«Роман-газета» № 1-2, 2022

«О Русь моя! Жена моя!..». Русь минувшая и нынешняя в романе Николая Иванова «Реки помнят свои берега»

Роман-газета – периодическое издание, которое выходит с 1927-го года по настоящее время. Принцип издания заключается в том, чтобы публиковать произведения прозы, наделённые как художественной силой, так и социальной значимостью.

В наши дни одна из целей издания заключается в том, чтобы поднять социальный статус, социальный престиж русской художественной прозы. От авторов, которые публикуются в «Романе-газете» сегодня, требуется эпохальная масштабность, широкий социально-исторический охват действительности, и одновременно – высокий художественный уровень.

В романе Николая Иванова «Реки помнят свои берега» описана Россия 90-ых в контексте исторического прошлого, настоящего и будущего страны. В своём взгляде на отечественную историю с советских лет до постсоветского периода Иванов придерживается консервативно-патриотического мерила. Автор выступает против либерально-западнических тенденций в жизни страны, которые обнаружили себя преимущественно в 90-ые.

Как указывает биографическая справка, Иванов служил в ВДВ, в качестве военного писателя и журналиста побывал в Чечне, Цхинвале, Крыму, на Донбассе. Сюжетная интрига романа Иванова «Реки помнят свои берега» напрямую связана с распадом Советского Союза, а также со взаимным противоборством консервативно-патриотических и либерально-западнических начал в жизни страны.

В 1-ом – 2-ом выпусках «Романа-газеты» за нынешний год поочерёдно опубликованы 1-ая, 2-ая и 3-яя части романа Николая Иванова. 1-ая часть романа называется «Без права на славу», 2-ая часть называется «Кукушкины слёзки». Она начинается на 57-ой странице 1-го выпуска «Роман-газеты» за этот год и заканчивается во 2-ом выпуске. 3-яя часть романа называется «Камерный полковник». Её начало – на 37-ой странице 2-го выпуска.

Роман Николая Иванова «Реки помнят свои берега» представляет собой многофигурную композицию с признаками эпопеи. Напрашивается параллель с «Хождением по мукам» Алексея Толстого – эпохальным произведением, где фигурирует множество человеческих судеб на фоне трагических и переломных событий в жизни страны. Однако если у Толстого вступают во взаимное противоборство белые и красные, то у нашего современника явлен глобальный конфликт консерваторов-государственников и западников-либералов.

Главный герой романа, Егор Буерашин – героический разведчик, европейским аналогом которого является легендарный Джеймс Бонд. Однако если Бонд – персонаж занимательного кино, то Буерашин Иванова – есть одновременно герой детектива и герой историософских размышлений Иванова о жизни страны. Сюжетная занимательность, детективная составляющая произведения Иванова служит к аранжировке политических взглядов автора, а они в свою очередь связываются с историософским кредо Иванова. Собственно название романа «Реки помнят свои берега» художественно иносказательно. В романе речь идёт не просто о ловкости или находчивости Буерашина, речь идёт и о том, что, несмотря на некое временное либеральное измельчание, Русь подобно великой реке вернётся в своё консервативное глубоководное русло. Во всяком случае, так видит Иванов будущее страны.

Николай Иванов считает необходимым и надёжное существование Госбезопасности с принадлежащим ей комплексом зданий. Ссылаясь на европейский опыт, Иванов утверждает, что Госбезопасность – это гарант стабильности, спокойствия и благополучия граждан. Так, в авторском примечании к эпизоду романа, где говорится о сносе памятника Дзержинскому, Иванов пишет (Вып. 1. С.23): «Это была последняя услуга Ф. Дзержинского своему ведомству: когда демонстранты направились громить здание КГБ, переодетые комитетчики перенаправляли гнев толпы именно на памятник. И тем самым спасли Лубянку». В данном случае памятник выступает у Иванова как некий троянский конь, с помощью которого КГБ хитроумно вводит в заблуждение, ловко обманывает разгневанных либералов...

Итак, роман Иванова содержит детективный и одновременно – притчеобразный пласт. Главный герой романа работает поочерёдно в КГБ (в изображаемый период оно ещё не стало ФСБ), в ГРУ, в налоговой полиции.

