.png)
«Принимал жизнь, как праздник. И бессознательно заботился, чтобы и другие так жизнь принимали»
170 лет со дня рождения русского писателя Николая Георгиевича Гарина-Михайловского
Николай Михайловский родился 20 февраля 1852 года в Санкт-Петербурге, в семье гвардейского офицера, впоследствии генерала.
Окончил Ришельевскую гимназию в Одессе. Учился на юридическом факультете Петербургского университета (с 1871, не сдал экзамен), после чего окончил институт инженеров путей сообщения в Санкт-Петербурге (в 1878). Многие годы работал по специальности – на изыскательных работах и строительстве крупных железнодорожных магистралей, в том числе Великого Сибирского пути.
Является фактическим основателем города Новониколаевск (современный Новосибирск). Название городу было дано в честь императора Николая I, крёстного отца Николая Михайловского (учитывая воинские заслуги отца перед Отечеством).
Увлекался народничеством, с 1883 года занимался социальным реформаторством в своём имении Гундоровка в Самарской губернии. Попытки устроить «общинный быт» и «образцовое хозяйство» потерпели неудачу. Он был фактически разорён.
Отказавшись от идей народничества, материально поддерживал партию большевиков, в 1896 году финансировал марксистскую газету «Самарский вестник».
При этом Михайловский занимался и литературным творчеством. Он писал ещё в студенческие годы, но тогдашние его произведения издательства не приняли. Решив, что таланта у него нет, на долгие годы от писательства отказался.
Писатель Гарин-Михайловский (фамилия Гарин была добавлена по имени сына Георгия, которого в семье звали Гаря) начался с цикла очерков «Несколько лет в деревне» (1892). В них рассказывается о разочаровании писателя в идеях народничества – попытке реформировать русскую деревню, занявшись просвещением крестьян (очерки «Несколько лет в деревне», 1890; «В сутолоке провинциальной жизни», 1900).
В 1891 году Гарин-Михайловский заложил имение и купил право на издание журнала «Русское богатство». В 1892 году в нём вышла повесть «Детство Тёмы», имевшая литературный успех, вдохновлённый которым, писатель создал тетралогию (последовали повести «Гимназисты» (1893), «Студенты» (1895) и «Инженеры» (не окончена, опубликована в 1907)).
Это большое автобиографическое произведение посвящено судьбе современников автора – интеллигенции конца века; оно разделено на «четыре эпохи развития» личности, поискам предназначения и пути. В повести «Детство Тёмы» отчётливо звучит мысль, что не только взрослые, но и дети должны быть честными, мужественными, благородными. Филолог Фёдор Батюшков (1857–1920) писал: ««Детство Темы» остается не только одним из лучших в художественном отношении, но эта повесть стоит целого трактата по педагогике. И это без всяких теорий, в живых, конкретных примерах правдивого изображения детской души».
Произведениям Гарина-Михайловского свойственны тонкий психологизм, реалистическая манера изложения и яркий живой язык повествования.
Писал реалистические рассказы и очерки о современном городе и деревне. Многое написано в поездках по службе, в путешествиях («На ходу», 1893; «Карандашом с натуры», 1894; «Деревенские панорамы», 1895; «Картинки Волыни», 1897 и др.).
В 1904 году написана пьеса «Деревенская драма».
С 1895 года Гарин-Михайловский печатал свои произведения в журнале для самообразования «Мир Божий». К 1899 году отошёл от редакции «Русского богатства» с её народническими настроениями.
В самом конце XIX века Гарин-Михайловский выступил начальником партии научной экспедиции РГО по изучению географии Северной Кореи (1898–1899).
В результате поездки появилась книга путевых очерков-дневников «По Корее, Маньчжурии и Ляодунскому полуострову» (1899). Заглавный очерк, а также произведение «В стране жёлтого дьявола» и сегодня читаются как приключенческий роман.
Также в этом путешествии Гарин-Михайловский выступил как собиратель корейского фольклора, порядка 100 народных легенд и преданий сложились в сборник «Корейские сказки» (1899).
К началу XX века Н. Гарин-Михайловский с литературным кружком «Среда» (основатель – Н.Д. Телешов), становится сотрудником книгоиздательского товарищества «Знание» под руководством А.М. Горького в Санкт-Петербурге.
В браке с Надеждой Чарыкиной у Михайловского родилось шестеро детей. Была и ещё одна женщина в судьбе писателя, Вера Садовская, родившая ему троих детей, но так и не ставшая законной супругой. Писатель вернулся в семью.
Лучший друг писателя Максим Горький писал, что Гарин-Михайловский «...принимал жизнь, как праздник. И бессознательно заботился, чтобы и другие так жизнь принимали».
Н.Г. Гарин-Михайловский, «Детство Тёмы», фрагмент, начало
Глава 1
Неудачный день
Маленький восьмилетний Тёма стоял над сломанным цветком и с ужасом вдумывался в безвыходность своего положения.
Всего несколько минут тому назад, как он, проснувшись, помолился Богу, напился чаю, причём съел с аппетитом два куска хлеба с маслом, одним словом – добросовестным образом исполнивши все лежавшие на нём обязанности, вышел через террасу в сад в самом весёлом, беззаботном расположении духа. В саду так хорошо было.
