Василий Иванович Белов родился 23 октября 1932 года в селе Тимониха Харовского района Вологодской области, в крестьянской семье. Отец погиб в 1943 году.
Учился в школе фабрично-заводского обучения в городе Сокол Вологодской области, работал в колхозе столяром, электромонтёром, мотористом-дизелистом.
Служил в армии в Ленинграде (1952–1955). Первое стихотворение Белова «На страже Родины» было публиковано в газете Ленинградского военного округа.
В 1956 году вернулся в Вологду, работал в районной газете «Коммунар». В 1958 году Белов был избран секретарем райкома комсомола.
Не прекращал писать стихи. Его земляк, писатель А. Яшин посоветовал ему отправить стихи в Литературный институт им. Горького. Вскоре Белов был вызван на учёбу в Москву.
Окончил Литинститут в 1964 году (поэтический семинар Льва Ошанина). Вернулся в Вологду.
Публиковался как поэт с 1956 года. Первая книга – сборник стихов и поэм «Деревенька моя лесная» (1961). В том же 1961 году была публикована и первая повесть Белова – «Деревня Бердяйка».
С 1963 года – член Союза писателей СССР.
Далее последовали сборники рассказов «Знойное лето» (1963), «Речные излуки» (1964), повесть «За тремя волоками» (1965). Произведения Белова рассказывают о быте, нравах, истории и современной писателю жизни русского крестьянского Севера. Обращает на себя внимание народный язык, на котором говорят герои Белова, самобытный и выразительный.
В 1966 году в журнале «Север» (г. Петрозаводск) была опубликована большая повесть В. Белова «Привычное дело», которая принесла автору широкую известность и причислила его к представителям «деревенской прозы» (наряду с Ф.А. Абрамовым, В.П. Астафьевым, В.Г. Распутиным, Е.И. Носовым).
Герои повести – вологодский крестьянин Иван Африканович Дрынов и его жена Катерина. Обыкновенные деревенские люди, вынужденные заниматься тяжёлым трудом и мириться с жестокой несправедливостью жизни. Образы их выписаны глубоко и правдиво, показан уникальный русский характер. Звучат в этой повести и религиозные мотивы, чего прежде практически не бывало в советской прозе.
Главному редактору журнала «Север» пришлось для обхода цензуры пойти на хитрость – напечатать в финале повести «Окончание следует». Якобы автор продолжит повествование, и оно не закончится на трагичной ноте.
Благодаря повести «Привычное дело» читатели прикоснулись к новому для многих из них миру – «крестьянскому космосу».
Затем была написана повесть «Плотницкие рассказы», здесь уделено внимание трагическим страницам истории советской деревни.
Остросоциальные исторические романы-эпопеи Белова – «Кануны (хроника конца 20-х гг.)» (1972–1987), «Год великого перелома» (1989–1994) и «Час шестый (хроника 1932 года)» (1997–1998). В них автор показывает, какой страшной трагедией стала коллективизация.
В цикле сельских юмористических миниатюр В. Белова выделяют рассказ «Бухтины вологодские завиральные» (1996); маленькие повести «Моя жизнь» (1974) и «Воспитание по доктору Споку» (1974).
Есть среди произведений Белова и публицистический роман «Всё впереди» (1985). Речь в нём идёт о городе, и автор внятно и полемично выражает свою позицию – резкое неприятие всего западного, инородного для духовной самобытности русских, чужого, «городской цивилизации».
Книга Белова с самым оптимистическим настроем – «Лад. Очерки о народной эстетике» (1982), в ней автор описывает крестьянский быт Севера России, делится с читателем красотой традиций хозяйствования, труда и быта, обычаев и языка, ремесла, творчества, праздников и отдыха. В жизни крестьянской общины, семьи всё правильно, всё ладно…
В 2000 году вышла последняя книга В. Белова – «Повседневная жизнь русского севера».
