Ткач и полотно. О творчестве Валерия Попова

Литературный дебют Валерия Попова (р. 1939) состоялся в 60-е годы. С тех пор написаны и изданы десятки книг, и теперь уже можно сказать, что проза Валерия Попова, часто основанная на автобиографическом материале, образует сложное полотно, по сути, единое произведение, роман длиною в жизнь, сотканный из десятков повестей и рассказов.

Правда жизни всегда объёмнее, чем правда искусства. Повесть, полно и точно передавая избранную драму, сосредоточена на одной грани жизни, а рассказ – на одном эпизоде. Жизнь во всех её проявлениях не влезает в узкие рамки двух-трёх авторских листов, и даже десять таких листов поведают лишь о сплетении самых значимых событий. Из повествования неизменно выпадают многие мелочи, которые придают красок, но при этом едва ли влияют на общий сюжет.

Создание единого текстового пространства, где не только проходит жизнь одних и тех же героев, но и периодически повторяются эпизоды и случаи, каждый раз увиденные и рассказанные по-новому, позволяет приблизить правду искусства к правде жизни. Художник таким образом не только стремится к изображению полноты жизни, но и предлагает разные варианты её осмысления.

Возьмём эпизод о школьных экзаменах. Герой проваливает английский, срывается долгожданная золотая медаль, но ему удаётся выпросить в поликлинике справку о болезни и пересдать экзамен. В повести «Сочиняя жизнь» подготовка к экзаменам подана через призму дружбы с Борисом, дабы показать роль друга в жизни героя. Сам случай описан не просто подробно, но драматично, ведь четвёрка рушит всю жизнь! Да и герой делает кое-какие открытия о своём характере. «А когда я стал что-то втолковывать Борису – протрезвился: оказывается, я не знаю ничего, держусь как бы на обожании всеми меня. И только объясняя Борису, я вдохновился и стал учить. И он меня – спас. Хотя считалось, что я его. Эта версия и будет официальной». В повести «Через Лету обратно» эта же история приобретает героический оттенок преодоления судьбы: «И – главное – понял я, что могу жизнь направлять в любой ситуации». Желание потягаться с судьбой будет настроением всей повести. И совсем иначе эпизод с медалью предстаёт в повести «Плясать до смерти»: «А я? Тоже последним в классе считался! Били кому не лень. А закончил – первым! Ты думаешь, почему у меня золотая медаль? От наглости? Наоборот, от испуга! Чтобы в обычную жизнь не попасть. И если б не стал я писателем, был бы где-нибудь на побегушках и ненавидели бы все. Ясно?». Герой воспитывает дочь своим примером, история отношений с Борисом здесь неуместна. Всё в жизни переплетено очень тесно, и описывать все взаимосвязи в одной повести значило бы перегрузить её ненужными подробностями. Всё-таки законы литературы отличаются от законов жизни.

Творчество Валерия Попова ставит вопрос об использовании автобиографического материала, когда частная жизнь писателя становится предметом изображения.

Так или иначе каждый художник извлекает из собственной жизни материал для творчества: кто-то уходит в популярный ныне автофикшн, превращая тайную жизнь души в публичный текст, кто-то черпает из своей биографии занятные сценки, которыми можно оживить повествование, кто-то включает в вымышленный сюжет всё прочувствованное и передуманное, рассказывает свою боль, но отстраняется от конкретных фактов. Впрочем, история может и мимикрировать под автобиографический рассказ для большей достоверности и пробуждения интереса. Но и в этом случае читатель знакомится лишь с авторской интерпретацией действительности.

Валерий Попов выбирает путь создания единого полотна из рассказов и повестей о жизни одних и тех же людей. Стоит отметить, что герои не равны реальным людям. Ни Попов-писатель, ни герой его повестей не проникают в чужое сознание, не приписывают персонажам мыслей и чувств, которые им неизвестны (вот, кстати, главная особенность письма от первого лица). Да и сам герой-рассказчик вряд ли равен реальному писателю Валерию Попову. Это скорее собирательный, осмысленный с высоты прожитого опыта, образ писателя.

В одной повести герой говорит: «И давить не надо: каждый сам сочиняет свою жизнь!». Сочинять жизнь – в этом заключено многое. Выбирает ли человек, какой будет его жизнь? Или всё определяется превратностями судьбы, стечением обстоятельств, роком (мотив злого предопределения сквозит в повести «Плясать до смерти»)? Это вопрос жизни фактической и объективной, а что насчёт того, как человек эту жизнь воспринимает, как разумом и сердцем её проживает? Уж жизнь души-то точно зависит от самого человека, и при желании фантазией можно подменить реальность. В прозе Валерия Попова нет каких-то хитроумных философских размышлений, наоборот, размышления часто просты и лаконичны, даже афористичны. «Каждый сам сочиняет свою жизнь». «Самое большое счастье бывает, оказывается, между ужасами». «Век такой – какой напишешь».

Важно, что герой не привирает, а именно сочиняет жизнь, переживает по-другому. Зачем? Чтобы если не отгородиться от всех несчастий, то хотя бы найти силы их пережить. «Давай сочиняй рай, писака, а старческое свое бессилие подальше засунь».

