К своим 52 годам (1970 г.р.) Александр Иличевский успел написать немало. У него несколько поэтических сборников («Волга меда и стекла», «Кормление облаков»), сборников эссе («Город заката», «Справа налево», «Воображение мира») и романов («Матисс», «Перс», «Чертеж Ньютона», «Исландия» и др.). Он даже попробовал поместить поэзию, прозу и драму под одной обложкой: в «Исландии» вторая часть – пьеса, а в конце книги – стихотворения. А. Иличевский – лауреат Бунинской премии, премий «Ясная поляна», «Русский Букер», «Большая книга», премии Ю. Казакова.
А. Иличевский – человек эксперимента, автор, в чьём творчестве сочетаются разнообразные жанры. Его стиль иногда напоминает модернизм, иногда реализм, в котором считывается традиция Платонова. Порою встречаются черты магического реализма: подобно Кортасару и Маркесу, Иличевский гармонично добавляет в реальность щепотку магического, словно изысканную специю. Но, с другой стороны, это и автофикшн: художественный вымысел переплетается с реальными историями или деталями, взятыми из жизни.
А. Иличевский, физик по образованию, и в литературе идет путём исследователя, – на ощупь в темноте, – ведь только так можно сделать открытие. Кажется, что Иличевский стремится показать мир как вечную текучесть, как реальность, которую можно познать и зафиксировать лишь интуитивно. Рассказы и повести в сборнике «Точка росы» (Альпина нон-фикшн, 2022) распределены по четырем разделам, кажется, тоже не логически, а интуитивно: Мар-Саба, Точка росы, Горло Ашулука, Английская дорога.
Рассказывать о текстах Иличевского сложно, потому что в них все иррационально.
В новой книге «Точка росы» собрана малая проза Иличевского, написанная за 15 лет. Но это не первый сборник рассказов и повестей писателя, ранее были изданы «Пение известняка», «Пловец», «Ослиная челюсть». Хотя рассказы и принято называть малой прозой, но у Иличевского по широте и глубине поднимаемых тем это нечто гораздо большее.
До выхода книги Александр Иличевский размещал произведения из «Точки росы» на своей странице в Фейсбуке, и часть из них вошла в предыдущие сборники.
Сборник «Точка росы» может показаться разрозненным. Здесь есть сюжеты о жизни эмигранта («На берегу», «West Sacramento», «Солнечные рыбы», «Шпиц»), о путешествиях героя («Горло Ашулука», «Эльмау»), о красоте ландшафта («Известняк»), о бездомности и поиске своего дома, а также одиночестве человеческой души («Сосны у Медвежьей реки»), женской красоте и притягательности («Перстень», «Слава», «Облако»), об истории семьи, об исторической, родовой травме и о памяти («Воробей», «Над перекатом», «Когда кричат совы», «Второй Белорусский фронт»).
Все эти темы являются ключевыми в творчестве автора книги. Например, для него крайне важна тема памяти, воспоминаний – он уделил ей много внимания в своих эссе, в романе «Исландия». И в новом сборнике, в рассказе «Над перекатом» тоже поднимается эта тема: «Лекарством стала бы такая процедура, что выборочно стирает память. Не думаю, что мой опыт хранит что-то бесценное. Кроме того, грустные люди – а я грустный человек – легко променяли бы многие воспоминания – и плохие, и хорошие – на спокойную новизну».
Также во многих произведениях сквозит мотив бездомности, звучат мечты о собственном доме: «Гостиницы – удел для молодых, недаром мир когда-то стал похож на хоспис, в таком мечтать намного легче … Как травы солнечны и терпко маслянисты, развешаны вдоль косяков и рам, горячий ставень их хранит со снами и яблоками, рассыпанными по столу. Таков мой дом, который обнажился».
И часто повторяется в творчестве Иличевского тема одиночества человека, его души: «Облака гладят теперь моё тело. Так низко спустились, чтобы сродниться окончательно со временем, обрести его плотность… Поступки теперь пахнут морской солью. Как и одиночество. Душа теперь стремится только за горизонт, превращаясь в закат, в беззвучные зарницы».
Тема путешествия – центральная, объединяющая для сборника «Точка росы»: из горячо любимого автором Иерусалима, в котором писатель живет последние несколько лет, мы вслед за героем переносимся в сказочный, пахнущий розами Каспий 1970-х, в нервную бандитскую Москву 1990-х, в жаркий Крым и Сан-Франциско того же времени, в современную Германию, Италию и, конечно, к Мертвому морю, на пляжах которого «кого только не встретишь» и каких только историй не услышишь («На берегу»).
Почему сборник так назван? И что это вообще такое – точка росы? И что есть в этом названии такое, что способно жемчужинки-рассказы собрать в единое целое – в прекрасное ожерелье?
