«Тени забытых предков»: славянская сказка Михаила Коцюбинского и Сергея Параджанова

«Тени забытых предков»: славянская сказка Михаила Коцюбинского и Сергея Параджанова

Михаил Михайлович Коцюбинский (1864–1913) – классик украинской литературы. Его перу принадлежит немало талантливых произведений, стиль некоторых из них критики определяют как «психологический импрессионизм» (этюд «Неизвестный», рассказы «Persona grata», «Дебют», новелла «Подарок на именины» и другие). Самым известным из творений писателя является фольклорная повесть «Тени забытых предков», написанная в 1911 году.

В 1964 году, к 100-летию М. М. Коцюбинского, на киностудии им. А. Довженко режиссер С. Параджанов создал экранизацию данной повести. Этот фильм имел громкий резонанс и получил несколько престижных премий.

Классика в зеркале кинематографа... Сколько сломано копий в разговорах на эту тему! А дискутируют в основном об одном: создал ли режиссер всего лишь достойную киноиллюстрацию к хрестоматийному произведению, или ему удалось сотворить собственный бесспорный шедевр? Конечно, последнее удается далеко не каждому. Разве только гению...

В 1964 году мировую общественность постиг настоящий культурный шок. Зарубежные зрители были, как выразился бы достопамятный господин Коровьев, «очарованы, влюблены, раздавлены» фильмом Сергея Параджанова «Тени забытых предков». В отечественном прокате данное кинопроизведение, правда, имело более скромную судьбу, но это – отдельная история. В кассы кинотеатров Парижа, Руана, Рима выстраивались огромные очереди. Взыскательная критика сравнивала параджановский шедевр с творениями Роберта Флаэрти и Александра Довженко, а также – Шекспира, Босха, Шагала. Газеты писали, что этот фильм, «не похожий ни на какой другой – всё в нём свет, жизнь, краска, (...) праздник для глаз и для сердца». Не скупились на похвалы и обычно ревнивые к чужому успеху киношные вип-персоны. Так, известный французский режиссер и актер Робер Оссейн сказал буквально следующее: «Если бы было предложено послать одно-единственное кинопроизведение в другую цивилизацию, то я предложил бы картину Параджанова «Тени забытых предков». Корифей сербского кино Эмир Кустурица назвал творение Параджанова лучшей картиной, снятой когда-либо. А кино-небожители того времени – Феллини, Антониони, Куросава – прислали Параджанову свои поздравления. Фильм «Тени забытых предков» собрал богатый урожай всесоюзных и зарубежных наград. В том числе таких престижных, как призы кинофестивалей в Риме, Мар-дель-Плата, Салониках.

И, конечно, подобный триумф пробудил интерес к литературному первоисточнику. Параджанов снял свой гениальный фильм по одноименной повести классика украинской литературы Михаила Коцюбинского в год его столетнего юбилея.

«Тени забытых предков» были написаны в 1911 году. Источником вдохновения для писателя стало его пребывание в живописном закарпатском местечке Криворивне. Конечно, работая над произведением, Михаил Коцюбинский ставил перед собой, прежде всего, этнографические задачи: показать самобытный мир гуцулов, полный старинных обычаев и языческих верований. Однако воплощение оказалось богаче и многогранней замысла. При вдумчивом чтении становится очевидно, что «Тени забытых предков» – больше, чем стилизация под фольклорный сказ. Это некая метафорическая бурная и прекрасная река, таящая в себе различные смысловые потоки и стремнины.

Думается, что именно этот полисемантизм повести и привлек внимание Сергея Параджанова. А еще он, конечно, был очарован поэтичной прелестью названия.

Пленительный и печальный образ создал Михаил Коцюбинский. «Тени забытых предков» – это лирическая проекция как на судьбу главного героя, так и на историю славянства в целом. Ведь известно, что культ предков был главным в славянском язычестве. Христианство на протяжении многих веков пыталось изгладить из памяти народа следы прежних кумиров («забытых предков»). Но они, подобно неясным, зыбким, тревожным теням, продолжали существовать, а иногда и вмешивались в людские судьбы...

Известно, что и Коцюбинский, и Параджанов буквально боготворили великолепную карпатскую природу, признавая за ней исключительную одухотворенность. Так, писатель называл Криворивню украинскими Афинами, а великому режиссеру принадлежит фраза: «Карпаты – это Библия».

Мир повести «Тени забытых предков» насквозь мифологичен. Наполнен потрясающе яркими образами-олицетворениями: «В расщелине между горами летел в долину поток и тряс на камнях седой бородой»; «Но вот из-за горы встает бог-солнце и слушает, приложившись ухом к земле». Некоторые из этих образов одновременно и осязаемы, и эфемерны настолько, что привносят в классический текст терпкий аромат магического реализма: «Иван оглянулся и окаменел. Верхом на камне сидел «тот» – черт, скривив острую бородку, пригнув рожки и, зажмурясь, дул в свирель».

Запоминающиеся образы-символы встречаем и у Параджанова. Стоит вспомнить хрестоматийного оленя на могиле Марички, а также вспыхнувшую в небе для влюбленных путеводную звезду. И не только. Вся природа в фильме Параджанова априори божественна. И это подтверждается каждым кадром. Закарпатские горы, полонины, реки, леса не просто потрясающее прекрасны, – они обладают какой-то душераздирающей первозданностью, сакральной неприступностью. «Карпаты – это Библия, Библия».

Смыслообразующей и в повести, и в фильме является также «жизнь народная». Однако предстает она в литературном произведении и в фильме по-разному.

