Путь в тысячу ли

В зале погас свет. Воздух тяжелый, влажный. Под софитами поблескивает черная вода. Шорох, шелест – из тьмы на меня выдвигается дракон, его пасть изрыгает снопы искр.

Рассказ Игоря Озёрского «Лун Дао» воскрешает в моей памяти представление театра на воде. Отчетливо ощущаю плотную темноту, водную тяжесть, вижу драконьи чешуйки, слышу шипение бенгальской свечи, искры которой гаснут на черной глади.

Текст очень зримый и, несмотря на глухую тьму, цветной: темный изумруд, запекшаяся кровь, молоко тумана, золотые обручи, багровая луна, ржавые прутья. Эти детали проступают сквозь ночь, подсвеченные вниманием автора, будто огнями сцены. Они нужны для создания особого пространства – мира-сна, мира-души в контексте китайской религиозной философии и мифологии.

Как и героиня рассказа, мы не совсем представляем, где находимся. Видим только тьму, бездну, хаос, ощущаем пустоту, гнетущий сумрак. Что это за пространство, можно лишь предполагать: сна ли, мира мертвых?

С первого предложения задается неспешный темп блужданий, поиска, трудного восхождения: «Сложно сказать, когда и где прошла та черта, окунувшая меня в глухой морок, наполненный тяжелым и зыбким дыханием ночи, сквозь который теперь предстоит идти». Для начала повествования эта синтаксическая конструкция выглядит тяжеловесной: сложное предложение из нескольких частей, два причастных оборота, ряды однородных членов. Читателю потребуется максимальное сосредоточение, чтобы вникнуть и воспринимать текст осознанно.

Так мы бродим несколько страниц, текст здесь тягучий, зыбкий. Как и в других рассказах Игоря Озёрского, возникает образ тумана. Молочная дымка лишает видимое ясных очертаний, мешает разобраться, что происходит вокруг, создает атмосферу тайны, неясности и неопределенности. В то же время со всех сторон подступает недружелюбная тьма, однако автору важно показать не только внешний, но и внутренний мир. Он скрупулезно описывает ощущения: тяжелый груз на плечах, напряжение органов чувств, покалывание кончиков пальцев. Автор умеет создавать атмосферные зрительные образы, поэтому он может пользоваться художественными средствами и для описания телесных ощущений. Так, фразу «испытала сильнейший приступ удушья» имеет смысл расшифровать: в чем именно это состояние проявлялось, на что оно похоже. Возможно, помимо зрительного восприятия будут уместны обонятельные, тактильные ощущения.

Затем мы видим скалу, будто парящую в воздухе, и храм на ее вершине. Эта картина геометрически и эстетически отсылает к традиционной китайской живописи: гора в облаках, чайные деревья на хрупкой папирусной бумаге – достаточно взглянуть на работу Ни Цзаня «Мастерская Жунси».

На пороге храма героиня рассказа лишается призрачного спутника, чтобы обрести другого провожатого – монаха. Храм столь же темен, как и пространство вне, здесь так же подстерегает чернота и голые камни, все остальное скрыто. Нельзя не вспомнить название рассказа и «заклинание», открывающее двери храма – «Лун Дао». Понятие Дао трактуется как наивысшее состояние бытия, представляющее собой пустоту, невидимое и вечное, «мать космоса». Вот почему персонажа окружает темнота и пустота – зрительный образ сопрягается с философской концепцией.

В диалоге с монахом раскрывается цель героини – отыскать Дракона. Стоит отметить, что диалоги и атрибуция особенно удаются автору. Скупые, концентрированные по смыслу фразы, похожи на изречения мудрецов: ««Прежде чем найти Великого Луна, нужно встретить всех его сыновей», – заговорил монах, и его тихий голос, подобно дыханию ветра в бамбуковой роще, не столько звучал, сколько проникал в самую глубину души». «Не столько звучал, сколько проникал» – блестящая формулировка для изречений мудрого старца, философских сентенций, целящих прямиком в сердцевину человека. А вот во фразе «печально покачал головой монах» отметим избыточность – что если движения и ощущения тоже сконцентрировать?

В словах монаха раскрывается композиция рассказа – героине нужно победить сыновей Дракона, прежде чем встретить его самого. Они представляют собой злых змеев, поединок с которыми проходит в форме различных испытаний. Первый сын Великого Луна по имени Яцзы перевоплотился из змея в императорского наемника, убийцу возлюбленного героини. Преодолев страх и скорбь, обретя уверенность и твердость духа, она побеждает Яцзы в бою.

Однако сражение на мечах оказалось самым простым испытанием – следующий сын Дракона не имеет физического облика. «Когда тебя поглощает тьма, – прозвучал из бездны голос монаха, – оружие не имеет силы», – чтобы победить Чивэня, героине предстоит не бороться, а напротив – отказаться от действий, нарушающих естественный ход событий, то есть последовать одному из принципов даосизма. Вспомним слова Лао-цзы: «Когда человек дойдет до неделания, то нет того, что бы не было сделано». Прекратив сопротивление, героиня высвобождается из плена. Похожим образом она побеждает и Бианя, превратившегося в тигра. Опасность оказывается мнимой, и монах учит нас не противостоять Вселенной, так как она не является нашим врагом.

