«Звезда» № 4, 2021
Ежемесячный литературный журнал «Звезда» издаётся в Санкт-Петербурге с 1924 года. Выходит ежемесячно. Тираж 2000 экз. В журнале публиковались произведения Максима Горького (третья книга «Жизни Клима Самгина»), Николая Заболоцкого, Михаила Зощенко, Вениамина Каверина, Николая Клюева, Бориса Лавренёва («Сорок первый»), Осипа Мандельштама, Бориса Пастернака, Алексея Толстого, Константина Федина («Города и годы», «Братья», «Похищение Европы»), Владислава Ходасевича, Юрия Тынянова («Смерть Вазир-Мухтара»), многих других выдающихся русских прозаиков и поэтов. Журнал выходил в годы блокады. После войны в журнале печатались произведения Веры Пановой, Д. Гранина, В. Кочетова, Ю. Германа.
Соредакторы - Андрей Юрьевич Арьев, Яков Аркадьевич Гордин, редактор отделов поэзия, критика - Алексей Арнольдович Пурин, редактор отдела публицистика - Ирина Аркадьевна Муравьева, редактор отдела прозы - Даниэль Всеволодович Орлов, зав. редакцией - Галина Леонидовна Кондратенко. Редколлегия: К.М. Азадовский, Е.В. Анисимов, И.С. Кузьмичев, А.С. Кушнер, А.И. Нежный, Жорж Нива (Франция), Г.Ф. Николаев, В.Г. Попов, И.П. Смирнов (Германия). Общественный совет: В.Е.Багно, доктор филологических наук, член-корреспондент РАН; О.В. Басилашвили, народный артист СССР; Н.Б.Вахтин, доктор филологических наук, профессор; А.М.Вершик, доктор физико-математических наук, профессор; Л.А.Додин, народный артист России, главный режиссер Малого драматического театра — Театра Европы; А.В.Лавров, академик РАН, заведующий Отделом новой русской литературы ИРЛИ (Пушкинский Дом); М.П.Петров, доктор физико-математических наук, профессор; М.Б.Пиотровский, академик РАН, директор Государственного Эрмитажа; В.Э. Рецептер, народный артист России, художественный руководитель Государственного Пушкинского театрального центра; Э.А.Тропп, доктор физико-математических наук, профессор.
Многогранный мир частного человека
(о журнале «Звезда» № 4, 2021)
Характер журнала «Звезда» во многом обусловлен его историей, уходящей своими корнями в советское прошлое. Журнал выпускается с 1924-го года. В 1946-ом году выходит Постановление о журналах «Звезда» и «Ленинград», направленное против издательской политики журнала в целом и против Ахматовой и Зощенко в частности. Их обвиняют в безыдейности. Один из основных инициаторов разгромного Постановления – советский деятель Андрей Жданов.
Все вышеуказанные исторические обстоятельства влияют и на сегодняшнюю направленность журнала. С одной стороны, журнал, имеющий давнюю издательскую традицию, ориентирован не на современную злобу дня, а на классику (преимущественно на классику XX века). По своей эстетической платформе журнал консервативен (показательно, например, то, что большинство стихов, опубликованных в журнале, написаны классической силлабо-тоникой, а не верлибром, составляющим нынешнюю литературную моду). С другой же стороны, журнал содержит и некоторую антисоветскую компоненту, неразрывно связанную с его исторической судьбой. «Звезда» по системе ценностей связывается с чаяньями бывшей советской интеллигенции, которая не всегда была общественно активна, но всегда находилась поодаль от официальной линии как всякое свободно мыслящее меньшинство. Очевидно, что советский интеллигент, не склонный шагать в ногу со всеми, не склонный поддерживать советскую идеологию, – не совсем то же, что нынешний оппозиционер, противник иного, постсоветского строя в том виде, в каком он сложился за последние десятилетия. Поэтому о наших днях публикации журнала весьма немногочисленны и ретроспективно соотнесены с советским прошлым.
Собственно единственная журнальная публикация о наших днях – это статья известного общественного деятеля Владислава Иноземцева «О перипетиях «глобализации»» (рубрика «Мнения»). Являясь современным политиком, Иноземцев, тем не менее, пишет о глобализации не в публицистически-остром, а в нейтрально академическом ключе.