У разведчика имеются не только конкретно-житейские задачи, но также идеальная цель – воспрепятствовать распаду Советского Союза, сохранить его не только в качестве политико-юридической инстанции, но и в качестве метафизической общности различных, но взаимосвязанных этносов. Так, в романе подчёркивается славянское братство России, Украины и Белоруссии. В распаде Союза главный герой усматривает нарушение славянского единства – историософскую катастрофу, а не только факт геополитики. По-своему символично, что детство Буерашина проходит в деревне Журиничи на границе России и Украины, близ мест чернобыльской катастрофы. Место рождения героя свидетельствует о том, что он исходно призван к некоей славянской миссии, а не просто к разведывательно-оперативной деятельности.

Иванов последовательно критично отзывается о сепаратном сосуществовании славянских стран, которые являются географическими соседями. В романе имеется и душераздирающий эпизод: Егор и его родные едва ли могут перевезти через границу Украины бездыханное тело погибшего родственника. Казалось бы, чем может угрожать Украине человек, которого уже нет в живых? Однако и здесь пограничники усматривают крамолу. Главный герой видит в поведении украинских пограничников следы или признаки жестокой западной прагматики. Этот кризис славянской душевности видится Буерашину бедой ещё горшей, ещё более страшной, чем распад Союза.

Так вот, согласно детективному сюжету романа, Буерашин внедряется в окружение Ельцина, становится одним из его охранников для того, чтобы вести тайную деятельность, которая воспрепятствовала бы распаду Союза. Едва ли один человек, пусть и самый мощный, в состоянии физически буквально пресечь глобальный процесс: гибель некогда могущественной империи. Даже с учётом того, что у Буерашина имеются сообщники, силы не равны.

Однако деятельность Буерашина отчасти носит символический характер и отчасти даже принадлежит к религиозно-эсхатологической сфере. Буерашину и его литературному отцу Иванову присуще то, что свойственно летописцу Пимену в трагедии Пушкина «Борис Годунов». Пушкинский Отрепьев зрит могущество Годунова, но украдкой замечает: «А между тем отшельник в темной келье / Здесь на тебя донос ужасный пишет...». Разумеется, этот «донос», творение летописца, адресован не полицейским инстанциям, а вечности и потомкам. В аналогичном смысле всё повествование Иванова (ведущееся от лица Буерашина) – есть грозное свидетельство против Ельцина. От лица своего персонажа Иванов рассказывает о том, каким монстром был Ельцин. В романе содержится немало остроумных эпизодов, литературно дискредитирующих Ельцина.

Например, в романе колоритно описано, как заключалось в Беловежской Пуще соглашение об отмене Союза как геополитической инстанции. Изобилующий остроумными деталями пиковый эпизод романа, эпизод, в котором участвуют Кравчук (тогдашний глава Украины), Шушкевич (тогдашний глава Белоруссии) и Ельцин, содержит и особые негативные штрихи к политическому портрету Ельцина. Автор описывает эпизод, в котором Ельцин, покачиваясь, сходит с борта самолёта; он уже успел набраться и, если бы не бдительная охрана, он мог бы кубарем свалиться наземь (тем более что трап к самолёту неожиданно не подали, и пришлось приставлять к самолёту обыкновенную лестницу-стремянку).

Некоторая доморощенность этой наскоро поставленной стремянки в романе по-своему символизирует обстановку всеобщей халатности и безответственности, в которой происходит распад Союза.

В романе показано, как Ельцин (едва ли не трясущимися от алкоголя руками) подписывает договор о смене бывшего СССР государством СНГ. И даже если ко времени, когда требуется поставить нужную закорючку, Ельцин протрезвел, весь его облик проникнут безалаберностью, малодушием и своекорыстным лукавством. В романе окарикатурено не одно лишь пристрастие Ельцина к бутылке, но вся его поступь барина-эгоиста. Так, в романе имеется выразительная сцена, в которой Ельцин, Кравчук и Шушкевич перед подписанием договора идут в баню.

Вводя в политический контекст исторические вкрапления, Иванов и расширяет, и облагораживает общественную злобу дня, и вносит в неё новые краски.

Так, Иванов скептически замечает, что одна из побудительных причин отказаться от Союза со стороны Ельцина была чисто меркантильной. По мысли автора, Ельцин завидовал Горбачёву, человеку, всё ещё влиятельному, и не мог простить ему служебных унижений. Ельцин обрисован в романе человеком настолько же бездеятельным, насколько мстительным и хитрым.

Иванов в романе обнаруживает себя как мастер повествовательной детали. Например, сцена непосредственного подписания договора содержит мотив комической путаницы: заедает печатную машинку, у людей после бани возникают затруднения с канцелярской формулировкой договора, который все трое торопятся подписать. («Подписано так с плеч долой»). И вот эта канцелярская спешка и неразбериха контрастно указывает на трагизм происходящего.