Всего было издано более 130 книг, почти 50 из них – за рубежом.
В. Белов – лауреат Государственной премии СССР (1981), а также Государственной премии России в области литературы и искусства 2003 года. В 2006 году В.И. Белову присуждена премия «Ясная Поляна».
В 2008 году В.И. Белов был награжден орденом Почета «За большой вклад в развитие отечественной литературы и многолетнюю творческую деятельность».
Василий Белов был активным общественным деятелем, открыто отстаивал свои патриотические взгляды. С 1989 по 1991 годы избирался народным депутатом СССР. Долгое время был сопредседателем СП России.
В своём творчестве писатель выступал за сохранение русской самобытности: народного языка как величайшего национального достояния, суровой и неброской северной природы, деревенского уклада и православных ценностей.
Живя в Вологде, Белов постоянно возвращался в родную деревню Тимониху. Согласно завещанию, писатель был похоронен на сельском кладбище у Николаевской церкви, которую восстановил собственными усилиями.
В Тимонихе находится дом Белова. В нём сохранилась знаменитая «литературная банька», в которой в своё время бывали и В. Шукшин, и Ф. Абрамов, и В. Распутин.
С 2007 года предлагается пройти по беловскому литературному маршруту, он пролегает от года Харовска до деревни Тимониха и назван «Дорога к дому». Звучат стихи Белова, его любимые музыкальные произведения. На пути можно пообщаться с местными жителями, которые с удовольствием рассказывают о прошлом. В программу включены банька, костёр на берегу озера, угощение, рассказ о традициях края, о деревенском быте. Главная задача – эмоциональное приобщение к истинно русскому, народному – чем проникнуты произведения Василия Белова.
В 1971 году по мотивам повести «Привычное дело» режиссеры М. Ершов, В. Соколов и О. Дашкевич сняли телефильм «Африканыч». Есть и другие экранизации произведений В. Белова: «Плотницкие рассказы» (реж. – П. Резников, Н. Марусалова, Б. Бабочкин, 1973), «Целуются зори» (реж. – С. Никоненко, 1977), «Красный обоз» (реж. – В. Чиков, 1989), «По 206-й» (реж. – В. Кольцов, 1990), «Все впереди» (реж. – Н. Бурляев, 1990).
Жизни и творчеству посвящён фильм «Соха и крест Василия Белова» (2009).
«И хотя мы покидаем родные места, всё-таки мы снова возвращаемся к ним, как бы ни грешили знакомством с другими краями. Потому что жить без этой малой родины невозможно. Ведь человек счастлив, пока у него есть родина... – заключает герой рассказа Белова «Бобришный угол». – Покамест у нас есть Бобришный, есть родина. Здесь, на Бобришном, и начинается для нас большая Родина. Да, человек счастлив, пока у него есть Родина. Как бы ни сурова, ни неласкова была она со своим сыном, нам никогда от неё не отречься».
О Василии Белове можно почитать по ссылке.
17–23 октября 2022 г. в Вологде проходят IX ежегодные Всероссийские Беловские чтения «Белов. Вологда. Россия».
Василий Белов, «Привычное дело»
(повесть, фрагмент, начало)
ГЛАВА ПЕРВАЯ
1. ПРЯМЫМ ХОДОМ
– Парме-ен? Это где у меня Парменко-то? А вот он, Парменко. Замерз?
Замерз, парень, замерз. Дурачок ты, Парменко. Молчит у меня Парменко. Вот, ну-ко мы домой поедем. Хошь домой-то? Пармен ты, Пармен...
Иван Африканович еле развязал замерзшие вожжи.