В своих суждениях Иноземцев воздерживается от радикализма. Со ссылкой на Малколма Уотерса Владислав Иноземцев связывает постмодернизм с 80-ыми годами минувшего века, а глобализацию – с 90-ыми годами того же столетия. По мысли Иноземцева, глобализация этимологически и по смыслу связывается с некими крупными целыми – например, с международной торговлей, которая охватывает различные государства и в принципе располагает к единому мировому правительству или, во всяком случае, к единым мировым стандартам. Глобализации Иноземцев отчётливо противопоставляет так называемую вестернизацию – иначе говоря, тенденцию той или иной этнической общности навязать остальному миру свою культуру, свою ментальность и поработить иные народности. С вестернизацией Иноземцев связывает колонизацию Америки англичанами и вообще экспансию Европы в мировое сообщество. Попутно автор утверждает, что в первую половину XX века соперником Европы на путях вестернизации мира явился Советский Союз – своего рода геополитический гигант.
Ныне же по мысли автора статьи глобализация объективно вытесняет вестернизацию, и даже если Россия отключится от мировой сети Интернет, эта глобальная сеть не перестанет существовать в абсолютном большинстве цивилизованных стран. Едва ли не идеолог глобализации, Иноземцев, обнаруживает черты интернационального мышления, несколько чуждые нынешней «войне» торговых санкций, ведущихся между государствами, вообще конфликтной мировой политике. С другой же стороны, оспаривая правомерность вестернизации, Владислав Иноземцев, потенциально ниспровергает европоцентричный мир, практически неотделимый от нынешнего либерализма.
Показательно также то, что публикации о современных писателях либерального толка – например, о Сорокине и Пелевине в журнале практически отсутствуют. В конце журнального выпуска имеется лишь небольшая рубрика «Хвалить нельзя ругать», где говорится о современных писателях. В рубрике имеется статья Олега Демидова «Павел Селуков. Как я был Анной». Считая, что Селуков на достойном уровне представляет ныне «пацанскую» прозу, Демидов, тем не менее, упрекает Селукова в литературной небрежности, благодаря которой – по мысли Демидова – Селуков не вполне свободен от литературных влияний Прилепина, Сорокина и др. (Не выработал свой почерк). Также в рубрике «Хвалить нельзя ругать» имеются публикации Елены В. Васильевой «Кирилл Рябов. Никто не вернется», Анастасии Житинской «Олег Стрижак. Мальчик», Хаима Сокола «Елена Макарова. Путеводитель потерянных».
И всё же по страничному и концептуальному объёму над рецензиями на современных авторов (они опубликованы под шуточным заголовком «Хвалить нельзя» и в конце выпуска) отчётливо преобладают публикации, посвящённые авторам эпохи Оттепели. Рубрику «Хвалить нельзя ругать» композиционно и по смыслу предваряет ещё одна литературно-критическая рубрика «При скудном свете лампы». Рубрика содержит публикацию Рейна Карасти «Прозрачное лезвие. «Июль» Татьяны Галушко». Автор говорит о таинственных оксюморонах в поэзии Галушко – например, об июльском цветении, которое таит за собой некую опасную изнанку...
Одна из самых проблемно острых публикаций о литературной Оттепели – это статья Ефима Гофмана «Неудобный «Дом на набережной»» (рубрика «Эссеистика и критика»). Гофман рассказывает о том, что «Дом» (содержащий трагические картины сталинской эпохи) неожиданно опубликовал не «Новый мир» (в те времена журнал политически наиболее смелый), а «Дружба народов». Далее Гофман ведёт своё исследование почти в русле политического детектива. Он задаётся вопросом о том, почему власть предержащие, включая радикального советского идеолога Суслова, отнеслись к «Дому» неожиданно благосклонно. Как объясняет Ефим Гофман, в правительственных верхах опасались крупного скандала вокруг «Дома на набережной», который мог бы создать Трифонову нежелательную популярность, сделаться особого рода рекламой «Дома на набережной». Поэтому сверху привлекать общественное внимание к «Дому» Трифонова намеренно не стали, официально расценив роман как некую неопасную литературную ретроспекцию уже не актуального исторического прошлого. Тем не менее, втихую дали команду «Фас!» группе литераторов, которая, не принадлежа непосредственно к правительственным кругам, могла бы взять на себя ответственность за преследование Трифонова, тогда как руководство страны предпочло умыть руки и мудро самоустраниться.
