В одну телегу впрячь

Самое сложное в литературе – совместить жанрово несовмещаемое так, чтобы это было гармонично. Оттого подобные прецеденты и редки: сознательно обманывать разнонаправленные читательские ожидания, чтобы по итогу с большой долей вероятности до конца не угодить никому – дело рискованное. Тут, разумеется, нужна творческая дерзость. Но не только – необходимо и высочайшее художественное мастерство. В итоге мало у кого получается: на одних Стругацких, не побоявшихся разрешить классический детектив открытым научно-фантастическим финалом («Отель «У погибшего альпиниста»), приходится сотня разномастных Пауло Коэльо, у которых в один текст сопрягаются вялые приключения, перемешанные с вторичной квазидуховностью.

«Непотерянный край» – амбициозная попытка сопряжения, удавшаяся лишь отчасти. Тезис – убедительный, антитезис, видимо, тоже, а вот к синтезу есть вопросы.

Впрочем, обо всём по порядку.

Сильнейший пласт книги – собственно фабульный, триллерный. Автор определенно умеет нагнетать атмосферу страшного. При помощи, казалось бы, бытовых, совершенно земных деталей. Куртки нескольких героев испачканы одинаковой строительной пылью. Люди поют героине песню под акустическую гитару, а после этого её чуть не сбивает грузовик – и музыканты немедленно исчезают. Дом с едва ли не половиной героев совершенно неожиданно... натурально взлетает на воздух. Жизнь действительно состоит из кажущихся нам случайными неочевидностей, и если их правильно подсветить, выходит жутковато. Автор подсвечивает их правильно. Как итог, читатель верует, ибо абсурдно – и потому максимально реалистично и жизнеподобно.

Кроме того, автор хорошо описывает расшатанную психику героини, плывущую в ее изменённом сознании реальность. Психоделическая логика повествования тоже вполне работает.

Есть у «Непотерянного края» и второй слой – эзотерический или, если хотите, духовный. О нем говорить сложнее, поскольку для этого нужно быть хорошо знакомым с добрым десятком трудов, учений, практик. Оттого эзотерическая часть текста с Рерихами, Срединным Путем, отблеском Высшего, Гурджиевым и т.д. может восприниматься неподготовленным читателем достаточно трудно. Однако стилистически она вполне выдержана, и многое можно понять и без глубокого погружения в контекст. Герои, как и положено в подобном жанре, периодически изъясняются языком притч и афоризмов. Традиционен и при этом достаточно убедителен здесь и прием диалогов ученика (алчущего тайны) с проводниками и учителями (знающими ее), которые по кусочкам открывают ему полную картину реальности.

Наконец, работа с условностями и клише, немыслимая в первом (реалистически напряжённом) повествовательном пласте, в случае с притчей, жанром особенным, как раз-таки вполне оправдана. Кафка, споря с Густавом Яноухом, говорил, что театр должен быть театральным, преувеличенно нереалистичным – так он действует на читателя сильнее. Потому такие штампы, как амнезию в качестве пружины, раскручивающей действие, или потерю сна как переход в пограничное состояние между сознательным и бессознательным, иначе как условность или метафору и не воспринимаешь.

Как две отдельные истории со своими правилами и законами «Непотерянный край» вполне работает. Но, увы, сочетаются между собой они не совсем. Для любителя литературы психологически напряжённой, остросюжетной очень важен темпоритм повествования. А он сбивается пространными диалогами и рассуждениями – которых к тому же становится все больше и больше, особенно ближе к финалу. Тем же, кому важна именно «духовная» составляющая текста, вряд ли что-то добавят к восприятию написанного реалистические, местами жёсткие сюжетные повороты.

Наконец, несколько спорным выглядит и финал книги. А точнее, он смотрится как переигровка, отмена страшного пути, пройденного героиней. А ведь читатель ей сопереживал. Это как если бы Лев Толстой, описав душевные муки Анны Карениной перед падением под поезд, а после – само падение, взял бы да «отмотал» повествование назад. Мол, все это ей только предвиделось, а сейчас она пойдет к сыну Сереже и вообще начнет вести праведную жизнь. С другой стороны, получается, что свой духовный путь она тоже не выстрадала: все само снизошло к ней. То есть отменяется и та самая «правильная работа со страданием».

И ещё пара критических замечаний. Использование нарочито говорящих фамилий (Свободин, Звонимиров, Сердцева, Опекунцева, Успехов и др.) в духе классицизма восемнадцатого-девятнадцатого века – прием спорный. Реализму мешает, на притчевость-условность работает лишь отчасти: прибавляется несвойственный тексту иронический (или даже сатирический) эффект. Если очень часто употреблять слово «странный», станет, напротив, менее странно. Писателю лучше показывать, а не рассказывать. Наконец, совершенно точно не надо выделять особо значимые слова курсивом. Если надо объяснять (и подчеркивать), то не надо объяснять. Тем более в книге, где главная героиня работает литературным редактором.

Иван Родионов: личная страница. 

Юниор Мирный. Родился в городе Новосибирске. По образованию лингвист. Работал более десяти лет в банковской сфере. Увлекается психологией и самосовершенствованием, черпая и применяя полезную информацию из всех источников – от психотерапии до духовных учений. Через свои произведения старается поделиться собственным опытом с читателями. С 2019 года публикуется на Ридеро и на площадках партнёров сервиса самопубликации. Вышло три романа: «Хозяин дома», «Город для тебя» и «Непотерянный край».