Следующий сын Дракона подготовил пытку шумом. Ее удается преодолеть при помощи техник визуализации и дыхания – героиня в мельчайших деталях представляет родной дом. Медитация, «взирание вовнутрь» позволяют заглушить вопли демона, ведь если «выхода нет снаружи, его всегда можно отыскать внутри».

Против последнего, пятого сына Дракона, героиня вновь выходит безоружная. Убить Таотэ или сбежать от него невозможно. Преодолев отвращение, героиня наблюдает за демоном, пожирающим одну наложницу за другой. Она понимает: прежде чем съесть тело, он поглощает душу. Победить страх наложницам помогает песня, которая расправляет плечи и вселяет храбрость. Монах вновь подводит итог поединку: «Великая мудрость гласит, – сказал монах. – Нужно добиться такого состояния вещей, чтобы благоприятный для тебя исход не мог не произойти сам». Таким образом, к концу текста читатель получает перечень наставлений, знакомящих с принципами даосизма на примере притчи.

Отметим, что сюжетная часть про сыновей Луна выстроена динамично, а потому не вызывает трудностей при прочтении. Боевые сцены кинематографичны: мощное тело змея дрогнуло, двигалось бесшумно, рукоять меча согревала ладонь, шангоу рассек воздух – этой картиной любуешься, атмосферой проникаешься. Автор переносит нас во времени и пространстве, изображая несущуюся повозку и распахивая двери гарема. Причем переносы выполнены органично: «Слуха коснулся шелест молодых листьев, воздух наполнился смешанным ароматом цветов, и вокруг нас раскинулись сады родового поместья нашей семьи, среди которых каплей чернил на белом холсте рядом с безжизненным телом застыл Яцзы».

При описании боя стоит избегать случайных канцелярских оборотов (произвел ответную атаку), громоздких конструкций (словно он не успел даже понять, что умер), быть осторожными с усилителями (неимоверным грохотом, неимоверный поток энергии), шаблонами (не заставил долго себя ждать; как ни в чем не бывало; переполняли чувства), однокоренными словами (негласному приглашению) и тавтологиями (было так много, что было не ясно; здесь были все). Возможно, получится уточнить, что имеется в виду в фразе «Мимо проносилось драконье тело» – как именно оно проносилось, в какой форме, как выглядело. А в предложении «Воздух наполнился запахами сандала и благовоний» указать, какие благовония помимо сандала. Такие погрешности наряду с обособлением деепричастных оборотов (находясь снаружи) легко поправить.

Получается, что динамичным, насыщенным и захватывающим текст становится благодаря концентрации действия. С большим интересом изучая страницы битвы, невольно задаешься вопросом: зачем героиня так долго добиралась до храма? Есть ли возможность концентрировать первые четыре страницы, а описательные обороты разбавить действиями и визуальными переносами, столь успешно работающими во второй части текста? Однако я не учитываю, что автор все время обращается к принципам даосизма, и неспешность первой части вполне может объясняться философским замыслом.

Вернемся к трактовке Дао: это слово также означает «путь». Таким образом, блуждания героини носят метафорический характер – она следует духовному пути. Твист в конце подтверждает: человек ведет борьбу прежде всего с самим собой. Победить физически легче, чем пройти духовные испытания. И, несмотря на успешный бой, темнота не отступает: «Мир погрузился в черноту, и я окунулась в глухой морок, наполненный тяжелым и зыбким дыханием ночи, сквозь который мне теперь предстоит идти». Так заканчивается рассказ Игоря Озёрского, но путь главной героини только начинается.

Ксюша Вежбицкая: личная страница.

Игорь Озерский. Член Союза писателей России. Автор романа «Безымянные». Адвокат. Окончил Московскую государственную юридическую академию им. О.Е. Кутафина (МГЮА) и аспирантуру. Управляющий партнёр Адвокатского бюро K&P.Group (ранее – «Канишевская и партнёры»).

Автор множества рассказов, опубликованных в том числе в журналах «Аврора», «Бельские просторы», «Кольцо А», «Турист»; на порталах: «ГодЛитературы.РФ», «Дегуста.ру», «Печорин.нет»; в сборниках поэзии и прозы «Тайна вдохновения», «Вероятность счастья», «Собратья по перу», «Ностальгия по будущему», сборнике «Небайрон» издательства «Перископ-Волга».

Лауреат I Открытого межрегионального молодёжного литературного конкурса фантастического рассказа, посвящённого юбилею советского писателя-фантаста Н.В. Томана (2021), финалист нескольких литературных конкурсов: детективного рассказа «Детектив Достоевский» (2021), «Северная звезда» журнала «Север» (2021), «Ближний космос» (2021), «Мгинские мосты» (2021). Вышел в полуфинал Международной молодёжной премии «Восхождение» (2021, Русский ПЕН-центр).