Пунктуация – суперсила и секретное оружие поэтов

Пунктуация – суперсила и секретное оружие поэтов

(Ксюша Вежбицкая, перевод с английского: How Poets Use Punctuation as a Superpower and a Secret Weapon, 29 декабря 2020 года)

Один мой знакомый поэт, который не хотел дискутировать о сущности поэзии, в шутку сказал, что даже мешок с мусором может быть стихотворением, если поэт так считает – вспомним реди-мэйд[1] Марселя Дюшана, который превратил писсуар в предмет искусства при помощи контекста и концептуального жеста. Это заставило меня задуматься о собственных критериях поэзии. Мешок с мусором, конечно, может быть частью инсталляции в художественной галерее, но мог бы он стать стихотворением? На мой взгляд, стихотворение должно быть, по крайней мере, вербальным.

Об авторе статьи: Элиза Гэбберт – автор пяти сборников стихотворений, эссе и литературной критики, среди последних работ Гэбберт – сборник «Нереальность памяти и другие эссе». Ее статьи в колонке «О поэзии» выходят четыре раза в год.

Но действительно ли это так? А как же тогда знаменитые визуальные стихи Арама Сарояна, в частности, стихотворение, которое состоит из строчной буквы «m» с дополнительной петелькой? В нем нет ни слов, ни даже части слова, только буква. Может быть, для поэзии требуется только типографика? Но разве для поэзии не нужно звучание, ощущение, что хотя бы теоретически стихотворение можно услышать? Я чувствую, что могу прочитать это длинное «m» – у него есть звуковой потенциал, стихотворение Сарояна «светится». Даже одинокий амперсанд[2] будет означать произносимое слово. А как насчет скобок или точки с запятой?

Мне всегда нравились авторские знаки препинания, к примеру, тире Эмили Дикинсон. В печати оно выглядит как длинное тире, хотя в рукописях это был неоднозначный знак препинания, похожий на небрежные точки или запятые: линии наклонены, как косая черта, или даже вертикальны, что указывает на своеобразную диакритическую систему[3]. Элис Фултон изобрела знак препинания – двойной знак равенства, который она назвала «невестой» (по названию нитей, придающих структуру кружевам) или «знаком погружения». В интервью 2010 года, а я перечитывала его много раз, Фултон связывает свои авторские знаки препинания с тире Дикинсон (невеста – это «тире на максимуме») и двоеточиями А. Р. Аммонса – глифами[4], которые «присутствуют и молчат», «хранят молчание, но видны».

Возможно, наиболее убедительным примером пунктуации, которая выходит в тексте на передний план, являются кавычки в книге Элис Нотли «Происхождение Алетты» (1990). Автор выделяет ими каждую фразу и отдельные слова, так что на самом деле ни одно слово в книге будто бы и не заключено в кавычки:

«One day, I awoke» «& found myself on» «a subway, endlessly»
«I didn’t know» «how I’d arrived there or» «who I was» «exactly»

Получается, мы воспринимаем текст стихотворения как серию отдельных высказываний, с паузами, читаем с трудом. Это завораживает, как если бы стихотворение было не текстом, а инструментом. Во всех этих случаях я слышу знаки препинания гораздо чаще, чем обычно. Знаки препинания заставляют сделать паузу, но пауза – не тишина.

За последний год мне попалось несколько новых книг, где поэты используют знаки препинания и экстралингвистические символы – звездочки и другие маркеры разделов (среди них были астеризмы, флероны или динкусы[5], в зависимости от стиля), чтобы передать невербальное значение и невербальный звук.

В своей книге «Thresholes» Лара Мимоса Монтес использует глиф, известный в книжном дизайне как украшение: небольшой круг, разделяющий одностишия, двустишия или прозаические абзацы. Некоторые круги выделяют цитаты, как в обычной книге. Причем в ряде случаев Монтес использует один круг в качестве разделителя, а в других – серию из трех кругов, напоминающую вертикальное многоточие. Эти орнаменты действуют как знаки препинания на уровне всего текста, а не отдельной фразы или предложения.

Круги помогают выразить центральную тему сборника: отсутствие – это присутствие, а не место – место? Стэнфордская энциклопедия философии отмечает, что дыры являются «интересным примером в онтологии и эпистемологии», поскольку «мы часто обращаемся к дырам для объяснения причинности и взаимодействия», и все же дыры, строго говоря, не являются материальными объектами. «Нигде не существует, не место, – пишет Монтес в стихотворении. – Это модуляция». Позже упоминает то же в прозе: «Когда я жила в двух местах одновременно (Миннесота и Нью-Йорк), то чувствовала, будто я нигде не живу, потому что никто не знал точно, где я нахожусь». И снова в стихотворении: «Что, если не существует места, где можно жить», «Что, если ничего нет? Что, если нет?» Круги обозначают границы между фрагментами текста. Эти фрагменты взаимосвязаны, а с другой стороны – не совсем. Если на месте дыры поместить знак «дыра», она уже не будет пустой. Похоже на страницу юридического документа, где написано «Эта страница намеренно оставлена ​​пустой», когда страница перестает быть пустой. У Монтес эти знаки говорят: не пропускайте пробелы – промежутки в тексте тоже являются частью текста.

Если вы читали критические статьи о поэзии, то заметили, что разрыв строки обычно обозначается косой чертой, а разрыв строфы – двумя косыми чертами. В своем дебютном сборнике «Thrown in the groat» Бенджамин Гарсия использует двойную косую черту в середине строки. Это линии внутри линии, короткие линии внутри длинных. Вот, например, в одном из стихотворений под названием «Язык, о котором идет речь» косые черты проставил Гарсия, а не я:

The language in question is criminal // like a shark it ate a license plate // and it
ate the shark // well the fins it poached anyway // it gorges like a gorge // the river
flowing like a scarf some magician just keeps pulling // it ate away the deposits

Дениза Левертов считала разрыв строки «знаком препинания, дополняющим другие и позволяющим логически завершить мысль». Однажды она сказала, что «пауза в конце строки равна половине запятой». Однако внутристрочные косые черты Гарсии кажутся более значительными, чем запятые. Я слышу их почти так же, как кавычки Нотли, и останавливаюсь при чтении. Это своеобразный визуальный удар, который заставляет читателя вздрогнуть. Такой «звук» важен как для смысла, так и для ритма. Вот строка из стихотворения «Героин с E»: «когда все, что должно было случиться, // произошло». Пауза кажется громкой и более внезапной, чем пауза в виде многоточия или эллипса. Это решительный удар, как удар кулака по столу.

В другом стихотворении, «Разговоры с моим отцом // Поэма в закрытом стихе», Гарсия использует те же двойные косые черты, чтобы выделить двустишие в диалоге, переключаться между голосами отца и сына:

God wants us to know the joy
of being a father.
//
Maybe God doesn’t want me
To be a father.

Здесь косые черты означают разделение поколений – это стена, преграда для понимания. Поэты используют типографику и пространство страницы, чтобы вы могли словно услышать стихотворение в их исполнении. Это похоже на волшебство, которое создается из ничего, из черных символов на белой бумаге.

Источник: Nytimes.