1841 год − 1917-й − 1920-е гг. – 2017-й), в финале сходятся воедино, как и предписано законами жанра. Литературно изобретательно проведена «реинкарнация» персонажей (я имею в виду, в частности, художественную параллель между Лугиным и Минской из «окончания» «Штосса» и нашими современниками Самариным и Ковалевской). Оригинально, на мой взгляд, «разъяснена» большая золотая табакерка у зловещего человека с портрета в квартире Лугина: это, по версии А. Вислоух, хитроумное шулерское приспособление, прячущее нужную карту. Ничего подобного в многочисленных версиях окончания «Штосса» я не припомню! А поскольку, как я понял, такой механизм «подачи карты» существовал в действительности, то предположение, что именно им была «табакерка необыкновенной величины» у человека в бухарском халате, имеет реальную ценность для лермонтоведения.
В общем, достоинств у повести «Когда они возвращаются» немало. Но, к сожалению, немало и недостатков. Я даже не знаю, чего больше: фифти-фифти, наверное. Начнем с одного из главных героев. Писатель Андрей Самарин, как и положено «реинкарнации» Лугина, страдает депрессией, и это не просто «наследственное свойство», − таблетки Самарина сыграли важную роль в интриге с убийством Пала Рощина. Однако лермонтовский Лугин (как и Лугин из окончания «Штосса» А. Вислоух), действительно, производит впечатление депрессивного человека, а Самарин нет. Во всяком случае, человека, нуждающегося в таких сильных транквилизаторах. Ведь «творческий кризис», который испытывает герой, совершенно необязательно следствие депрессии. Тем более что он, в отличие от Лугина, энергично ищет выход из своего кризиса. Я воспринял Самарина как довольно живого «креативного» литературного человека. Пока тема таблеток не появилась в повествовании (с подачи Полины, а не Самарина), ничего в авторском тексте не говорило, что он действительно нуждается в них. Это просчет.
А. Вислоух – повествователь подробный, внимательный к деталям (о чем говорит хотя бы ее трактовка табакерки), но нет-нет да сваливается в противопоказанный психологической прозе пересказ:
«Дама довольно верно поведала о его прошлом, конечно, в основном, и перешла к настоящему, с этим справилась тоже неплохо. Потом замолчала, покачала головой»;
«В тот день старик проигрался подчистую. Да дальше все пошло не так, как просчитал Лугин, все наперекосяк пошло. Помутился разум у игрока, и поставил он на кон свою собственную дочь. И проиграл ее…».
Безусловно, не хватает того, что именно поведала Белову гадалка о его прошлом и настоящем, хотя бы вкратце, а во втором случае – как именно старик проиграл свою дочь. «Поставил на кон», «проиграл», − как о чем-то вполне обыденном написано.
Автор неплохо знает историю и в общем, активно перемещая по ней персонажей, обстановку воспроизводит достоверно. Но лишь в общем, а не в частностях. Вот ротмистр Сосницкий в 1918 году «подался было в Полтаву, там немного отсиделся, а потом услышал про гетмана Скоропадского и отправился в Киев, чтобы вступить в его армию. Однако проехать туда уже не получилось. Только до Одессы добрался, а дальше – в Севастополь». Позвольте, Киев находится к северо-западу от Полтавы, а Одесса – на юго-западе, в совершенно противоположном направлении! Похоже, ротмистр отправился на службу по методу бравого солдата Швейка – не вперед, а назад. Может быть, двигаться на северо-запад Сосницкому петлюровцы помешали? Тогда отчего они ему не помешали ехать на юго-запад, более длинным путем?
На этой же странице описано Июньское наступление 1917 г.: «Командиры отдали приказ наступать. И тогда солдаты выдвинули требование: а пусть офицеры сходят и посмотрят, есть ли еще в окопах германцы. После заверений, что всех уничтожили, солдаты собрали митинг и решили: если нет никого, то и наступать не к чему». Такое ощущение, что русские войска вообще тогда не двинулись с места. Между тем, наступление на Юго-Западном фронте активно развивалось от трех (11-я армия) до 9 дней (8-я армия), пока не захлебнулось. Упомянутая же автором история с окопами произошла примерно на 4-й день наступления.
Бывший корнет Ковалевский, эмигрировавший в Сербию, потом в Париж, «внезапно добился разрешения и вернулся в Россию во время Второй мировой войны». В каком же году войны он вернулся из Парижа в Советскую Россию: в 1939-м, 1940-м или 1941-м (до 22 июня, естественно)? И каким путем, если через Европу в 1939-1940-м возможности ехать не было? Теоретически-то мог после капитуляции Франции, через Германию, но я ни одного такого случая не знаю. Все русские эмигранты, принявшие решение о возвращении из Франции на Родину, ехали домой уже ПОСЛЕ Второй мировой войны.
А вот персонаж по фамилии Данилов вернулся в Россию, по авторской хронологии, никак не раньше 1922 года. Но тут же сказано: «Уже давно сюда просачиваются слухи, (…) что смертная казнь в России отменена». Это в 1922-то году? Нет, конечно, никто ее тогда не отменял, такое было лишь в конце 1917-го−начале 1918 г., до «красного террора».
Далее, «в купе поезда, направлявшегося из Киева в Москву», Данилов-Коновницын говорит соседям: «На работу еду устраиваться. Нас, специалистов по юридическим вопросам, сейчас наперечет, меня сам Урицкий пригласил». Из могилы, что ли? Урицкий был убит Леонидом Каннегисером еще 30 августа 1918 г. «Приглашение Урицкого» полностью противоречит и таким размышлениям Данилова: «Говорят, большевики какой-то декрет издали, в Болгарии вроде организовали даже Союз возвращения на родину», − потому что до 1921 г. никаких таких «союзов возвращения» не существовало.
