.png)
Книга современного прозаика из Минска Вячеслава Бондаренко «Самый долгий день»* вошла в шорт-лист Патриаршей литературной премии 2023 года. Весной этого года, по закону парных случаев, я прочитала её, впервые познакомившись с творчеством автора.
Под одной обложкой собраны разножанровые произведения. Самая крупная вещь в книге – роман, давший название сборнику. Аннотация представляет «Самый долгий день» как «остросюжетный роман о первых днях Великой Отечественной войны». Этот приключенческий роман написан в 2012 году. Остальные тексты созданы в 2020–2021 годах. Это повесть «Старый полковник», рассказ «Антиквар» и эссе «Парусник над дверью». «Их объединяет общая тема Памяти, размышления автора о драматических страницах отечественной истории», – говорится в аннотации. Собрание в одной книге произведений с общей тематикой, написанных в разные годы, даёт возможность проследить писательскую «динамику» последних лет.
Писатель регулярно публикуется с 2000 года, сотрудничает с серией ЖЗЛ. Здесь у него вышли биографии Петра Вяземского, Лавра Корнилова, о. Иоанна (Крестьянкина), а также сборники «Герои Первой мировой», «Легенды Белого дела», «Святые старцы». Сейчас Бондаренко работает над биографией советского автоконструктора Андрея Липгарта. То есть писатель давно заявил о себе как о специалисте в области документальной и биографической прозы и российской истории. Художественная проза для него, скорее, отклонение от правила. То, что она вошла в сборник «Самый долгий день», придает особую интересность этой вехе в творчестве Бондаренко.
Роман «Самый долгий день» вышел удачным. На первый взгляд он предстает классическим военным боевиком. Его события развиваются «в маленьком белорусском городке недалеко от советско-германской границы», на территории, вошедшей в состав СССР в 1939 году. Сотрудники районного отделения милиции в первый день Великой Отечественной войны – и самый долгий день лета 1941 года – оказываются на пути немецкой диверсионной группы, абверкоманды, заброшенной в СССР с целями, далеко превосходящими военно-стратегическое значение. «Она комплектовалась этническими немцами из России, Украины, Латвии, Эстонии и Финляндии. Все в совершенстве владели русским языком, блестяще разбирались в тактике РККА, отлично ориентировались в особенностях советского быта и психологии, горели желанием освободить Россию от большевизма». Перед выступлением абверкоманды её командир Юлиус фон Дризен (из дворянского рода обрусевших немцев, разоренных революцией) произносит краткую речь:
«– Сегодня день, которого все мы так ждали в своей жизни… День, о котором мечтали наши родители… Сегодня на нас с надеждой будет смотреть весь мир. Потому что именно мы нанесем смертельный удар безбожникам, готовящимся залить кровью всю Европу. Именно мы всадим нож в сердце большевизма…».
Все диверсанты одеты в форму советской армии или милиции и снабжены русскими документами. Им предстоит выдать себя за солдат и командиров «отступающей в панике армии», втереться в доверие к нашим бойцам и мирным обывателям, причинить советской инфраструктуре максимально возможный вред, а также подорвать доверие к самой социалистической системе. И поначалу план фашистов реализуется без сучка и задоринки…
В это же время сержанта милиции Сергея Лагутина отправляют в Брест получить новую технику для райотдела милиции. Он прибывает в город накануне рокового «самого долгого дня», и по стечению трагических (для приключенческой книги – движущих сюжет) обстоятельств вместо «эмки» и автобуса оказывается ответственным за вагон, на стенке которого «размашисто выведено мелом: «Н.К.В.Д. Б.С.С.Р. Спецоборудование». Разумеется, там группа политических заключенных, которых Лагутин намерен довезти в минское НКВД и сдать тамошнему конвою. И разумеется, благие намерения идут прахом. События кинематографически быстро сменяют друг друга, центральной линией становятся приключения арестантов, превратившихся в партизанский отряд под командованием Лагутина. Чрезвычайно важна фигура бывшего царского офицера и бывшего полковника РККА Андрея Павловича Стецкевича, осужденного, по сути, «за происхождение», как и еще многие обитатели камеры, затем теплушки. Стецкевич со своим военным опытом помогает Лагутину в походе и сражениях, особенно когда Юлиус фон Дризен под видом командира разбитой части присоединяется к «самодеятельному» партизанскому отряду. Остросюжетная составляющая книги прописана умело и качественно – недаром Вячеслав Бондаренко был автором новеллизации сериала «Ликвидация» в 2009 году. Несколько «сериальный» оттенок носит и финал романа, весьма похожий на хэппи-энд. Точнее, концовок-эпилогов у истории две, обе благополучные. В 1947 году госбезопасность ловит фон Дризена. В 1967 году на открытии памятника милиционерам, погибшим в боях с немецко-фашистскими захватчиками, встречаются постаревшие герои романа:
«– Комиссар милиции третьего ранга в отставке Нефедов.