– Ты вот стоял? Стоял. Ждал Ивана Африкановича? Ждал, скажи. А Иван Африканович чего делал? А я, Пармеша, маленько выпил, выпил, друг мой, ты уж меня не осуди. Да, не осуди, значит. А что, разве русскому человеку и выпить нельзя? Нет, ты скажи, можно выпить русскому человеку? Особенно ежели он сперва весь до кишков на ветру промерз, после проголодался до самых костей? Ну, мы, значит, и выпили по мерзавчику. Да. А Мишка мне говорит: «Чего уж, Иван Африканович, от одной только в ноздре разъело. Давай, – говорит, – вторительную». Все мы, Парменушко, под сельпом ходим, ты уж меня не ругай. Да, милой, не ругай. А ведь с какого места все дело пошло? А пошло, Пармеша, с сегодняшнего утра, когда мы с тобой посуду пустую сдавать повезли. Нагрузили да и повезли. Мне продавщица грит: «Свези, Иван Африканович, посуду, а обратно товару привезешь. Только, – грит, – накладную-то не потеряй». А когда это Дрынов накладную терял? Не терял Иван Африканович накладную. «Вон, – говорю, – Пармен не даст мне соврать, не терял накладную». Свезли мы с тобой посуду? Свезли! Сдали мы ее, курву? Сдали! Сдали и весь товар в наличности получили! Так это почему нам с тобой выпить нельзя? Можно нам выпить, ей-богу, можно. Ты, значит, у сельпа стоишь, у высокого-то крылечка, а мы с Мишкой. Мишка. Этот Мишка всем Мишкам Мишка. Я те говорю. Дело привычное. «Давай, – говорит, – Иван Африканович, на спор, не я буду, – грит, – ежели с хлебом все вино из блюда не выхлебаю».
Я говорю: «Какой ты, Мишка, шельма. Ты ведь, – говорю, – шельма! Ну кто вино с хлебом ложкой хлебает? Ведь это, – говорю, – не шти какие-либо, не суп с курой, чтобы его, вино-то, ложкой, как тюрю, хлебать». – «А вот, – говорит, – давай на спор». – «Давай!» Меня, Пармеша, этот секрет разобрал. «На что, – Мишка меня спрашивает, – на что, – спрашивает, – на спор идешь?» Я и говорю, что ежели выхлебаешь не торопясь, так ставлю еще одну белоглазую-то, а ежели проиграешь, дак с тебя. Ну, взял он у сторожихи блюдо. Хлеба накрошил с полблюда. «Лей, – говорит. – Большое блюдо-то, малированное». Ну я и ухнул всю бутылку белого в это блюдо. Начальство, какое тут изладилось, заготовители эти и сам председатель сельпа Василей Трифонович глядят, затихли, значит. И что бы ты, Парменушко, сказал, ежели этот пес, этот Мишка, всю эту крошенину ложкой выхлебал? Хлебает да крякает, хлебает да крякает. Выхлебал, дьявол, да еще и ложку досуха облизал. Ну, правда, только хотел он закурить, газетку у меня оторвал, рожу-то и повело у него; видно, его и прижало тутотка. Выскочил из-за стола да на улицу. Вышибло его, шельму, из избы-то. Крылечко-то у сельпа высокое, как он рыгнет с крылечка-то! Ну да ты тут у крылечка и стоял, ты его видел, мазурика.
Заходит он обратно, в лице-то кровинушки нет, а хохотнул! У нас, значит, с ним конфликт. Все мненья пополам разделились: кто говорит, что я проспорил, а кто говорит, что Мишка слово не выдержал. А Василей-то Трифонович, председатель сельпа-то, встал на мою сторону да и говорит: «Твоя взяла, Иван Африканович. Потому как выхлебать-то он, конешно, выхлебал, а в нутре-то не удержал». Я Мишке говорю: «Ладно, шут с тобой! Давай пополам купим. Чтобы никому не обидно было». Чего? Ты что, Пармен? Чего встал-то? А-а, ну давай, давай. Я тоже с тобой побрызгаю за компанию. За компанию-то оно, Пармеша, всегда... Тпрры! Пармен? Кому говорят? Тпрры! Ты, значит, меня не подождал, пошел? Я тебя сейчас вожжами-то. Тпрры! Будешь ты знать Ивана Африкановича! Ишь ты! Ну вот и стой по-людски, где у меня, эти... пуговицы-то... Да, кх, хм.
