Удивительные секреты черновиков известных писателей

Удивительные секреты черновиков известных писателей

(Ирина Левченко, перевод с английского: Hephzibah Anderson, BBC, August 19, 2020)

Какие тайны скрывают первые рукописи классических романов? Хефзиба Андерсон исследует работы от Уайльда и Вулф до Фицджеральда и Пруста.

Писателям, увязшим в прокрастинации, стоит взглянуть на страницы черновика самой известной книги Марселя Пруста - романа «В поисках утраченного времени». Ничто так не иллюстрирует правдивость постулата курсов писательского мастерства «писательство - это переписывание», как тетради, в которых Пруст сочинял свой выдающийся семитомный текст – с бесконечными зачёркиваниями, многочисленными комментариями и даже зарисовками.

Хотя от выцветших чернил и старой бумаги веет хрупкостью, на самом деле черновики демонстрируют упрямую, почти воинственную решимость авторов.  - Налицо тяжёлый труд литературных изысканий: здесь нет ничего ценного в своей неприкосновенности. Как бы Пруст в себе ни сомневался и в избранном им виде искусства – тоже, – он упорно продолжал решать монументальную задачу всей своей жизни. Что же касается знаменитого печенья (пирожных) Мадлен, вызывающего сладкие воспоминания, то в черновиках Пруста это были тосты с чаем.

Черновики литературных произведений завораживают многим, начиная со стыдливого трепета от подглядывания за чем-то сугубо личным и глубокого восторга от осознания того, что писатель держал в руках этот самый лист бумаги, заканчивая тем, что эти первые наброски проливают свет на методологию и намерения автора. Порой кажется, что сама суть того, что писатель пытается выразить, мучительно колеблется где-то между зачеркнутым словом и тем, на которое его заменили.

В иных случаях поразительные отличия черновиков от окончательных текстов заставляют читателя иначе взглянуть даже на самые известные произведения. Оказывается, что в ранних вариантах завязки и развязки кардинально отличаются, а главные герои начинали свое существование под другими именами. К примеру, Скарлетт О’Хару из «Унесенных ветром» первоначально звали Пэнси, детектив в шляпе охотника на оленей у Артура Конан Дойла отзывался на имя Шерринфорд Хоуп, а Дэйзи и Ник в «Великом Гэтсби» были Адой и Дудом.

Даже небольшие изменения могут значительно повлиять на восприятие, но в процессе работы над своей историей писатели порой коренным образом переосмысляют сюжет. Изначально Вирджиния Вулф задумывала «Миссис Дэллоуэй» как роман, в котором заглавная героиня, которая впервые появилась в дебютном романе Вулф «По морю прочь», покончит жизнь самоубийством. Но вместо этого в романе лишает себя жизни Септимус Смит, контуженый ветеран Первой мировой войны. В тетрадях с набросками романа можно наблюдать, как Вулф развивает линию данного персонажа таким образом, что его судьба становится предопределенной. Писательница колеблется между двумя названиями для романа: тем, под которым мы его знаем, и тем, которое впоследствии у нее позаимствовал Майкл Каннингем для своего романа, основанного на жизни и творчестве Вульф, -  «Часы».

Также есть деталь, которая определенно заставит пульс графоманов биться быстрее – Вулф писала фиолетовыми чернилами. Голубым карандашом она чертила поля - не только для вставок в рукопись, но и для того, чтобы подсчитать количество слов – очень эффективный способ подбодрить саму себя. В черновиках Вулф также встречаются признания, словно из личного дневника. «Мне пришла в голову изумительная идея, что я напишу все, что захочу написать», - заявляет она вверху одной из страниц, и это позитивно контрастирует с неуверенностью в себе, которая овладевает ею в то же самое время. В день, когда Вулф дописала сотую страницу своей рукописи, она оставила запись в дневнике: «Возможно, это слишком натянуто, пышно и фальшиво». Но она продолжала писать и вносить правки, пока, менее чем через год, не изменила своего мнения: «Ну вот, наконец-то я на званом приеме… Теперь я думаю, что это может стать лучшей из моих концовок». Роман был опубликован в 1925 году.

Магия и смысл

Когда в 1818 году был впервые опубликован «Франкенштейн», анонимно, но с предисловием Перси Биш Шелли, многие читатели предположили, что его автором был сам поэт. В предисловии к изданию 1831 года Мэри Шелли написала,что множество людей спрашивали ее: «Как могла молодая девушка подумать и написать о таком ужасе?»  В контексте мрачного места возникновения этой истории – грозовые ночи и пасмурные летние дни у Женевского озера – она приписала это чему-то вроде озарения, результату работы «воображения, произвольного и всепоглощающего». Тем не менее, очевидно, что черновик в чернильных отпечатках пальцев сыграл большую роль в превращении созданного доктором монстра в более трагическое и неоднозначное создание, которое по сей день продолжает будоражить наше воображение. Само слово «создание», которое было в первоначальном описании Мэри Шелли, позже было заменено словом «существо». Жуткое существо, которое становится еще более человечным благодаря другим уловкам, таким как «пальцы», хватающие Виктора за шею, вместо «клыков», которые мерещатся ему в лихорадочном бреду.