Автор вообще вольно обращается со временем: в начале повести Данилов убивает Сосницкого в 1921 году, а в конце – в 1922-м.
Впрочем, не буду больше критиковать «Когда они возвращаются» по мелочам, потому что не написал еще о главном, на мой взгляд, недостатке повести – о «вживленном» в него окончании «Штосса». Располагаясь в том месте, где ждешь развития коллизии, то есть в завязке, оно занимает 18 страниц плюс 3 страницы, потраченных Беловым на пересказ лермонтовского «Штосса»! Притом, что в самой повести 87 компьютерных страниц! Но дело даже не в арифметике, а в применении принципов композиции. Учитывая, что сам Лермонтов закончил свой отрывок многообещающими словами: «Он решился», герой «продолжателя» должен именно на что-то решиться, причем на первой же странице окончания. А на что решился Лугин у А. Вислоух? «Доверить свою тайну» Минской? Но это никакое не решение, потому что само по себе не сулит выхода из положения. Ну, открылся он ей, а дальше-то что? Очевидно, перед нами лишь часть плана Лугина, который нам остался неведом, потому что Минская, находясь в трауре по племяннице, не расположена была внимать откровениям Лугина.
Итак, герой на 1-й странице (она же 30-я всего текста) ни на что, на самом деле, не решился, а решился только на 13-й (она же 43-я): «Возвращался он домой в состоянии полной свободы и отчаянной решимости довести дело до конца». 13 страниц на «раскачку»! Да в лермонтовском «Штоссе» всего 13 книжных страниц! И после этого прикажете верить Самарину, что прочитанное им окончание «Штосса» написано «лермонтовским стилем»? Полноте! Никакой специальной экспертизы не надо, чтобы понять: столь многословный, заплутавший в трех соснах сюжета автор отнюдь не Лермонтов!
В свое время, давая студентам не более 10 страниц на окончание «Штосса», я именно проблемой отработки ими композиции был озабочен. Ну, не могло у Лермонтова быть больше! Не такой он писатель! Скорее, меньше! «Он решился» − стало быть, дело к развязке! Но есть здесь и другой аспект. Если верить гипотезе, что Лермонтов склонен был в финале погубить Лугина, никакого художественного смысла продолжать «Штосс»… нет. В такой парадигме Лугин уже погиб, несмотря на его якобы «решимость». Остается только придумать, как именно он погиб, хотя, в сущности, особого выбора Лермонтов нам не оставил, написав в черновом плане повести: «Доктор: окошко». Оригинальным окончание «Штосса» может быть лишь в том случае, если автор всё же решится спасти Лугина. Именно поэтому я обозначил в свое время в условии задания: «было бы любопытно, а для вас похвально, если бы вы его всё же спасли». «Любопытство» здесь – не более чем фигура речи. Меня, на самом деле, интересовала способность студентов на «соколиный поворот» сюжета, причем поворот, может быть, исключавшийся самим Лермонтовым. Тот, кто успешно «спасал» Лугина из безвыходного положения на 10 страницах, тот, как правило, и делал успехи в прозаической композиции вообще. Увы, это была не А. Вислоух. И до сих пор проблемы с композицией у нее ощущаются. А ведь на помощь тем, кто «вживляет» в детективное повествование какой-нибудь манускрипт, всегда есть хрестоматийные примеры! Вот, скажем, «Собака Баскервилей» Конан Дойля. Сколько автору потребовалось на чтение героем предания о «проклятии рода Баскервилей»? Три книжных страницы! А у А. Вислоух, напомню, только на изложение Беловым содержания лермонтовского «Штосса» ушло 3 страницы!
Увы, это еще не все огрехи окончания «Штосса» А. Вислоух, занимающего центральное место в ее повести. Есть претензии и иного свойства. Если бы с лермонтовским Лугиным случилось в Италии то же самое, что с Лугиным Вислоух, как мог он, несмотря на свою ипохондрию и даже депрессию, не вспомнить за столько ночей карточной игры, что уже встречался со стариком и девушкой в Италии? Притом, что в девушку он был влюблен? Лугин Вислоух вспомнил, в конце концов, но… на 11 странице (!) повествования: «Ах… – внезапная догадка пронзила его, – она приходит ко мне не зря, она хочет, чтобы я спас ее! Я не смог тогда, поэтому должен это сделать сейчас!». Выходит, автор зря не прибавила к «болячкам» Лугина еще и частичную амнезию.
Я не исключаю, что у меня как автора учебного задания «завершить» «Штосс» вполне может быть субъективное, с придирками, отношение к текстам исполнителей, особенно, если они воздвигают на фундаменте «окончания» здание другого произведения. Но ведь правда и то, что версия «Штосса», написанная А. Вислоух на моих Курсах литературного мастерства, в «рейтинговом» голосовании ее коллег-исполнителей (такая практика у меня заведена) заняла лишь 9 место из 15. Причем я в таком голосовании не участвую. Значит, едва ли ее проблемы со «Штоссом» мной сильно преувеличены.
Таковы мои противоречивые впечатления о небезынтересной в целом повести Анны Вислоух «Когда они возвращаются». Я не знаю, стоит ли ей работать по всем моим замечаниями, но нисколько не сомневаюсь, что в принципе работать надо. Не «дорабатывать», а именно работать.
Прочитать книгу Анны можно здесь.
Андрей Воронцов: личная страница.
Анна Вислоух — писатель и публицист из Воронежа. Член Союза журналистов и Союза писателей РФ. Публиковалась в сборниках издательств «Эксмо», АСТ, «Вече». Автор более десяти книг в документально-художественном жанре.