Жизнь есть сон

Сон – это одновременно и ключ, и тайник. Тайник, где исследователи души ищут секреты; ключ, которым пытаются открыть подсознание. Как и многие писатели древности и современности, Андрей Прокопюк использует сновидения в качестве художественного приема.

Рассказ «Станция Северная» представляет собой записки ученого, экспериментирующего с осознанными сновидениями. Отсюда признаки научного стиля: язык, лишенный экспрессии («Мне нужно было найти, где будет урок моего коллектива»), тяготение к нормированной речи («И поскольку я уверен в способности компетентных ведомств проверять факты, я рассматриваю эти материалы как серьезную подсказку для моих исследований»), использование терминов (онейроидный синдром, деперсонализация, субъект). Стилизация удается писателю в полной мере и помогает выстроить текст композиционно – за сном следует анализ сна. Однако стоит учитывать, что серьезный тон может озадачить читателя, причем с первых строк: «Все множество интерпретаций мультивселенной не говорит о том, как найти путь к другому срезу реальности», – чтобы вникнуть в предложение, придется прочесть его не один раз.

Итак, главный герой ставит перед собой цель попасть в миры, «где жизнь имеет законы, подобные законам сна». Для этого он использует осознанные сновидения, то есть сны, которыми можно управлять. Сначала герой пытается осознать себя спящим, применяя тест на реальность. Он все время спрашивает себя: «Сплю ли я?», «Нужно ли мне сделать записи?». Во сне записывать что-либо нет необходимости – в реальности записи не сохраняются, хотя к концу этот критерий отличия сна от яви размывается.

Пространство сна – лабиринт, полный препятствий. В нем объединились несколько локусов: школа с лестницей и железнодорожная станция. К последней герой стремится, но для этого необходимо выйти из школы. Сновидец блуждает по кабинетам, не в силах вспомнить нужный. Коридоры и лестницы представляют собой свалку подсознания, нагромождение предметов, образов и символов – не зря герой находит кафедру «экономики онтологии». Временами писатель оставляет слишком много неопределенности: «Я хотел бежать, но какие-то тростинки, растущие из рук учительницы, вонзились в стены и доску вокруг меня», – любопытный зрительный образ, но как выглядели такие «руки» и действительно ли это тростинки, которые по определению хрупки? «Я испытал какую-то торжественную тревогу», – можно ли это чувство описать точнее? «В ее руке появились какие-то бумаги», – какие именно бумаги? В других же эпизодах, напротив, возникает избыточность: «резко толкнула», «шагал по асфальту к выходу». То же касается местоимений («не мог решиться воспользоваться этой лестницей», «легко ходили через это нагромождение досок», «осознал, что делать это незачем», «раз уж это сон»; «Смотрел сквозь меня, как будто меня нет сейчас прямо перед ним») и тавтологий («Чтобы выйти на улицу, нужно было обязательно переобуться. Идти в сменной обуви было никак нельзя»; «ощущение было неожиданно теплым»; «на улице было неожиданно светло»).

Как метафора лестница объединяет два архетипа – дорогу и мировое древо. «Лестница играет громадную философскую роль в жизни человека. Наше бытие происходит на земной поверхности, на данной плоскости, но мы стремимся к чему-то высокому, ступенька за ступенькой подбираемся к каким-то высотам, как Иаков. И наоборот, если мы ведем себя не так, как полагается человеку, то спускаемся все ближе и ближе к преисподней. Это символ человеческого бытия», – поясняет художник-концептуалист Илья Кабаков. Именно на лестнице герой получает контроль над сновидением и продирается сквозь колючки подсознания – совершается работа души. Теперь ему предстоит встретиться с собственным страхом, воплощенным в двухметровой статуе.

Непонятно, какая угроза исходит от статуи. Она преследует героя, но не причиняет вреда. Таким образом, реальной опасности осознанные сновидения будто не представляют. Возможно, текст произведет большее впечатление, если статуя всерьез напугает героя (и читателя заодно), возникнет угроза физической расправы или повреждения ума, как в рассказах Говарда Филлипса Лавкрафта, ведь шутки с подсознанием плохи. Сон героя балансирует на грани кошмара, так почему бы не сделать его по-настоящему страшным? Тогда и решение героя прийти к статуе и заглянуть ей в глаза станет действительно храбрым поступком, переломным моментом.