К сожалению, нежелание верить, что женщина, едва вышедшая из девичества, стала автором этой удивительной сказки о Прометее, так полностью и не изжилось. Пометки в рукописи, сделанные Перси, использовали как доказательство теории о том, что он был как минимум соавтором романа Мэри. Несмотря на то, что Перси Биш Шелли, бесспорно, выступил умелым редактором романа, главное открытие черновиков - в том, что радикальный поэт-романтик был поддерживающим и любящим супругом. Поправляя слово  «загадочный» («enigmatic») (у Мэри была привычка удваивать букву «м», и в итоге девушка, получившая домашнее образование, написала слово «игмматический» («iggmatic»); сам Перси обычно ошибался с  использованием  буквы «i» перед «e»), он добавил нежное и игривое: «О, моя милая фея». Он, в свою очередь, был ее «Эльфом».

В своей работе «The Art of Fiction» («Искусство художественной литературы») Дороти Паркер говорит: «Обычно я писала книгу или короткий рассказ, по меньшей мере, три раза: в первый раз, чтобы понять произведение, второй раз, чтобы усовершенствовать стиль и в третий раз для того, чтобы оно могло поведать о том, о чем должно». Но мир готов воспринять не всякое послание, это было известно Оскару Уайльду. «Портрет Дориана Грея» начинал свое существование как небольшой рассказ, и, как видно из рукописей, вносимые в него изменения содержали известную степень самоцензуры. Отсылки к отношениям Бэзила Холлуорда и Дориана Грея приняли более умеренный характер. Бэзил говорит о «приятной внешности» Дориана, а не о его «красоте», а его «страсть» становится «чувством».

Некоторые отрывки полностью вычеркнуты, в том числе тот, в котором Бэзил признается, что «мир молодеет для меня, когда я держу его [Дориана] руку». Редактор Уайльда, Джеймс Стоддарт, подверг роман дальнейшей цензуре, но его публикация в июле 1890 года в «Ежемесячном журнале Липпинкотта» (Lippincott’s Monthly Magazine) все равно вызвала скандал. Критики разгромили роман по всем статьям, и как попросту «непристойный», и как «полный зловонных запахов морального и духовного разложения», а книжные магазины «WH Smith» отказались от продажи журнала.

Черновики Уайльда, Шелли, Вулф и Пруста представлены в каталоге небольшого издательства, которое стремится сохранить визуальные и тактильные ощущения от контакта с ранними рукописями. Компания «SP Books», основанная в 2012 году в Париже, выпускает ограниченное факсимильное издание рукописей. Крупноформатная и собранная вручную, каждая книга прекрасна всем – от позолоченного книжного футляра до качества бумаги. Соучредитель издательства Джессика Нельсон рассказала BBC Culture: «В свете того, что мир становится все более цифровым, наша цель – возродить магию письма как мощного проводника между писателем и его произведением. Мы твердо убеждены, что читателю важно иметь возможность почувствовать связь с рукой автора и погрузиться непосредственно в его рукописи». Разумеется, это может встать в копеечку: коллекционные товары стоят недёшево.

В основном оригиналы дневников и рукописей надежно хранятся в библиотеках и научных архивах, доступ к которым строго ограничен. Впрочем, так было не всегда. Пару столетий назад такое почитание показалось бы диковинным. Есть риск придать этим реликвиям и вопросам их подлинности излишнюю значимость: не будем забывать, что литература по-настоящему живет благодаря возможности «слетать со страниц», а книги полностью принадлежат своим читателям. Тем не менее, сложно устоять перед живостью страниц таких рукописей, как, например, первый вариант «Приглашения на казнь» Владимира Набокова, полный изогнутых стрелок и сносок. Без сомнения, это позволяет очень глубоко проникнуть в замысел писателя. Страница первых черновиков «Гилеад» Мерилин Робинсон вызывает подобное «живое» впечатление.

Робинсон, подобно Полу Остеру и Мартину Эмису, - из тех редких авторов, кто все еще пишет черновики от руки. Поэт Филипп Ларкин рассказывал журналу «The Paris Review», что литературные рукописи содержат в себе «магическую» и «имеющую глубокий смысл» ценность, очень важен и почерк автора. Будь то неровное письмо Кафки, передающее пульсацию эксцентричной энергии, или почерк Джордж Элиот, излучающий уверенность, которая редко покидала ее страницы, - рукописный текст передает особое состояние автора, чего нет у программного режима редакторской правки.

С другой стороны, в работе с рукописными черновиками есть свои трудности. Порой главный вклад рукописи в литературоведение заключается в исправлении типографских ошибок, ранее допущенных автором в поспешном и неразборчивом письме. Был один случай, когда именитый гарвардский филолог Ф. О. Мэтьесен затеял дискуссию о дисгармонии во фразе «грязная морская рыба» («soiled fish of the sea») - из пятой книги Германа Мелвилла «Белый бушлат». Как выяснилось, прилагательное было «извивающаяся» («coiled») – автор всего-навсего описывал морского угря.

Источник: BBC.