В одноименном рассказе автор поясняет: «Точка росы – температура воздуха, при которой начинает конденсироваться роса, – царит над городом. Когда облако уходит в полёт – с вершины холма это ни с чем не сравнимое зрелище. Гигантский, размером с сотню парфенонов, дряблый дирижабль с подсвеченным жемчужным подбрюшьем понемногу оставляет внизу центр города».
Думаю, что точка росы у Иличевского – это метафора словообразования. Ведь как появляется на свет рассказ? Вдруг достигается какая-то точка в пространстве-времени, где и происходит зарождение облака смысла. Иличевский выуживает из памяти детали и события, собирает в своем сознании историю: «Туман тучнеет и превращается в облако: великий слепец поднимается, смотрит незрячими бельмами в верхние этажи, оставляя проходимыми переулки» («Точка росы»).
Облако может вбирать в себя многое и переносить как дирижабль на огромные расстояния. Александр Иличевский, подобно облаку, впитывает культурные контексты и через сравнения, эпитеты часто посылает читателю аллюзии. Так, например, часто в его текстах появляются отсылки к Ветхому Завету: « Однажды… я понял, что именно предлагал дьявол Христу, когда явился и говорил обо всех сокровищах мира. На самом деле он имел в виду Свитки Священного писания, спрятанные где-то в пещерах. Нет ничего вокруг нас, если это нельзя выразить. Вот дьявол и ловил его, не на звезды, а на слова, которыми сотворен весь мир…» («Мар-Саба»).
Таким образом, «Точка росы» – это про написание текстов, про торжество живого слова.
В рассказах Иличевского часто повторяется один и тот же тип героя, переходящий из текста в текст. Главный герой Иличевского, как правило, человек без имени – либо «я», либо «он». Автор заставляет читателя поверить в происходящее как в пережитое лично им. Будто бы это я заблудился на острове («Горло Ашулука»), попал в метель («Курбан-байрам»), поехал в командировку («Котовский», «Грузди»), словно это я отправляюсь на поиски пропавшей в Мексике девушки («Границы полей») или брожу по болоту в ночном лесу («Костер»). Герой – всегда чужак, которому свойственна жажда познания; он путешествует по своей стране и за ее пределами, бездомный и свободный, сплавляется по реке, ночует, где попало. Герой находится в вечном поиске, пропадая то в другой природе и культуре («Горло Ашулука», «Курбан-байрам»), то – в жуткой истории родной страны («Воробей», «Когда кричат совы»). Жизнь, неконтролируемая, иррациональная, то и дело захватывает героя. И вдруг нечто переворачивает его жизнь, «огромное или крохотное, но всегда такое, что потом не то чтобы не расхлебать, но несколько даже удивительно, что вообще выжил» («Перстень»).
Герой Иличевского на самом деле ищет незримое. Изначальный смысл его путешествий – не увидеть больше, а увидеть иное, то, чего не видят другие: «Каждый раз, приезжая сюда, я чувствовал, что невольно зависаю над неким неизведанным провалом, дно которого мне никогда не разглядеть» («Известняк»).
Герой рассказа «Костёр» увлечен окружающей природой, сменой места. У него появляется шанс «взглянуть в себя сквозь ландшафт»… «Тут все дело в способности пейзажа отразить лицо, душу, некое человеческое вещество…». Описания природы у Иличевского всегда даны не просто так, они передают внутреннее состояние героя: «Кругом было только болото, оно раскачивалось пьяным от страха лицом, всё безобразное, кочковатое, кривлялось, я брёл по нему на ощупь, выбирался на следующий островок с торчащими облезлыми ёлками, кустами, топтался на нём, боясь ступить дальше, лес чернел уже далеко, недостижимо» («Костер»).
Сам автор часто вглядывается в пейзаж, любуется им. Как утверждает писатель в одном из своих эссе, притягательность ландшафта, в отличие от человеческого тела, иррациональна. И разгадка, возможно, в том, что мы созданы по образу и подобию Всевышнего, этот пейзаж сотворившего. А Творцу свойственно иногда любоваться своим произведением. Бог оглядывается на свое творение, а человек получает удовольствие, потому что Вселенная видит его глазами.
И для Творца важен человек, он любит его таким, какой есть, потому что сам его создал: «Я видел глубину неба и думал, что человек, конечно, мал, ничтожен даже, но все это – и пустыня, и звезды – ничего не значит без этой пренебрежимо малой величины» («Мар-Саба»).
Психологически путешествие часто переживается героем как бегство от страха и несвободы обыденной жизни. Путешествие почти всегда превращается в странствие. Чем оно отличается от простого путешествия? Тем, что герой, странник благодаря этому странствию меняется, находит ответ на мучивший его философский или нравственный вопрос. Причем странствие может быть как длительным и далеким («Горло Ашулука»), так и коротким, в пределах одного города или района («Перстень», «Медленный мальчик», «Костер»).