Наживай богатого.
Вот теперь поехали, поехали с орехами, поскакали с колпаками...
Иван Африканович надел рукавицы и опять уселся на груженные сельповским товаром дровни. Мерин без понукания в бок сдернул прикипающие к снегу полозья, он споро волок тяжелый воз, изредка фыркал и прядал ушами, слушая хозяина.
– Да, брат Парменко. Вон оно как дело-то у нас с Мишкой обернулось.
Ведь налелькались. Налелькались. Пошел он в клуб к девкам, девок-то тут у сельпа побольше, какая в пекарне, какая на почте, вот он и пошел к девкам-то. И девки все экие толстопятые, хорошие, не то что у нас в деревне, у нас-то все разъехались. Весь первый сорт по замужьям разобрали, остался один второй да третий. Дело привычное. Я говорю: «Поехали, Миша, домой», – нет, к девкам пошел. Ну, дело понятное, мы тоже, Пармеша, были молоденькие, это уж теперь-то нам все сроки вышли и соки вытекли, дело привычное, да... А как думаешь, Парменко, попадет нам от бабы-то? Попадет, ей-богу, попадет, это уж точно! Ну, ее бабье дело такое, ей тоже надо скидку делать, бабе-то, скидку, Парменко. Ведь у ее робетешек-то сколько? А у ее их, этих клиентов-то, чур будь, ей тоже не мед, бабе-то, ведь их восемь... Али девять? Нет, Пармен, вроде восемь... А с этим, который... Ну, этот, что...которой в брюхе-то... Девять? Аль восемь? Хм... Значит, так: Анатошка у меня второй, Танька первая. Васька за Анатошкой был, первого мая родила, как сейчас помню, за Васькой Катюшка, после Катюшки Мишка. После, значит. Мишка. П-п-погоди, а Гришку куда? Гришку-то я и забыл, он-то за кем? Васька за Анатошкой, первого мая родился, за Васькой Гришка, после Гришки... Вот ведь, унеси леший, сколько накопил! Мишка, значит, за Катюшкой, за Мишкой Володя еще, да и Маруся, эта меньшуха, родилась в межумолоки... А перед Катюшкой-то кто был? Значит, так, Антошка у меня второй, Танька первая. Васька первого мая родился, Гришка... А, шут с ним, все вырастут!
Нам недолго погулять... А только до девятого...
Тпрры, стой, Парменко, тут нам потихоньку надо, как бы не окувыркнуться.
Иван Африканович слез на дорогу. Он с такой серьезностью поддерживал воз и дергал за вожжи, что мерин как-то даже снисходительно, нарочно для Ивана Африкановича замедлил ход. Уж кому-кому, а Пармену-то была хорошо известна вся эта дорога...
– Ну, вот так, давай, вроде проехали мостик-то, – приговаривал ездовой. – Нам бы только с тобой накладную-то не ухайдакать, накладную-то... А ведь я тебя, Парменко, еще вот каким помню. Ведь ты тогда еще у матки титьку сосал, вот я тебя каким помню. И матку твою помню, звали Пуговкой, до того мала была да кругла, сгонили покойную головушку на колбасу, матку-то.
Я, бывало, на ней за сеном ездил в масленицу, на старые стожья, дорога-то была вся через пень-колоду, дак она, матка-то твоя, как ящерка с возом-то, где ползком, где скоком, до того послушна была в оглоблях. Не то что ты теперешней. Ведь ты, дурак, и не пахивал, и в извозе дальше сельпа не езживал, ты ведь одно вино да начальство возишь, у тебя жизнь-то как у Христа за пазухой. Я ведь тебя еще каким помню? Ну, конешно дело, тебе тоже досталось. Помнишь, как семенной горох возили, а ты из оглобель-то вывернулся! Да как мы тебя, прохвоста, всем миром из канавы на ноги ставили?