– Генерал-майор в отставке Стецкевич».
Милиционер и бывший осужденный стали одинаково высокими чинами силового ведомства. Вряд ли это жизненная правда. Но художественная правда, воздаяние за добрые дела, здесь соблюдена. Но есть и более яркий гуманистический посыл «военного боевика»: перед лицом внешней опасности политзаключенные, многие из которых так и не поняли, за что они были осуждены советской властью, или не приняли своей вины, сплотились в защиту Родины и её власти. Фон Дризена с его предложением сотрудничать «послал» даже уголовник Лесовский, не без пафоса назвавший себя «честным вором».
По мне, роман строится на дихотомии «свой – чужой» и на том, как трудно бывает отличить одних от других (вспомним переодевание диверсантов). Автор возвышает голос против политики Большого террора искать «чужих» среди своих и показывает её губительные последствия. Поэтому «Самый долгий день» в подтексте содержит глубинный исторический смысл.
Любопытен и «Антиквар», пространный художественный рассказ, по насыщенности информации и психологизма фактически повесть. Из случайно увиденного в черногорской антикварной лавке снимка безвестного солдата австро-венгерской армии раскручивается захватывающая история антифашистского восстания в Перасте в 1941 году – и история любви, которая крепка, как смерть (слова царя Соломона). Если по этим двум текстам отслеживать авторскую динамику, более поздняя художественная проза Бондаренко менее остросюжетна, но более лирична.
Меня порадовало то, что Бондаренко не проводит свою авторскую позицию в тексте красной нитью, не делает её доминирующей, а предоставляет читателю возможность сделать собственные выводы. Это касается не только романа, но и всех произведений в сборнике «Самый долгий день». Фирменный стиль писателя – выдавать полную совокупность исторических событий вне идеологических коннотаций. Особую яркость он обретает в повести «Старый полковник». Ей предпослан подзаголовок «Повесть-мозаика», на мой взгляд, не соответствующий духу и букве текста. Слово «мозаика» ассоциируется с фрагментарностью, калейдоскопичностью, «пёстрой смесью», чего невольно и ожидаешь от рассказа с таким определением. Тогда как «Старый полковник» – вещь исключительно продуманная и простроенная, развивающаяся логично и удачно закольцованная одной и той же открыткой с болгарским пейзажем. Закольцованность – явный авторский ход, отдающий художественностью. При этом повесть содержит явные элементы автобиографии и «биографии» рода. Бондаренко ведет повествование от первого лица, здесь – собственного. Он буквально исповедуется в том, как заинтересовался судьбой своего прадеда и начал по крупицам восстанавливать её по архивным данным. Если маленькое чудо с открыткой не придумано для красоты текста, а имело место в действительности, значит, Творец пишет судьбы людей тоже с художественным вкусом и креативом.
