«Равельштейн» Сола Беллоу. Последний роман писателя - выполненное обещание другу

«Равельштейн» Сола Беллоу
Последний роман писателя - выполненное обещание другу

Американский писатель Сол Беллоу – лауреат Нобелевской премии за 1976 год, с формулировкой: «За гуманистическую проникновенность и тонкий анализ современной культуры, органически сочетающиеся в его творчестве». 

На первый взгляд, удивительно, что послевоенных нобелиатов - американцев (по крайней мере, прозаиков) мы прекрасно знаем и любим. Хемингуэя, Фолкнера, Стейнбека. Знаем и любим битников: Капоте, Воннегута, Пинчона, с недавних пор - и Уоллеса. Даже Торнтона Уайлдера перечитываем порой. А вот Сол Беллоу, сын эмигрантов из Российской империи, как-то подзатерялся.

Меж тем, на западную прозу он повлиял сильно, да и продолжает влиять после смерти. Помимо Нобелевки, у него множество других престижных литературных премий, в том числе, Пулитцеровская - в 1975-м году.

Отчего же забвение - у нас, знатоков хорошей американской литературы? Неужели фигура - дутая, а король - голый? Знаем мы эти премии...

Конечно, нет.

Дело, думается, в том, что мы любим непохожих на нас американцев: мачо Хэма, язвительного пьяницу Воннегута, калейдоскопически многослойного Фолкнера, сумасшедших битников. Сол Беллоу же - слишком нормальный, классический автор. Близкий по духу нашей же классической литературе. Зачем нам похожее?

Если подбирать наиболее близкого по стилю автора, на ум приходит, в первую очередь, Стефан Цвейг. Дотошный, местами душевыворачивающий (в прямом смысле этого слова) психологизм. Герой - тот самый Маленький человек, пытающийся отстоять своё «я» в стремительно меняющемся мире («Между небом и землёй», «Приключения Оги Марча»). Нелинейность повествования, тонкие, полупрозрачные сюжетные линии, не рвущие, однако ж, фабулу. «Обрывающиеся мостики» между сценами. Реализм - даже в фантастическом. Традиционный гуманистический посыл.

Будто бы что-то своё, знакомое - не так ли?

Возьмём, к примеру, последнюю, вышедшую за год до смерти автора книгу Беллоу - роман «Равельштейн» (2000-й год). Книга будто бы даже модернистская, короткая - после несчастного случая (Беллоу отравился пойманной им же рыбой и еле выкарабкался - вариация на тему «Старик и море») Сол писал совсем мало.

«Равельштейн» - беллетризованная биография друга Беллоу - философа и политолога Алана Блума, в романе его зовут Эйб Равельштейн. Написана книга в типичном для автора стиле - в виде различных случаев из жизни, иногда смешных, иногда трагических. Но всегда ярких. Получился такой «роман в новеллах», а то, что отрывисто и местами нарочито «несерьёзно», - так о высоких материях только так и надо. Ричард Фейнман^* не даст соврать.

Блум - Равельштейн - этакий консервативный революционер, противопоставляющий идеалы классицизма и просвещения, кажущиеся ему новаторскими, как либерализму, так и бунтарским 60-м. Эксцентричный «ястреб войны», «современный Макиавелли» порой выглядит страшным анахронизмом. Но именно он будоражит общественную мысль, взращивает будущую интеллектуальную элиту, напоминает о вечном. Самый конец его - в духе высокой трагедии. Да и как может не случиться катастрофа, когда сталкиваются (причём, внутри одного человека) две древнейшие культурообразующие силы - античность и христианство?

Сам Сол Беллоу - в образе рассказчика, писателя Чика - в романе тоже присутствует.

«Роман с ключом (ещё одно определение жанра)»^** открывается диалогом Эйба Равельштейна и рассказчика-писателя. Разговор происходит в фешенебельном отеле, рассказчик относится к собеседнику с пиететом, читателю пока неясным, подчёркивается значимость происходящего – мы понимаем, что перед нами, скорее всего, житие. Однако почти сразу мы видим – житие это специфическое. Житие экстравагантного философа.

Равельштейн несколько невпопад сыплет историями из жизни, похожими на довлатовские байки, и у читателя происходит разрыв шаблона. Классический консерватор принципиально скучен и застегнут на все пуговицы. Равельштейн же напоминает, скорее, чудаковатого учёного, что сильно контрастирует с невероятной дисциплинированностью его ума.

Вот, например, история, рассказанная самим Равельштейном. Университетская среда, пожалуй, - самая чопорная и консервативная на свете. На приёме у супруги основателя университета, миссис Глиф тогда ещё молодой профессор ведёт себя крайне развязно и неакадемично (по меркам среды). Например, пьёт колу прямо из бутылки. Молодому профессору, кстати, за такие проделки навсегда откажут от дома.

