Такой знакомый и неразгаданный Николай Некрасов

Такой знакомый и неразгаданный Николай Некрасов

Николай Алексеевич Некрасов (1821-1878) – великий русский поэт. Был редактором и издателем популярных журналов «Современник» и «Отечественные записки». Перу Некрасова принадлежат такие выдающиеся произведения, как «Кому на Руси жить хорошо», «Мороз Красный Нос», «Русские женщины», «Железная дорога», «Размышления у парадного подъезда».

Так уж сложилось, что, наверное, каждый из классиков отечественной литературы вызывает у нас определенную ассоциацию. Скажем, Лермонтов – мятежный бунтарь, Чехов – безусловный интеллигент, Горький – буревестник революции, а Есенин – «певец березового ситца». Попробуем продолжить список. И в качестве наиболее подходящей кандидатуры выберем Николая Алексеевича Некрасова. Почему именно его? Да хотя бы потому, что 10 декабря 2021 года великому русскому поэту исполняется 200 лет.

Так какой же образ рождается в нашем воображении при имени Николая Некрасова? Думается, ответ однозначен. Образ певца народных страданий. Услужливо всплывают в памяти строки про лиру, посвященную народу, про «долюшку русскую, долюшку женскую». А некоторые литературные знатоки могут процитировать такие слова поэта: «Я призван был воспеть твои страдания, // Терпеньем изумляющий народ». Кроме того, представление о страстотерпце, народном печальнике подтверждает и знакомый всем некрасовский облик: неброская внешность прирожденного аскета.

Между тем все не так однозначно, как хотелось бы видеть апологетам хрестоматийных канонов. Даже беглый взгляд на биографию Некрасова не позволяет давать одномерных оценок его личности и, более того, накладывает некоторый двусмысленный отпечаток на все его творчество. Потому что слишком непростым человеком был Николай Алексеевич. Слишком...

И об этом хорошо знали его современники. Их мнения о Некрасове поражают полярностью. Например, такие незыблемые авторитеты, как В.Г. Белинский и Н.Г. Чернышевский, говорили о нём: «...поэт – и поэт истинный», «гениальный и благороднейший из всех русских поэтов». В то же время И.С. Тургенев (тоже не менее значимая персона) утверждал, что в некрасовском творчестве «поэзия и не ночевала». А были даже и такие, которые вовсе с презрением отворачивались и не подавали руки будущему классику русской литературы. По правде сказать, в некоторых случаях их можно было понять...

Только представьте, что вы от природы весьма впечатлительны, от всей души сопереживаете злосчастной судьбе угнетенного простонародья и, конечно, трепетно преклоняетесь перед автором строк: «Назови мне такую обитель, // Я такого угла не видал, // Где бы сеятель твой и хранитель, // Где бы русский мужик не стонал?».

И вот в один прекрасный день узнаете, что этот самый автор совсем не похож на пламенного глашатая. Тот, кто с искренним пафосом сострадания писал о тяжкой доле бурлаков, чей «стон песней зовется», тот, кто сетовал на горькую судьбу беззащитных просителей Парадного подъезда, тот, кто призывал обратить сочувствие к умирающим от голода крестьянам, вовсе не утруждает себя аскезами и ограничениями. Николай Алексеевич жизнь свою проводит как истинный сибарит: играет в карты со знатными персонами в Английском клубе, тратит немыслимые деньги на дорогие ружья и породистых псов, устраивает пышные охотничьи выезды и лукулловы пиры, являясь завсегдатаем Петербургского гастрономического («обжорного») общества. И отнюдь не отличается безупречностью моральных принципов: открыто сожительствует с женой друга.

Впрочем, немало шокировали общество и откровенно экстравагантные выходки господина Некрасова. Поговаривали, что он вел себя в быту как настоящий барин-самодур. Например, требовал от слуг особо угождать его любимым охотничьим собакам: подносить им еду на специальных салфетках. А ездить любил в карете, утыканной снаружи острыми гвоздями, не печалясь о том, что воспетые им юные простолюдины могут серьезно покалечиться, легкомысленно вздумав прокатиться.

Обо всех этих причудах, извиняемых любому богатому сумасброду, но убийственных для народного витии, с негодованием свидетельствовали и малоизвестные злоязычники, и уважаемые особы вроде А.И. Герцена, А.А. Фета.

У коллег по цеху были и еще причины недолюбливать Некрасова. Уж очень Николай Алексеевич был предприимчив! Скажем, считал незазорным на правах издателя открыто наживаться на рукописях собратьев по перу, совершая выгодную для себя перепродажу (так случилось с «Записками охотника» И.С. Тургенева).

А в 1866 году произошло то, что в буквальном смысле взвило на дыбы все прогрессивное русское общество. Некрасов ничтоже сумняшеся написал хвалебную оду Муравьёву-вешателю, известному реакционеру и организатору карательной операции во время польского восстания. Свой поступок Николай Алексеевич пытался оправдать попыткой оградить от репрессий любимое детище – журнал «Современник». Но это не спасло репутацию. Известно, что еще долго вчерашние поклонники поэта срывали со стен его портреты, рвали в клочья или писали на них «подлец».

