«Стратфордские тропы» Леонида Фокина

«Стратфордские тропы» Леонида Фокина

Пространство художественного перевода для Леонида Фокина является его вторым домом – и органичным художественным воплощением: возможно, как раз более органичным, чем пространство собственной поэзии. Разумеется, автору и без меня известно, что можно вспомнить две стратегии перевода – это условно пастернаковская (создание своего индивидуального произведения на основе оригинала) и условно маршаковская (прилежный перевод, близкий к оригиналу). Не берясь оценивать близость к оригиналу (не являюсь в этом специалистом и сам не занимаюсь переводом), отмечу одно: апеллируя к началу моей предыдущей рецензии на «Приазовские тропы» Леонида Фокина, предположу, что именно перевод является для автора средством вернуться к классическому первоисточнику, ощутить себя в пространстве классики, строгих форм и внятных смыслов, – решать же, насколько правомерно моё предположение о вольном или невольном противостоянии современности, только самому автору.

Отметил бы следующие небрежности на техническом уровне:

«Преодолеть в мгновенье расстоянье»: если есть возможность избавиться от фонетического стыка («в мгновенье») и не ставить два созвучных существительных («мгновенье» и «расстоянье») рядом, то лучше это сделать: не думаю, что это несёт какой-то сознательный смысл, а вот исправление этой строки могло бы послужить эвфонии.

В переводе из Джона Марстона:

«И я безумным нищим, наконец, / Отдам свой самый дорогой венец» – не вполне ясно, отдаст (кому?) безумным нищим или в образе безумного нищего, т.е. он является объектом, отдавшим венец.

Там же: «Пустые размышления прощайте»: явно не хватает запятой, если это обращение. «Тому, что было прежде вновь не быть»: думаю, лучше поставить запятую после слова «прежде» (хотя «вновь» в данном контексте семантически избыточно, и если есть возможность убрать его – лучше убрать. «Тому, что было прежде, не быть» – вполне достаточно по смыслу).

В другом переводе из него: «Туман сокрыл свет дальних маяков» – на слово «свет», как сказал бы М.Л. Гаспаров, падает сверхсхемное ударение, отчего произнесение строки затрудняется. К тому же лучше избегать в русском языке подобных конструкций типа «мать любит дочь» (думаю, автору известно, что для них в литературоведении есть страшноватый термин «амфиболия». Иногда это приём, но чаще – языковая неловкость).

В строке из Роджера Мэннерса:

«Твой дар – любовь угасла, я – исчез» – думаю, лучше обрамить слово «любовь» двумя тире (если имеется в виду, что именно она дар; в настоящем виде как бы подразумевается, что дар – в том, что любовь угасла, а лирический герой исчез. Или именно это и подразумевается?).

Строка Томаса Деккера:

«Из старой сказки, смертным сном объятых»: думаю, можно было бы что-то сделать в пользу благозвучия, очень много согласных в строке, – и хотя ясно, что хотелось усилить приём аллитерации, всё же строка звучит тяжеловато. Да и определяемое слово «роз» слишком далеко отстоит от причастного оборота «смертным сном объятых». Ср.: «в которых лживы» (три согласных на стыке).

74 сонет, Уильям Шекспир:

«Узнаешь лучше, прочитав стихи, / В них я с тобой и тем ценны они» – стоило бы поправить неточную рифму: «стихи / они». Повторюсь, что оцениваю только русскоязычный текст, как того и хотел автор, – не заглядывая в оригинал – и могу не знать каких-то тонкостей, однако русский текст именно в таких огрехах оставляет ощущение, что можно было бы ещё что-то доделать.

Думается, в пользу эвфонии можно было бы поработать и над такими лёгкими небрежностями: «Гнёзд чёрное безмолвье успокой». Здесь сразу виден и фонетический стык (три согласных звука подряд), и спондей (первый слог выделяется и его нужно произносить отдельно – сделано ли это сознательно, как авторский приём? Если нет, то, думаю, стоит подумать над строкой). То же и с: «Мысль злая сердце гложет», первые два слова в таком порядке почти непроизносимы. Ср.: «Стук мутных капель по стеклу – шаг к бездне» (тот же спондей, заставляющий выделять слово «шаг» там, где это ритмом вроде бы не предполагается). Или: «О птичьих вспомнив трелях болью острой»: четыре и три согласных на стыке делают строку непроизносимой.

Джайлс Флетчер-старший:

Зерно взойти не сможет...».

Именно так? Прижизненная слава – в земле бесплодной, ядовито-рыжей? Или имеется в виду, что в такой земле зерно взойти не сможет? Если последнее – то, думаю, после «ядовито-рыжей» нужно убрать точку.

Неуклюже звучит у Мэри Сидни:

«Закат моё желанье, мой секрет / Закрасит кровью жертвенной». Первоначально читаешь фразу так, как она написана: «Закат моё желанье, мой секрет». Только со второй строки распутываешь тяжеловесную инверсию. Диктовалась ли эта инверсия задачами перевода?

Но это всё пожелания, что называется, по гамбургскому счёту. В целом же, думаю, Леонид Фокин органично чувствует себя в пространстве перевода, его тексты в этом жанре не оставляют ощущения тяжеловесности или небрежности, а зачастую и изящны. «Поэту-переводчику ремесленность угрожает больше, чем просто поэту. Отсутствие глубины можно отнести за счет автора, а бедность формы за дань сходству с оригиналом, а это – страшный соблазн. Стихи принадлежат искусству народа и его истории, и это обязывает переводчика, в какой-то мере, быть этнографом. Переводчик смотрит вначале извне, но дальше надо браться за роль поэта и действовать изнутри. Когда выносишь перевод на суд читателей, надо помнить, что ты представляешь и себя и автора оригинала – на тебе бремя двойной тяжести...», – писал Владимир Полетаев (1951–1970) в своей статье «О поэзии перевода», вошедшей в книгу Полетаева «Прозрачный циферблат» (М.: ЛитГОСТ, 2019). Думаю, Леониду Фокину с честью удалось вынести это бремя.

Произведения Леонида Фокина можно прочитать здесь.

Борис Кутенков: личная страница.

Леонид Фокин, поэт, город Москва.