А ведь я тебя еще вот эконьким помню-то, – бывало, бежишь по мосту, весь празднишной, дак копыткати у тебя так и брякают, так и брякают, и никакой-то заботушки у тебя тогда не было. А теперь что? Ну, возишь ты вина вдоволь, ну там кормят тебя, поят, а дальше что? Вот сдадут тебя тоже на колбасу, в любой момент могут, а ты что? Да ничего, пойдешь как миленькой. Вот ты говоришь, баба. Баба, она, конешно, баба и есть. Только у меня баба не такая, она и отряховку даст кому хошь. А мне ни-ни с пьяным. Пьяного она меня пальцем не тронет, потому что знает Ивана Африкановича, век прожили.
Тут уж, ежели я выпил, мне встречь слова не говори и под руку не попадай, у меня рука кому хошь копоти нагонит. Верно я говорю, Пармен? То-то, это уж точно я говорю, это уж как в аптеке, нагоню копоти. Чево?
Нам недолго погулять, А только до де...
Я говорю, что Дрынова хто зажмет? Нихто Дрынова не зажмет. Дрынов сам кого хошь зажмет. Куда? Это ты куда, дурак старый, воротишь-то? Ведь ты не на ту дорогу воротишь! Ведь мы с тобой век прожили, а ты, понимаешь, куда воротишь? Это тебе домой дорога-то, что ли? Это тебе дорога не домой, а на вырубку. Я тут сто раз ездил, я тебе... Что? Я тебе полягаюсь, я вот тебе полягаюсь! Ты дорогу лучше меня знаешь? Ты, прохвост, вожжей захотел? Нна! Нна, вот тебе, ежели так! Ступай куда велят, свой прынцып не отстаивай! Чего заоглядывался? Ну? То-то, дурак, иди куда ведено!
Ых, только до...
Иван Африканович отхлестал мерина и примирительно зевнул:
– Ишь ты, Парменко, как меня разморило-то. Мы с тобой сейчас домой прикатим, товар сдадим, самовар поставим. Распрягу я тебя либо бабе скажу, и пойдешь ты, дурачок, домой, в конюшную. Ведь ты дурак, Парменко? Вот и я говорю, что ты дурачок, хоть ты и умный мерин, а дурачок. Ничего-то в жизни не смыслишь. Ты вон свернуть хотел на другую дорогу, а я тебя восстановил. Восстановил я тебя на верную путь али не восстановил? То-то! А нам недолго погулять... Ты, дурак, чего опять остановился? Который раз останавливаешься. Ты домой не хошь? Отведаешь у меня еще вожжей, ежели! Вон и деревню видно, сдадим мы товар, самовар поставим, нам теперь что, нам теперь все вчера до обеда. Дурак ты, Парменко, дурак, тебе домой неохота. Вон и деревня рядом, вон и трактор Мишкин. Что? Какая это деревня-то? Вроде не наша деревня. Ну. Ей-богу, не та деревня. Вон и сельпо есть, а в нашей сельпа нет, это уж точно, а тут сельпо. Вон и крылечко высокое. Мы ведь, Парменко, вроде бы тут и товар грузили? Хм. Право слово, тут. Пармен ты, Пармен! Нет ведь у тебя толку-то, ишь куда ты меня завез. Вот ведь куда нас повело. Парме-ен? Ну, теперь мы с тобой домой поедем. Вот, вот, заворачивай-ко, батюшко! Ведь я тебе еще каким помню-то? Ведь ты еще маткину титьку губами дергал... Мы с тобой ходко... К утру дома будем, как в аптеке... Теперь мы, Пармеша, прямым ходом. Да, это... Прямым... Дело привычное.
Автор статьи: Великанова Юлия.