От исторической встречи 3-х исторических людей протягиваются в романе смысловые нити к эпохе Ельцина в целом.

Автор пишет о том, что Ельцин был истеричным самодуром, успев за время своего пребывания у власти сменить 8 правительств и расстрелять Белый Дом. Попутно в романе содержится мысль о том, что очередной широкий жест Ельцина – скоропалительное рассекречивание архивов КГБ – был политически ложным шагом. Иванов обнаруживает способность иллюстрировать свои мысли колоритными эпизодами (или историческими анекдотами).

Так, в романе рассказывается о некоей даме, которая взахлёб негодует по поводу недоступности своих родственных архивов. Тогда сотрудник КГБ поступил очень просто: он привёл даму к себе в кабинет и показал ей документы, свидетельствующие об участии её отца в крупных сталинских расстрелах. И дама была вынуждена умерить свою опасную настойчивость, своё нездоровое любопытство.

Иванов связывает Советский Союз с классической обтекаемостью, спутницей подлинного величия, а в перестройке усматривает пустую суету. Создавая негативный политический портрет Горбачёва, Иванов пишет (Вып. 1, С. 7): «[...] чёртом из табакерки выпрыгнула суетливая и говорливая, под стать Горбачёву перестройка. Расшумелась, разлаялась, заставила всех бежать, выпучив глаза. А куда и зачем - так никто и не понял. На кой ляд спешили? Кто гнал из тёплого и обихоженного дома? Выбежали вот на окраину кукурузного поля - голодные, злые, с ошейниками на детях...».

Едва ли имидж суетного Горбачёва в полной мере соответствует исторической реальности тех лет. Как раз Горбачёв был не выскочкой, а консерватором. Когда Союз распадался под влиянием чернобыльской катастрофы и других объективных факторов, Горбачёв продолжал ратовать за «социалистический выбор», обнаруживая даже некое политическое донкихотство и нежелание считаться с велениями времени. В отличие от Ельцина Горбачёв призывал вернуться к «ленинским нормам» (терминология того времени). И собственно горбачёвская программа постепенных экономических реформ в социогенетическом смысле возрождала ленинский НЭП. Горбачёв был консерватором в политике, однако кризис в экономике побуждал его к либеральным реформам в области рынка. Иное дело, что они приводили не к тем последствиям, которых желал бы сам Горбачёв. Его реальный политический облик, словами самого Иванова, сказанными по другому поводу, был «ох, не плоским».

Автор порой несколько тенденциозен и тогда, когда он создаёт литературной портрет Ельцина. Иванов пишет (Вып. 2. С. 65):

«Самая лютая ненависть живёт в сердцах в сердцах сыновей и внуков тех, кто по каким-то причинам оказался недоволен советской властью. Воистину мы - те, у кого в детстве сидели на коленях, чьи песни и сказки слушали. А «Матросская тишина» для депутатов... Это что-то новенькое со времён Сталина, когда человека могли посадить, невзирая на прежние заслуги, должности и звания. Впрочем, ГКЧП в 91-м тоже своё отсидел. Ельцин здесь последователен. Начинал-то свою политическую биографию с того, что проявил инициативу и приказал взорвать в Свердловске дом Ипатьевых - последнее убежище царской семьи. Или это у него в крови - взрывать, ломать и сажать?».

Иванов психологически проницателен: если Горбачёв сохранил некоторые черты советского интеллигента, существа ранимого, то Ельцин, который, казалось бы, шёл путём либерализации жизни страны, подчас был по-мужицки нахрапистым. Однако размашистая поступь Ельцина подчас располагала его и к неожиданным проявлениям великодушия. С членами бывшего ГКЧП Ельцин обошёлся неожиданно миролюбиво и вскоре после задержания они были отпущены. Серьёзной расправы не последовало.

Меж тем Иванов, не жалея чёрных красок, создаёт политический портрет всей политической команды Ельцина. Он пишет (Вып. 1. С. 58):

«Для придачи респектабельности и демократичности на службу штучно призывались и те, кто рьяно критиковал Советскую власть и вместе с правозащитниками мог вывести новую российскую элиту по проторенной дорожке Запада.