Едва ли не первым критикует Трифонова тогдашний секретарь Союза писателей СССР Марков. Его фактически поддерживают не только бывшие сталинисты от литературы, но и писатели деревенщики – Белов, Астафьев, Распутин. На противостояние Трифонову их несколько парадоксально воодушевляет Солженицын – ниспровергатель сталинизма и в то же время – один из родоначальников деревенской прозы – а значит, противник Трифонова, который крупным планом выводит в «Доме на набережной» рефлектирующего интеллигента, человека городского уклада жизни и городской ментальности. Гофман показывает, как с помощью Солженицына (как бы перепоручив ему идейную расправу над Трифоновым) тогдашнее правительство окончательно решило не вмешиваться в общественный скандал вокруг «Дома на набережной».
И всё же главным оппонентом (и гонителем) Трифонова по наблюдениям Гофмана – становится Вадим Кожинов – автор разгромной статьи о Трифонове: «Проблема автора и путь писателя (На материале двух повестей Юрия Трифонова)». Гофман утверждает, что Кожинов умеет облечь политический памфлет в нейтрально академическую форму беспристрастного литературоведческого исследования. Умело жонглируя литературоведческими терминами, Кожинов – считает Гофман – приписывает Трифонову свойства некоторых его персонажей – злодеев-сталинистов. Между тем, по утверждению Ефима Гофмана, Кожинов не только умело передёргивает литературные факты, но ухитряется не увидеть в «Доме» Трифонова главного: литературного намёка на современных Трифонову тихих, но от того не менее подлых и опасных приспособленцев. Выражая радикальное несогласие с Кожиновым и фактически подвергая его исследование посмодернистской деконструкции, Ефим Гофман указывает на то, что всякая историческая проза (если она не является просто набором исторических документов) содержит как аллюзии на современность, так и общечеловеческие смыслы.
Оспаривая Кожинова, Гофман как бы воскрешает своего рода спор деревенщиков и творцов городской прозы, литературный спор, окрасивший советский период. Наличие в журнале советского литературного ретро указывает на позицию редакции: XX век оставил нам в наследие признанную классику – например, прозу Трифонова (или прозу его оппонентов-деревенщиков), тогда как художественные вершины нашего века ещё окончательно не определились. Они должны пройти проверку временем.
Помимо статьи Ефима Гофмана в рубрике «Эссеистика и критика» опубликована статья Андрея Устинова и Игоря Лощилова «Poeta in bello: русская память о Великой войне». Статья посвящена преимущественно Первой мировой войне и порождённой ею поэзии.
К изысканиям, посвящённым литературной Оттепели, относится также статья Андрея Арьева «Нехороший, но красивый», посвящённая Михаилу Красильникову и его сподвижнице, собеседнице, единомышленнице Ирине Цимбал (рубрика «Из недавнего прошлого»). Помимо Цимбал в статье упоминаются и другие лица из окружения Красильникова.
Михаил Красильников – петербургский поэт обериутского толка, который стал одним из первых политических заключённых в период хрущёвской Оттепели. Он был репрессирован за политически окрашенные литературные шалости (вообще свойственные молодости и таланту в их сочетании).
К подробным академически выверенным свидетельствам Андрея Арьева прилагается ряд уникальных исторических документов – в частности письма Красильникова Ирине Цимбал из мест заключения. Эти письма – своеобразная разновидность лагерной прозы – освящают жизнь интеллигенции в местах лишения свободы несколько иначе, нежели произведения Солженицына или Шаламова. В противоположность им Красильников описывает не столько физические страдания интеллигента (или претерпеваемые им нападки и издевательства со стороны уголовников), сколько экзистенциальную скуку, экзистенциальное одиночество и главное, невозможность вести полноценную литературную работу. Не исключено, что разница между письмами Красильникова из мест заключения и общеизвестными явлениями лагерной прозы сопряжена с разницей условий заключения в сталинский и хрущёвский периоды.