Предельно этнографичен в описании гуцульского быта Коцюбинский. Подробно и достоверно описывает он особенности ведения хозяйства, древнюю ворожбу, поминальный обряд и многое другое.

Что же касается Параджанова, то он далек от просветительства и не намерен приглашать зрителей на экскурсию в экзотический мир язычества. Его цель намного амбициозней.

Параджановские «Тени...» – это Зазеркалье, славянская Страна Чудес. Здесь все баснословно, ослепительно и завораживающе. И одновременно дико, непонятно и страшно. Режиссер намеренно не заботится о зрительском удобстве. Он деспотически порабощает, оглушает, создает крайне дискомфортную ситуацию, где препятствием к пониманию происходящего являются и навязчивая зловещесть средневековых трембит, и раздражающая непонятность гуцульской речи, и кошмарный абсурд плясок возле гроба покойника. Но если зритель найдет в себе силы совершить нелегкий труд сопротивления, если преодолеет в себе косность и стандартность мышления, то будет вознагражден. И произойдет чудо сокровенного узнавания. Сердце, генетическая память непременно откликнутся на безмолвный, но заветный призыв затерянного в веках мира «забытых предков». И кажущийся хаос обретет смысл и гармонию.

И критики, и зрители единодушно восторгались уникальной атмосферностью фильма «Тени забытых предков». Конечно, потрясающая достоверность стоила режиссеру и всей съемочной группе немалого труда. Съёмки фильма проходили в настоящих гуцульских хатах села Криворивня (того самого, где Михаил Коцюбинский написал свою повесть). В создании фильма наряду с профессиональными актерами участвовали жители окрестных деревень. Кстати, именно они, новоиспеченные артисты, оказали неоценимую помощь и в сборе уникального реквизита: подлинных гуцульских костюмов, предметов быта, старинных икон. Именно они вместе с работниками местных музеев помогли режиссеру вдохнуть в фильм подлинную жизнь, подобрав древние, пронзительно прекрасные народные песни.

Сергея Параджанова недаром называли демиургом. Его стремление к мифотворчеству было беспредельно. Несмотря на то, что сюжет повести воплощен в фильме практически без изменения, это несколько другая история. И в центре ее – судьба Ивана Палийчука. Подобная установка подтверждается многоступенчатой композицией экранного повествования: фильм состоит из 11 киноглав, каждая из которых посвящена определенному этапу жизни главного героя.

Каков Иван Палийчук в произведении Коцюбинского? Скромная частица огромного макрокосма общинной жизни. Именно поэтому он покорно забывает свою первую любовь, с готовностью женится на богатой Палагне, с головой окунается в хозяйство. Его гибель – трагическая предопределенность. Совсем как у беспомощных пред властью рока персонажей древнегреческих трагедий.

У Параджанова все сложнее. Его Иван Палийчук предстает пред нами в мучительном развитии – от бесхитростного, восторженного, упоенного любовью юноши до зрелой личности, умудренной страданием, утратившей радость земного существования. И звеном общей цепи он вовсе не является. Именно поэтому так легко уступает красавицу-жену сельскому колдуну. Именно поэтому добровольно уходит за призраком первой любви в желанное небытие. Иван Палийчук в параджановском изводе вовсе не жертва. Он – мятежник. Чудаковатый, юродивый бунтарь, протестующий против бессмысленной и нелепой клановой вражды, против самой грубой телесности этого мира, безжалостно погубившей его любовь.

«Тени забытых предков» часто называют легендой о славянских Ромео и Джульетте. И это в большей степени касается фильма. В повести история Ивана и Марички быстро уходит на периферию изобилия этнографического повествования. А вот Параджанов любовную тему намеренно сделал магистральной. Вероятно, это объясняется печальными фактами его биографии: еще в юные годы у режиссера трагически погибла первая жена, а со второй он расстался прямо перед началом съёмки своего знаменитого фильма. Интересна еще одна деталь. У Параджанова образы возлюбленных – это не просто эталоны романтизма высшей пробы, они одновременно... бесстрашно сексапильны (может, именно поэтому параджановский шедевр был принят советскими критиками более чем настороженно). Причем, это пронзительная чувственность какого-то особого рода. Она, словно волшебная будоражащая аура, обволакивает героев, придавая их чертам и плотскую желанность, и благородную иконописность...

Киношедевр и литературный первоисточник... Нет связи более тесной и родственной. И даже в том случае, если они не вполне равноценны...

Не будет опрометчивым утверждать, что произведение Коцюбинского, несмотря на немалые достоинства, застыло, как бабочка в янтаре, и, к сожалению, нынче представляет интерес лишь для историков литературы и фольклористов. А вот кинокартина Параджанова стала не просто образчиком, но и учебным пособием на долгие годы. «Тени забытых предков» положили начало такому известному направлению, как «поэтическое кино», а параджановские ноу-хау (особенности монтажа и построения кадра, приемы цветовой драматургии, чередование цветных и черно-белых эпизодов, применение эффектов соляризации, съёмка на инфракрасной пленке и т. д.) активно используются и поныне режиссерами разных стран.

И все-таки они едины: повесть полузабытого украинского прозаика и шедевр режиссера с мировым именем. Едины общим пафосом. Солидарны общей мыслью, может, не столь тиражируемой сегодня, но, бесспорно, смыслообразующей завтра. Мыслью о праве на славянскую идентификацию. И, возможно, осознав именно это, гениальный польский режиссер Анджей Вайда в свое время публично поблагодарил Сергея Параджанова за созданный им киношедевр, встав на колени и поцеловав руку. И, думается, был в этом поступке также и жест признательности создателю литературного оригинала – писателю Михаилу Коцюбинскому.