Иличевский никогда не объясняет читателю до конца, что же произошло, как всё было на самом деле. Он вписывает загадку, которая заставляет удивиться и переосмыслить весь рассказ заново. Остается догадываться самому, и таким образом расширяется прочтение текста. Так же и жизнь редко бывает однозначной. В ней нет черного и белого, а все зависит от того, с какого ракурса посмотреть («На крышах мира», «Горло Ашулука», «Шпиц»).
Писатель умело использует популярный в мировой классической литературе мотив двойников в «Горле Ашулука», где творит зло очень похожий на героя человек. Это темное альтер-эго, с которым в финале у героя происходит своеобразная дуэль. А в рассказе «Старик» встречный двойник героя – это чудаковатый Сергеич. Также Иличевский использовал образ двойника-брата в романе «Исландия».
Александр Иличевский – мастер стиля, а стиль его стремится к поэзии: «Ещё одна, о юность, промолчит. Твердила «нет», зачем слова, бери как есть. Хотела белой скатерти, свечей, фарфора, теперь всего хватает. В то же время она лишь кальций под лужайками Коннектикута, Новой Англии, Уэльса. И Калифорнии. Как много чаек мёртвых хранит твоё дыхание над Беркли. Как долог взгляд через залив, как много вспомнится, пока достигнет небоскрёбов» («Элегия для N»).
Иногда его рассказы называют стихотворениями в прозе или прозой в стихах. Задача писателя – усилить экспрессивность благодаря музыкальности, ритмичности («Облако», «Элегия для N», «Соль»). Да и отношение Иличевского к музыке – особое: «Всё вокруг кажется наполненным таинственностью, будто что-то очень важное находится за пеленой поднимающегося тумана. Что скрывает эта пелена? Времена и эпохи? События мистической жизни, происшедшие когда-то на самом краю мира, но ставшие необыкновенно важными для сердца цивилизации? Кажется, эту загадочность можно выразить только музыкой» («Над перекатом»).
Иличевский любит такие эксперименты – он как садовник, скрещивающий растения, вращивает в живую ткань прозаического текста ритмизованный иначе фрагмент. Обычно это происходит там, где необходимо придать больше экспрессии, и если «веточка» текста приживется, получится что-то новое – ни на что не похожий гибрид: «Любовь скатёрку стелет простынёй, двумя руками приближая песни. Нам нашу наготу нельзя сносить. Так много сложено в одном объятии, здесь столько солнца, зелени и ягод, подземных льдов и рек, несущих этих слепых щенят, какими были мы на кончике луча, в руке судьбы или чего-то больше, бессмысленного, как всё наше время» («Элегия для N»).
Иличевский нередко обращается к образу рыбы – древнему символу христианства. В рассказе «Два страха» герой ходит на рыбалку с соседом, и с этого момента завязывается их дружба. В некоторых текстах использует рыбу как необходимую деталь пейзажа, чтобы передать настроение: «Ветер швыряет вонь гнилой рыбы. Белужья туша, бледная от разложения, лежит поодаль. Чайки, подскакивая, охаживают толстую пупырчатую шкуру. Тупорылая голова рыбины зарыта в слепую ярость. Чайка расклёвывает глаз. Оборачивается. Переступает, бьёт глухо в голову. Снова смотрит» («Штурм»). А иногда появляется прямое сравнение с рыбой: «Два бедра ее светлели в постели, как большие рыбины в лодке». Герой ловит ускользающий образ девушки. И она, словно скользкая холодная рыба, уплывает, ускользает от него, у молодого человека остается лишь воспоминание, ощущения от ее тела. В конце герой замечает: «Больше я никогда ту девочку не видел. Остался ее вкус на губах, вкус ее кожи, казавшейся в туманных сумерках голубой» («Точка росы»).
Рассказ «Солнечные рыбы» – о молодом человеке, эмигрировавшем в Америку. Герой, сидя с новыми знакомыми на вечеринке, вспоминает один случай из детства на Каспии и свой странный сон с солнечными рыбами: «В ту ночь я увидел во сне тех же глубоководных рыб, как и тогда посреди солнечной пустыни в детстве, когда погибал от солнечного удара на скалах в открытом море. Рыбы проплывали надо мной в ослепительной тьме, хватали за волосы ртами и тянули вверх, прочь из глубины забвения». Вот так же Александр Иличевский, словно солнечные рыбы, вытягивает на поверхность события из своей жизни, историю своей страны – из «ослепительной тьмы», из «глубины забвения».
Автор статьи: Фомина Дарья.
.jpg)
.png)
.jpg)