Умение сочинять жизнь равняется умению управлять ею: «Одно из незыблемых ее убеждений, что в Питере торты значительно лучше московских – это преимущество она нашему городу оставляет. И ее не собьешь. И вовсе не исключено, что по ее воле питерские торты действительно сделались лучше московских». Так-то.

В рассказе «Жертвы рифмы» герой-школьник ради рифмы вставляет в стихотворение имя девочки, с которой у него взаимная неприязнь. «Но – поэзия сильней. Уже не мы диктовали стих, а он нам диктовал». И приходится им теперь гулять вместе, ведь «он ей пишет стихи!». А что остаётся? «Это не я писал ей стихи – это стихи писали нас!».

Грань между реальностью и вымыслом подчас очень тонка. У Попова это проявляется ещё и в таких забавных случаях. Однажды в «бухточке, где мы постоянно купались», герой решил покататься на плотике, доплыл до захламлённого берега, и тут: «Вижу, что кто-то плывет мне навстречу. Голов пятнадцать! Прилизанные волосы. Оскаленные зубы. Бобры!» У него звонит телефон:

«– Приедешь?

– Сейчас. Подожди. Извини, пожалуйста! Бобры буксируют меня и грызут!

– Опять твой бред! Очередная «поповщина»!

– Это не бред! Это моя реальность».

Часто в его удивительные истории не верят, а и то вовсе подозревают в том, что он нарочно что-то делает, чтобы получить материал для рассказа:

«Вы разве не понимаете, Александр Семенович? Попов сочиняет с нашим участием свой очередной абсурдистский рассказ! – язвительно комментировал наш юный спутник, но все же шел за нами».

Взгляд на жизнь у героя глубоко литературный. Везде он находит или создаёт сюжет. Вот как он готовился читать возвращённый роман «Мастер и Маргарита»:

«Я, однако, почему-то не спешил, оттягивал встречу, словно надеясь, что моя встреча с Мастером произойдет как-то особенно радостно, не в спешке и не на бегу. Я словно чувствовал себя обязанным оказаться на высоте, выстроить, сочинить встречу так, чтобы она была необыкновенной. Булгаков возвращал нас в яркий, праздничный мир, и нам так хотелось быть достойными его учениками. Унижаться, выпрашивать журнальчик – это было как-то не по-булгаковски… А по-булгаковски – было так».

В повести «Любовь эпохи КОВИДа» время самоизоляции сравнивается с чумой в «Декамероне». И на протяжении всей повести герой постоянно вспоминает различные литературные истории. Он даже живёт в квартире Ирины Одоевцевой! Чего ещё от него ожидать? Примеры взаимосвязи героя и литературы, жизни и литературы можно приводить до бесконечности.

Кроме героя-рассказчика, в повестях регулярно появляются и другие люди. Жена Нонна, алкогольной зависимости которой посвящена повесть «Третье дыхание». Но, например, в повести «Плясать до смерти» о проблемах Нонны почти ни слова, ведь повесть о дочери Насте. А если повесть «Через Лету обратно» прочесть прежде других, то отношения героя и Нонны покажутся очень чудными. Тем не менее, после «Третьего дыхания» странное желание вытолкнуть Нонну в Петергоф, а самому повеселиться становится понятным. Впрочем, герой часто стремится куда-то вырваться от неуклада домашней жизни.

«Как учил меня мой отец: «Лучший отдых – смена работы». Я бы сказал: «Лучший отдых – это смена ужаса». Чужой ужас – не твой. Все, что хочешь, покажется развлечением по сравнению с тем, что меня дома ждет. И этот путь – последний, может быть, отдых, доставшийся мне».

При разных обстоятельствах упоминается отец героя. Его угасанию и смерти посвящена повесть «Комар живёт, пока поёт». Совершенно иной образ отца явлен в других повестях. По-разному представлены воспоминания о поездках к отцу в юности. «Лето я проводил в Березовке, работал в артели по совместной обработке земли вместе с отцом». Эта лаконичная запись из повести «Комар живёт, пока поёт», а в повести «Сочиняя жизнь» поездке к отцу посвящено несколько прекрасных страниц о сельской жизни.

Манера подачи материала в повести «Комар живёт, пока поёт» отличается от других повестей. Хотя повествование по-прежнему идёт от первого лица, но это то голос самого рассказчика, то голос отца из посмертных записок. Таким образом, одновременно показаны тяжёлые и безрадостные дни девяносточетырехлетнего старика (хотя и с некоторой долей юмора) и вся его жизнь, где он был сильным и упорным человеком. Удаётся запечатлеть характер отца, его суть – учёный, селекционер. Даже в последние дни он проводит какие-то опыты. Через смерть автор рассказывает всю жизнь человека.

Валерий Попов часто пишет иронично. «Пытался еще удержаться за легкомысленный тон. Может, так все оно и рассосется?». Грустным смехом не к месту рассказчик защищается от тягот жизни, пробуждая в себе внутреннюю силу. Стиль автора – это и отражение эпохи в целом. «Наши ужасы, беспорядочно нагромождаясь, в конце концов вызывают смех. Гротеск – самый короткий путь от отчаяния к веселью, удар молнии, насыщающий жизнь озоном».

Лёгкой и ясной, часто ироничной прозой Валерий Попов доказывает торжество бытия духа над бытовыми неурядицами, а его талант сочинять жизнь делает его истории яркими и незабываемыми.