Равельштейн рассказывает эту историю в ироническом ключе, а сам он предстаёт в необычном свете уже не только перед рассказчиком, но и перед нами. С одной стороны, мы уже знаем, что перед нами - светило классической философии, мастер интеллектуальной упорядоченности, знаменитый педагог. С другой стороны, всё это не мешает ему быть экстравагантным и бесшабашным – скука и чопорность так же невыносимы для Равельштейна, как и интеллектуальная расхлябанность.

Подобных историй будет много. Недаром профессор «мучает» студентов, заставляя их учить наизусть Платона на языке оригинала. Дело даже не в том, что кажущиеся жёсткими методы Равельштейна впоследствии окупятся сполна, и его ученики войдут в жизнь зрелыми и разносторонними личностями. Именно Платон впервые выдвинет (и многие философы подхватят), казалось бы, необычный для чистого мыслителя постулат: душа без страстей больна, неполноценна.

Именно благодаря страсти профессор побеждает смерть.

Читатель знает с самого начала – Равельштейн обречён, он умирает. Но в каждой главе, в каждой истории он предстаёт в высшей степени живым. Разве может умирающий человек гонять на байке по Большому каньону, изображать комика-еврея, ввязываться в безумные любовные приключения? Наконец, может ли он так мужественно глядеть в глаза неумолимо надвигающейся смерти?

Равельштейн знает: страстный и чувствующий человек живёт по-настоящему. Именно в этом (наряду с передачей знаний, воспитанием молодых) и заключается его жизненное кредо.

Лучше всего об этом написал сам рассказчик, даром что именно за бесчувственность и бесстрастность Равельштейн-Блум ругал его первую жену:

«Душа без желания, без любовного влечения – не более чем использованная внутренняя трубка, годная лишь на то, чтобы разок кутнуть на пляже. Одухотворённые мужчины и женщины, особенно молодые, должны быть увлечены поиском любви. Мещане же, напротив, всю жизнь пребывают в страхе смерти. Так, очень коротко, можно обрисовать основные убеждения Равельштейна».

Как говорится - ни прибавить, ни убавить.

Собственно, физическая смерть Равельштейна произойдёт задолго до конца книги, но он, так или иначе, продолжит «жить» дальше – как опосредованно, в учениках, так и символически, «вытаскивая» рассказчика из душных объятий смерти.Равельштейн-Блум со свойственным ему несколько циничным юмором говорил, что заберёт Беллоу с собой,но он же и взял с писателя обещание: написать о нём книгу. И когда Беллоу (здесь тоже прописаны элементы настоящей биографии) в конце книги попадает в реанимацию, его спасают не только доктор Бакст и «настоящая» жена Розамунда. Писатель волей-неволей перенимает сами принципы отношения к жизни и смерти, утверждаемые его другом, и - буквально возвращается с того света. Беллоу выкарабкивается и исполняет обещанное другу.

И, следуя заветам Равельштейна, обходится без подробных экскурсов в его философские труды. Изучение теорий его коллег не даёт автору ровным счётом ничего. Чтение «сумасбродного труда» Бертрана Рассела, многолетнего оппонента Блума-Равельштейна, и вовсе было взвешено, измерено и признано никуда не годным.

Ибо материалы для книги о философе автору дала сама жизнь, их многолетняя дружба, эмоциональные порывы и безбашенные совместные проделки.

Как итог, книга, написанная одним интеллектуалом для горстки других и являющаяся, по факту, нелинейной и субъективной биографией малоизвестного в широких кругах философа, стала национальным, а то и международным бестселлером. Судьба одного профессора стала срезом как общественной, так и частной жизни Америки второй половины XX века. Разве мог такую книгу ждать неуспех? Тем более, если срез этот – честный и прямой, без постмодернистских ужимок и всепожирающей иронии.

И, казалось бы, потенциально скучнейший герой (философ, политолог, консерватор, пожилой человек) становится трикстером похлеще Одиссея – за ним интересно следовать хоть на университетскую кафедру, хоть в притон.

Прочтите «Равельштейн» - думается, у нас сегодня идут процессы, схожие с теми, американскими. Не знаю, кто наш Алан Блум, но что-то такое в воздухе носится.

Безумных и скандальных писателей любят все. Чёрненьких. Попробуйте полюбить Беллоу - это сложнее, но оно того, безусловно, стоит.

* Ричард Фейнман – американский учёный-физик, лауреат Нобелевской премии, автор книги «Вы, конечно, шутите, мистер Фейнман!» - сборника удивительных историй из жизни неординарного учёного.

** В «романе с ключом» прототипы всех персонажей легко узнаваемы.