Но даже и они ещё не закрывали бутербродную начинку современной власти. Той требовались большие, нигде ещё не учтённые, так называемые региональные и банкетные деньги. Постепенно в Белом Доме, а потом в самом Кремле стали мелькать вчерашние «цеховики» - люди настолько предприимчивые, насколько и освобождённые от угрызений совести. Эти брали всё, до чего дотягивались руки, и пока остальные думали, насколько это законно или честно, вешали таблички со своими именами на заводы, фабрики, учебные заведения, нефтяные и газовые месторождения, целые отрасли производства. Проплатить нужное количество депутатских голосов и подогнать законы под уже сделанное труда не составляло».

И далее автор продолжает:

«Этот слоёный, абсолютно несъедобный пирог модно обозначили новым демократическим правительством России, попутно присвоив себе дату её нового летоисчисления в ранге независимости - 12 июня 1991 года. И занялись тем, чем занимается каждый второй чиновник любого правительства - собой и своими проблемами».

В самом деле, то, что описывает Николай Иванов, далеко не беспрецедентно. Существует полулегендарное свидетельство, что, когда Карамзина спросили о положении дел в России, тот ответил односложно: «Воруют». Даже если этот речевой жест приписывается Карамзину молвой, едва ли он не подтверждается фактами истории – например, немыслимой роскошью, которой окружали себя екатерининские чиновники. И едва ли гоголевские чиновники, большие охотники до взяток, явились вне какой-либо исторической почвы.

Если же «быть ближе к современности», говорить о поздних советских и постсоветских временах, то известная ситуация повторяется с завидным постоянством. Чем, например, Брежнев, у которого были многочисленные дачи и охотничьи угодья хуже ельцинских чиновников, о которых с пишет Николай Иванов? Напротив, кремлёвские пайки, которыми при Советах пользовались высокопоставленные люди, при Ельцине всё-таки были отменены, а занятия хотя бы малым бизнесом были всё-таки легализованы и доступны не только членам правительства.

Впрочем, осторожные исторические коррекции, которые позволяет себе рецензент, в свою очередь не претендуют на некую непререкаемость и главное – ни в коей мере не умаляют художественной ценности романа.

Но вернёмся к его главному герою. Как у Тургенева (например, в романе «Накануне») гражданские качества Буерашина как бы проиллюстрированы его эротическим поведением. В сфере Амура, в мире любви Буерашин не лицемерен, но самоотвержен и даже альтруистичен.

В романе описаны женские судьбы, которые символически связаны с судьбами страны в 90-ые. Иванов пунктирно и в то же время узнаваемо следует патриотической мифологии Блока, сказавшего:

О, Русь моя! Жена моя! До боли
Нам ясен долгий путь!

Главный герой Иванова, который оберегает современную Русь (в своём – и едва ли единственно возможном – понимании), одновременно позиционирует себя как рыцарь, который защищает Даму сердца. Недаром Русь – она...

Например, одна из героинь романа – Ира – ждёт ребёнка от шведского предпринимателя Карла Оберга. В символическом поле романа тенденция Оберга как бы захватить Иру есть одновременно его стремление распространить на Россию чуждое ей западное влияние.

Другая женщина в романе – Вера – страдает от посягательств со стороны некоего лукавого предпринимателя. И он символизирует в романе западную ментальность, западную прагматику.

Роман Иванова содержит множество различных, но взаимосвязанных сюжетных линий. Многие из них носят любовно-авантюрный характер и в то же время таят за собой некий почти религиозный пласт. Одна из бесчисленных сюжетных линий романа – это борьба за Веру, которую ведут меж собой Егор Буерашин и Борис Сергованцев, упомянутый выше хитрый делец. Если прибегать к параллелям из классики, то Сергованцев – это своего рода постсоветский Швабрин. Показательно, что в «Капитанской дочке» Пушкина Швабрин выведен не просто подлецом, но и человеком, причастным к европейским ценностям. Недаром он явился из Петербурга – европейского полиса...

Работая против Сергованцева, Буерашин не всегда соответствует букве закона, но остаётся этически чистым по существу – как самоотверженный защитник девичьей чести, рыцарь и герой. Тут-то и появляется на повествовательной сцене лейтенант милиции с говорящей фамилией Околелов (в описанный автором период жизни страны милиция ещё не была переименована обратно в полицию). Демонстрируя мастерство литературного парадокса, Иванов – в лице Околелова – виртуозно показывает человека, который внешне прав, а внутренне не прав. Околелов правомочен чисто юридически, но им движет желание сделать карьеру, тогда как Буерашин остаётся рыцарем без страха и упрёка, хотя и не всегда непререкаемо следует букве закона.