Легкость восприятия текста нарушают перегруженные синтаксические конструкции, возможно, их уместно разбить на несколько предложений: «Мне приходилось удерживать на месте тетрадь, которая все время норовила всплыть, и как только я расправлял ее и был готов записать свои мысли, мне переставало хватать воздуха – приходилось подняться и отдышаться». Стоит также обратить внимание на оправданность использования инверсии («Я уверен, что их никогда не учил наизусть, мог разве что слышать мельком»), уместность союзов («Между соседними домами царил запах как будто горелых волос), нарушения видовременной связи («В данный момент я сосредоточил мысли на поисках ключа, и не ощущаю никаких сигналов от подсознания, что мне нужно преодолевать препятствия») и слабые глаголы (сделал запись = записал, сделать шаг = шагнуть).

Итак, герою удалось подчинить сон и преодолеть страх. Наконец, он покидает школу и отправляется на поиски железнодорожной станции. Встреча с дворовой шпаной – очень живой и зримый эпизод. Стилизация обсценной лексики в абсурдистском ключе («А хунхуз не нанайка?») вносит в текст юмор. Отсюда можно сделать вывод: автору удаются динамичные и смешные эпизоды, и если разбавить ими «научные наблюдения», текст только выиграет.

С появлением в рассказе возлюбленной раскрывается мотивация героя. Эксперименты с осознанными сновидениями он затеял, чтобы вновь увидеть девушку, погибшую в юном возрасте. Однако для этого ему нужно попасть в мир иной, куда он и отправляется со станции «Северная». И лестница, ведущая в небо, и кладбище, и поезд становятся ритуальными символами перехода из мира живых. Согласно Юнгу, архетипы появляются в снах так же, как в мифах и сказках. Сновидение похоже на личный миф, оно нуждается в толковании, в переводе с языка символов, возвращает человека к мифологическому и сакральному. Получается, что герой идет на смерть ради любви и/или навсегда переходит в пространство сна – об этом говорят его научные наблюдения о хождении во сне и возможных галлюцинациях.

Здесь используется такой прием, как психологический сон, указывающий на кризисный, переломный момент во внутренней жизни героя. По словам Дмитрия Нечаенко, изучавшего литературные сновидения, такие сны «являются своеобразным духовным катарсисом, этическим и мировоззренческим «чистилищем», путеводной нитью к первозданным и незыблемым, общечеловеческим моральным ценностям и императивам». С героем действительно происходит метаморфоза. Деловитый ученый вдруг превращается в измученного влюбленного. «Я… Я так давно мечтал увидеть тебя, – сказал я и, разрыдавшись, взял ее за руку и уткнулся ей в плечо», – неоднократно упоминается, что герой плачет. Большую часть текста мы наблюдали за подчеркнуто строгими записями героя, который, казалось бы, игнорировал свои переживания. Но оказалось, он глубоко чувствующий человек, способный на интенсивные эмоциональные реакции – контраст ощутимый.

В финале герой достигает цели – вместе с возлюбленной попадает в мир, живущий по законам сна. Отметим отсылку к стихотворению «Аннабель Ли» Эдгара Аллана По о любви к почившей возлюбленной – на него ссылается сам автор – а также к финалу романа «Мастер и Маргарита» Михаила Булгакова, где герои обрели посмертный рай на двоих. Герои Андрея Прокопюка тоже будто в раю, но выясняется, что и там чувства не вечны. Аннабель взрослеет и становится непохожа на ту девочку, в которую был влюблен герой. В конце концов она решает уехать и вновь садится на поезд, оставляя героя в тоскливом одиночестве. Интересно, что его печаль отражается на облике рая-сновидения: «Мир вокруг сначала застыл, потом начал потихоньку ветшать».

На этом рассказ можно было бы закончить, но автор создает несколько финалов. В тексте появляется Харлампий Ямский, уже знакомый читателям Андрея Прокопюка по рассказу-притче «Станция Южная». Помощник отчаявшихся предлагает герою покинуть сон, но для этого необходимо знать, куда двигаться дальше. Герой понимает, что надо взрослеть, и погружается в философские размышления на тему дальнейшего пути: «Почему никто не дал человеку смысла жизни? Природой дано только передавать свои гены дальше во времени». Однако затем он находит ответ: «Смысл себе нужно придумывать самому <…> Когда вернется Харлампий Ямский, я должен буду обрести цель, ради которой нужно вернуться». Размышления героя приближают рассказ «Станция Северная» к философской прозе – вдумчивой, но в тоже время оптимистичной. Хочется верить, что у такой прозы найдется столь же вдумчивый читатель.

Ксюша Вежбицкая: личная страница.

Прокопюк Андрей. Родился в городе Тольятти первого января 1988 года. С самого детства любил писать рассказы, а иногда даже стихи, но ничего не публиковал. С 2008 по 2024 год не написал ни строчки, но вынашивал идеи, и вот, в 2024 году, приступил к их реализации. За время перерыва успел выучиться на программиста в Эпи МИСиС, по этой специальности и работает по сей день.