Письма Красильникова наряду с картинами жизни в неволе содержат и неординарные суждения о литературе. Видно, что Михаил Красильников – явление незаурядное.
К публикациям об Оттепели в текстовом корпусе журнала относится и статья Александра Мелихова «Смерть комиссара» (рубрика «Былое и книги»). В публикации, содержащей некоторые черты детективного расследования, говорится о различных обстоятельствах и возможных побудительных причинах самоубийства Александра Фадеева. Всемерно отдавая должное тому обстоятельству, что предсмертное письмо Фадеева содержит ряд острых антисоветских высказываний (которые в полной мере не сумела перекрыть или хотя бы благоразумно проигнорировать даже советская пропаганда), автор статьи, тем не менее, указывает на трагическую двусмысленность личности самого Фадеева. Тех, кого он вынужден был карать как официальное лицо, он же пытался спасать в рамках личной инициативы – свидетельствует Мелихов.
Автор статьи неуклонно проводит мысль о том, что при некоторых своих светлых нравственных порывах, Фадеев в социогенетическом смысле был одним из жесточайших сталинских монстров. Он почувствовал себя социально некомфортно именно в пору хрущёвской Оттепели, когда у него из-под ног ушла почти неограниченная власть и возможность распоряжаться судьбами людей...
Александр Меликов ставит и любопытный общественный диагноз трагически-двойственному политическому поведению Фадеева. Революционная романтика, распространённая в семье Фадеева, некогда повлияла на впечатлительного отрока, и вследствие ряда исторических обстоятельств Фадеев со временем стал фактическим сподвижником Сталина. Никогда не надо проецировать семейные ценности в государственную сферу – внушает читателем автор статьи.
Статья не только выражает, что думает автор – она академически оформлена и содержит исторически уникальные сведенья о семье и воспитании Александра Фадеева. Мелихов считает себя обязанным академически аргументировать свои мысли.
В академическом ключе построена и публикация Кирилла Александрова о Белом движении. Она озаглавлена «Последняя победа Русской армии. К 100-летию «Галиополийского сидения»» (рубрика «Сто лет тому назад»). Опираясь на военную статистику и множество исторических документов, исторических свидетельств, автор статьи утверждает, что формально претерпев фиаско, Белая армия обнаруживала такие чудеса мужества, стойкости и выносливости, которые невозможно вычеркнуть из истории. И невозможно забыть.
К публикации Александрова о белом движении хронологически примыкает вышеупомянутая публикация Устинова и Лощилова о Первой мировой войне.
Академической опции журнала соответствует и статья известного филолога Игоря Смирнова «Критическая антропология Достоевского» (рубрика «Философский комментарий»). Привлекая к работе значительный академический аппарат сносок, охватывая многоразличную литературу о Достоевском, Игорь Смирнов последовательно толкует Достоевского в декадентском ключе. Он утверждает, что вместо сокровенного идеала герою Достоевского нередко является его инфернальный двойник, инфернальная пародия на идеал. Например, Мармеладов в «Преступлении и наказании» пародирует христианскую идею отцовства и, будучи пьяницей, пародирует сакральное представление о хлебе и вине.
Далее ссылаясь в частности на то, что покаяние Раскольникова в «Преступлении и наказании» остаётся за пределами текста, Смирнов утверждает, что путь нравственного перерождения героя Достоевского (речь идёт не только о Раскольникове) мыслим лишь в некоем трансцендентном будущем.
Открывает журнал рубрика «Поэзия и проза». Там опубликованы короткие притчеобразные рассказы Елены Скульской. Иногда они тяготеют к бессюжетности и содержат афористическую компоненту. Так, например, скучному человеку, который ложится как положено в десять вечера, у Скульской противопоставляется человек, по настоящему живой, которому можно позвонить в любое время ночи и поговорить с ним на любую тему (рассказ «Изобретательность»).