Конечно, становится и горестно, и неловко, когда узнаешь о таких фактах некрасовской биографии. Однако вскоре понимаешь, что для вынесения обвинительного вердикта все же важен контекст. Прежде всего, биографический. А он таков.

На протяжении всей жизни Николай Алексеевич страдал болезнью, сейчас называемой «тяжёлой эндогенной депрессией», а в старину – хандрой. Недугом, кстати, вовсе не безобидным. Так, трагической жертвой этой хвори был современник Некрасова – писатель Всеволод Гаршин, совершивший самоубийство.

С юных лет Николая Некрасова преследовали беспричинная тревога, изнуряющая неуверенность в себе, обостренное чувство одиночества. Приступы уныния были настолько сильны, что в некрасовском доме даже был специальный диван, где Николай Алексеевич, угнетенный тяжелой депрессией, лежал по несколько дней подряд, не разговаривая ни с кем. А если начинал говорить, то часто доводил себя до грани помешательства, до мыслей о суициде. Один из авторитетнейших исследователей некрасовского творчества, всем известный Корней Чуковский называет Некрасова «гением уныния», «угрюмейшим поэтом», в чьем творчестве задолго до декаданса преобладают мотивы умирания, страданий, тлена, скорби. Приступы черной меланхолии, на время покидая Некрасова, оставляли на его личности неизгладимый след, постепенно ставший его сущностью – дух противоречия. Не объясняет ли это многое и в характере, и в творчестве поэта?

И все же, все же... Как ни занятно погружаться в омут неоднозначной некрасовской персоны, как ни любопытно обсуждать перипетии его биографии, главным всегда остается другое. Перед нами – выдающийся человек. И судить его следует в соответствии с тем вкладом, который он внес в отечественную культуру. А вклад этот исключителен!

Как-то часто забывают, что, прежде всего, Некрасов был талантливым публицистом и успешным издателем. Именно благодаря ему авторы журналов «Современник» и «Отечественные записки» стали настоящими «властителями дум» русской просвещенной публики. Более того, именно Некрасов-издатель открыл для России имена Тютчева, Достоевского, Толстого, Фета.

Вообще, если говорить о заслугах Некрасова перед российской словесностью, то картина представляется воистину впечатляющей.

Как бы там ни витийствовали былые и нынешние злопыхатели, но именно Некрасов полновесно, многообразно и всесторонне представил пред пытливые очи современников и потомков тему русского народа. И сделал это настолько талантливо, с таким тонким пониманием национального менталитета и родного языка, что по сей день в обыденной нашей речи вольготно живут такие некрасовские афоризмы, как «сейте разумное, доброе, вечное», «коня на скаку остановит, в горящую избу войдет», «поэтом можешь ты не быть, но гражданином быть обязан», «кому на Руси жить хорошо». А образы Деда Мазая, Генерала Топтыгина, Матрены Тимофеевны и вовсе уверенно вписались в народную мифологию.

Это ли не признак чистокровного гения?

В очевидную заслугу литературоведы ставят Некрасову и его смелые, обогатившие русскую поэзию эксперименты. Действительно, даже если наскоро пролистать некрасовскую антологию, становится ясно, насколько виртуозно поэт сплетает в своих произведениях и высокий стиль, и разговорную речь, и фольклорность; насколько неожиданно, но неизменно органично сочетаются в лирическом сюжете сатира и сентиментальность, патетика и лирика.

Однако и это далеко не все. Многие объективные исследователи считают, что именно благодаря Некрасову русская литература обрела ту свою «самость», которая и делает ее великой. Именно некрасовская «страстная к страданию» Муза явила миру неповторимый и неподражаемый лик русской души. Тот лик, который засверкал многими гранями в великих романах Ф.М. Достоевского.

И еще одно. Не только Федор Михайлович оказался в силовом поле некрасовского наследия. Творчество великого поэта так или иначе повлияло на последующие поколения русских литераторов, особенно стихотворцев. Сюжетная напряженность, сказовая манера, экспрессивный надрыв, – все это узнаваемо возникает в поэзии Александра Блока, Анны Ахматовой и даже Иосифа Бродского.

Максимилиан Волошин когда-то сказал: «Личность Некрасова вызывала мои симпатии издавна своими противоречиями, ибо я ценю людей не за их цельность, а за размах совмещающихся в них антиномий».

Думается, что такая точка зрения наиболее уместна и сегодня, накануне юбилея классика отечественной литературы.

Точно как пятна на солнце являют очевидный признак его активности, так и несовершенства и даже пороки гения добавляют красок в палитру его избранности. И кто знает, может быть, эти краски, «антиномии» и явились самой что ни на есть благодатной почвой для рождения проникновенных образов и бессмертных строк?..