Как и положено, по Буерашину, герою-патриоту и красавцу мужчине, вздыхают все девушки. Одна из них – Оля. Однако от неё Буерашин (в силу ряда сложных причин) великодушно отказывается, хоть и с болью.

В романе имеется почти душераздирающий эпизод: Егор договаривается с Олей вечером посидеть в кафе и поесть креветок, но эта встреча не состоялась. Возможность флирта в европейском кафе – это часть обстановки 90-ых, а отнюдь не обстановки советского времени, куда Николай Иванов предлагает нам всем вернуться. Да и сам имидж главного героя, красавца-мужчины, у Иванова несколько европеизирован едва ли не в противоречии с авторским замыслом. Для советского разведчика Буерашин, при всём своём героизме, местами слишком фриволен и склонен к самостоятельности мышления, чуждой советскому коллективизму. Ранее упоминался Джеймс Бонд – этот, казалось бы, полный антипод Буерашина.

Подобно своему контрастному двойнику, Егор Буерашин как никто другой переживает превратности судьбы и опасные приключения. Из них Егор выносит горький опыт, горькое знание: «Демократия в России, как и в любой другой стране мира, началась с получения милицией дубинок – «демократизаторов»» (Вып. 2. С. 38).

К сказанному Ивановым остаётся добавить: демократия и либерализм слова по своей этимологии противоположные. Демократия происходит от народа или, по-гречески, демоса. Она предполагает уравниловку: подчинение индивидуальности требованиям массы. Либеральность являет собою кальку с французского (liberté) и этимологически означает свободу, которая может приходить в противоречие с требованиями большинства. Коллективная норма может не совпадать с индивидуальными запросами человека.

Этимологическое противоречие, которое несёт в себе демократия, воздействует и на приведенный выше писательский тезис Николая Иванова. Если, в самом деле, ельцинская демократия была по сути своей авторитарной, то и советский период, когда слово «народ» было официально популярным, предполагал всю ту же резиновую дубинку и всё те же наручники (пусть даже в несколько ином физическом эквиваленте). Чем же тогда советский период, который идеализирует Иванов, существенно лучше демократии ельцинского типа?

Читатель вправе как соглашаться, так и не соглашаться с автором – но трудно, даже невозможно, оспаривать художественную ценность романа Николая Иванова «Реки помнят свои берега».

Поразительно ещё одно: в своём романе, написанном в 2000-ом году, Иванов предвосхитил нынешнюю психоидеологию славянского единства, которую мы видим в действии. Писательская прозорливость Николая Иванова потрясает даже независимо от того, разделяет ли тот или иной читатель воссозданную автором славянскую психоидеологию.

Роман Николая Иванова «Реки помнят свои берега» – значительное эпохальное произведение, опубликованное к юбилейной вехе – к 95-летию «Романа-газеты».

---

ЧИТАТЬ ЖУРНАЛ

---

Pechorin.net приглашает редакции обозреваемых журналов и героев обзоров (авторов стихов, прозы, публицистики) к дискуссии. Если вы хотите поблагодарить критиков, вступить в спор или иным способом прокомментировать обзор, присылайте свои письма нам на почту: info@pechorin.net, и мы дополним обзоры.

Хотите стать автором обзоров проекта «Русский академический журнал»? Предложите проекту сотрудничество, прислав биографию и ссылки на свои статьи на почту: info@pechorin.net.

---

 

Родился в Москве 15 февраля 1967 года. В 1993 окончил филфак МГУ (отделение русского языка и литературы). Там же поступил в аспирантуру и в 1997 защитил кандидатскую диссертацию по лирике Пушкина 10 - начала 20 годов. (В работе реализованы принципы лингвопоэтики, новой литературоведческой методологии, и дан анализ дискурса «ранней» лирики Пушкина). Кандидат филологических наук, член Российского Союза профессиональных литераторов (РСПЛ), член ЛИТО Московского Дома учёных, старший научный сотрудник Государственного историко-литературного музея-заповедника А.С. Пушкина (ГИЛМЗ, Захарово-Вязёмы). В 2010 попал в шорт-лист журнала «Za-Za» («Зарубежные задворки», Дюссельдорф) в номинации «Литературная критика». Публикуется в сборниках ГИЛМЗ («Хозяева и гости усадьбы Вязёмы», «Пушкин в Москве и Подмосковье»), в «Учительской газете» и в других гуманитарных изданиях. Живёт в Москве.