В той же рубрике – «Поэзия и проза» – опубликована повесть Петра Ротмана «Герои нашего ква́ртала». Повесть, которая по своей сюжетной структуре перекликается с «Детством» Толстого и «Детством» Горького, по существу посвящается особой романтике петербургских подворотен. Главный герой, от лица которого ведётся рассказ, в раннем возрасте дружил с петербургской шпаной и в результате приобрёл особый жизненный опыт.
Повесть содержит и прозрачную аллюзию на повесть Пушкина «Выстрел». Главный герой Ротмана, который в положенное ему время посерьёзнел и поступил в университет, получает тревожный сигнал из прошлого – сигнал о предательстве своих отроческих ценностей. В аналогичном смысле беспокойный сигнал из прошлого получает и герой «Выстрела». Минувшее как бы мстит за себя...
С романтикой детства и отрочества в повести согласуется общественная максима, которая принадлежит герою, но согласуется с характером действия в целом:
«А буржуи везде одинаковы, и на Западе и у нас. Какая-то там собственность на чьи-то там средства производства, вся эта марксистская скукотень, какая к черту разница? Да многие из тех, кто использовал это бранное слово, вообще не знали, в чем заключается марксизм, они, кроме того, что Маркс жил раньше Ленина и был как-то с ним связан, и не знали о нем ничего. Борода на плакате – предмет для шуток, острот (еще в детстве: «Волоса, волоса, между ними колбаса – Карл Маркс сосиску ест»). Но совершенно верно улавливали суть буржуазности – конформизм, ординарность, культ материальных ценностей. Капиталистическая корпорация или советская контора, босс или начальник, маклер или служащий, «Мерседес» или чешская стенка – разве это имеет значение? А бухгалтеры при капитализме и социализме даже и названием не отличались».
Итак, главный герой отказывается от противопоставления социализма капитализму, предпочитая противопоставление романтики прагматике.
В той же рубрике опубликовано продолжение романа Елены Макаровой «Шлейф» и ряд поэтических подборок. В подборке Александра Леонтьева явлена пейзажная лирика с ярко выраженными религиозно-иносказательными элементами – к ним относится, например, представление о пустыне мира (не чуждое и Пушкину).
В подборке Анастасии Скориковой присутствует родственная Петербургу акмеистическая компонента – поэзия конкретно-переживаемых цветов, запахов и звуков:
«Смерти нет, смерти нет, смерти нет, смерти нет».
Это только слова, а она поджидает повсюду,
пишет автор явно и скрытно полемизируя с известными словами Ахматовой «может и смерти нет».
И всё же стихотворение заканчивается строкой о некоем высшем «Там», скрытом за эмпирическими данными бытия:
Ветер листья выносит – как письма из прошлого – сор.
На скамейке вся в черном о тайне бормочет старуха.
Любопытна перекличка «сора» у Скориковой с известным поэтическим афоризмом Ахматовой: «Когда б вы знали из какого сора / Растут стихи...».
Вадим Ямпольский в своих стихах немало работает с различными цитатами, однако ему присуща не столько литературная игра с различными текстами (в принципе ожидаемая от стихов о стихах), сколько тенденция предварять цитатой лирический жест, например:
Куда несешься, тройка-Русь?
Не свист, а гул со дна колодца.
Вот друг мне пишет: «Я вернусь!»
И он, конечно, не вернется.
В рубрике «Поэзия и проза» опубликованы также подборки стихов Магды Никитиной и Евгения Чигирина.
Журнал «Звезда» ориентирован на гуманитарную и творческую интеллигенцию. Её жизненное мерило – это многогранный мир частного человека, помнящего родство – таинственно связанного со своим прошлым и будущим.
ЧИТАТЬ ЖУРНАЛ
Pechorin.net приглашает редакции обозреваемых журналов и героев обзоров (авторов стихов, прозы, публицистики) к дискуссии. Если вы хотите поблагодарить критиков, вступить в спор или иным способом прокомментировать обзор, присылайте свои письма нам на почту: info@pechorin.net, и мы дополним обзоры.
Хотите стать автором обзоров проекта «Русский академический журнал»? Предложите проекту сотрудничество, прислав биографию и ссылки на свои статьи на почту: info@pechorin.net.
Популярные рецензии
Подписывайтесь на наши социальные сети