Возможно, писатель понимал под «мозаикой» обрывки сведений, почерпнутые в архивах и складывающиеся в общую картину. Но удачнее определение из аннотации: генеалогическая повесть-расследование. Расследование проведено блестяще: жизнь Анания Максимовича, бывшего к 1917 году в чине полковника, реконструирована полностью. Его личная история развивалась во многих населенных пунктах Российской империи – Одесса, Нолинск Вятской губернии, Брест-Литовск, польские Ченстохов и Люблин, Сухум, Богородск (ныне Ногинск)… Дореволюционные «следы» Максимовича, как можно понять из текста, нашлись проще, чем передвижения после 1917 года. Уволенного в запас старого вояку снова назначили на действительную военную службу. «…неожиданное возвращение в строй связано с «корниловской чисткой» армии, пришедшейся как раз на конец августа – начало сентября. Тогда на всех уровнях массово избавлялись от офицеров, хоть как-то отметившихся в симпатиях к Верховному Главнокомандующему Лавру Георгиевичу Корнилову и его так называемому «мятежу», – пишет автор. Последним местом службы Максимовича оказался Елец – сразу после революции. Затем правнук потерял из виду прадеда – но сведения о конце жизни того пришли к нему с помощью добрых людей из разных стран и Божьего промысла. «Так вот куда все стремилось, вот где сошлось. …Он сам рассказал мне, где жил, с военной педантичностью указал, когда прибыл туда (21 декабря 1923-го), отметил чернилами окно своей комнаты и даже подчеркнул слово упокоение, чтобы родные (и я) знали, где будет его могила: «на площадке выше Храма». Вот где пришлось ему умереть. И все это время рассказ об этом лежал не в архивах, не за границей, а здесь, рядом, под боком!..».
Но повесть о Максимовиче – не только частная биография. Она полна апелляций к глобальным историческим событиям, потрясавшим мир – от разгула «бомбизма» до ужасов Гражданской войны. Среди последних врезается в память рассказ о том, как в Нолинске «белый» отряд сжег в запертом здании бывшего духовного училища, превращенного в военкомат, «красных» военкомов и партийцев. Казалось бы, эта драма не имеет отношения к службе Максимовича, покинувшего Нолинск задолго до неё. Но Бондаренко пишет не только о своем предке, но и о прошлом нашей страны, не упуская даже шокирующих деталей. Качество, необходимое для историка. Но немногие могут изображать всю панораму, не впадая в публицистичность, оценочность. Наш автор это умеет. У него нет интонации «за» или «против». Есть, скорее, человеческое если не сочувствие, то приятие всех персонажей такими, какими были они в предлагаемых обстоятельствах (да и оных обстоятельств). С наибольшей остротой эта нота поднимается в автобиографическом эссе «Парусник над дверью», где от детских воспоминаний о родной Риге Бондаренко переходит к бытованию рижского гетто, к гонениям на евреев вообще, к осознанию национальной принадлежности как проблемы (авторское выделение). Он проводит смелую параллель «с собственной судьбой – русского вне России, ибо «знак неловкости, дополнительное клеймо изгойства» в той или иной форме я чувствовал на своей шкуре и в Латвии, и на Украине, и в Польше, и в Белоруссии». Благодаря такому безоценочному, но всеприемлющему взгляду как художественная проза, так и нон-фикшн Бондаренко оставляют впечатление взвешенности и объективности – настолько, насколько объективность свойственна субъекту. Подобным образом, на мой взгляд, написаны историко-документальные романы Леонида Юзефовича, особенно «Зимняя дорога», где «красный» Строд и «белый» Пепеляев одинаково ценны и для истории, и для историка. При таком подходе в истории чужих нет – все деятели прошлого для повествователя «свои».
* Вячеслав Бондаренко. Самый долгий день. – Москва, издательство «Престиж Бук», 2022. – 400 с., ил. – (Ретро-библиотека приключений и научной фантастики. Серия «Коллекция»). – Тираж 300 экз.