Он шёл по аккуратно расчищенным дорожкам сада, вдыхая в себя свежесть начинающегося летнего утра, и с наслаждением осматривался.
Вдруг... Его сердце от радости и наслаждения сильно забилось... Любимый папин цветок, над которым он столько возился, наконец, расцвёл! Ещё вчера папа внимательно его осматривал и сказал, что раньше недели не будет цвести. И что это за роскошный, что это за прелестный цветок! Никогда никто, конечно, подобного не видал. Папа говорит, что когда гер [Herr – господин] Готлиб (главный садовник ботанического сада) увидит, то у него слюнки потекут. Но самое большое счастье во всём этом, конечно, то, что никто другой, а именно он, Тёма, первый увидел, что цветок расцвёл. Он вбежит в столовую и крикнет во всё горло:
– Махровый расцвёл!
Папа бросит чай и с чубуком в руках, в своём военном вицмундире, сейчас же пройдёт в сад. Он, Тёма, будет бежать впереди и беспрестанно оглядываться: радуется ли папа?
Папа, наверное, сейчас же поедет к геру Готлибу, может, прикажет запрячь Гнедко, которого только что привели из деревни. Еремей (кучер, он же и дворник), высокий, одноглазый, добродушный и ленивый хохол, Еремей говорит, что Гнедко бегает так шибко, что ни одна лошадь в городе его не догонит. Еремей, конечно, знает это: он каждый день ездит на Гнедке верхом на водопой. И вот сегодня в первый раз запрягут Гнедко. Гнедко побежит скоро-скоро! Все погонятся за ним – куда! Гнедка и след простыл.
А вдруг папа и Тёму возьмёт с собой?! Какое счастье! Восторг переполняет маленькое сердце Тёмы. От мысли, что всё это счастье произошло от этого чудного, так неожиданно распустившегося цветка, в Тёме просыпается нежное чувство к цветку.
– Ми-и-ленький! – говорит он, приседая на корточки, и тянется к нему губами.
Его поза самая неудобная и неустойчивая. Он теряет равновесие, протягивает руки и...
Всё погибло! Боже мой, но как же это случилось?! Может быть, можно поправить? Ведь это случилось оттого, что он не удержался, упал. Если б он немножко, вот сюда, упёрся рукой, цветок остался бы целым. Ведь это одно мгновение, одна секунда... Постойте!.. Но время не стоит. Тёма чувствует, что его точно кружит что-то, что то точно вырывает у него то, что хотел бы он удержать, и уносит на своих крыльях – уносит совершившийся факт, оставляя Тёму одного с ужасным сознанием непоправимости этого совершившегося факта.
Какой резкой, острой чертой, какой страшной, неумолимой, беспощадной силой оторвало его вдруг сразу от всего!
Что из того, что так весело поют птички, что сквозь густую листву пробивается солнце, играя на мягкой земле весёлыми светлыми пятнышками, что беззаботная мошка ползёт по лепестку, вот остановилась, надувается, выпускает свои крылышки и собирается, лететь куда-то, навстречу нежному, ясному дню?
Что из того, что когда-нибудь будет опять сверкать такое же весёлое утро, которое он не испортит, как сегодня? Тогда будет другой мальчик, счастливый, умный, довольный. Чтоб добраться до этого другого, надо пройти бездну, разделяющую его от этого другого, надо пережить что-то страшное, ужасное. О, что бы он дал, чтобы всё вдруг остановилось, чтобы всегда было это свежее яркое утро, чтобы папа и мама всегда спали... Боже мой, отчего он такой несчастный? Отчего над ним тяготеет какой-то вечный неумолимый рок? Отчего он всегда хочет так хорошо, а выходит всё так скверно и гадко?.. О, как сильно, как глубоко старается он заглянуть в себя, постигнуть причину этого. Он хочет её понять, он будет строг и беспристрастен к себе... Он действительно дурной мальчик. Он виноват, и он должен искупить свою вину. Он заслужил наказание, и пусть его накажут. Что же делать? И он знает причину, он нашёл её! Всему виною его гадкие, скверные руки! Ведь он не хотел, руки сделали и всегда руки. И он придёт к отцу и прямо скажет ему:
– Папа, зачем тебе сердиться даром, я знаю теперь хорошо, кто виноват – мои руки. Отруби мне их, и я всегда буду добрый, хороший мальчик. Потому что я люблю и тебя, и маму, и всех люблю, а руки мои делают так, что я как будто никого не люблю. Мне ни капли их не жалко.
Мальчику кажется, что его доводы так убедительны, так чистосердечны и ясны, что они должны подействовать.
Но цветок по-прежнему лежит на земле... Время идёт... Вот отец, встающий раньше матери, покажется, увидит, всё сразу поймёт, загадочно посмотрит на сына и, ни слова не говоря, возьмёт его за руку и поведёт... Поведёт, чтоб не разбудить мать, не через террасу, а через парадный ход, прямо в свой кабинет. Затворится большая дверь, и он останется с глазу на глаз с ним.
Ах, какой он страшный, какое нехорошее у него лицо... И зачем он молчит, не говорит ничего?! Зачем он расстёгивает свой мундир?! Какой противный этот жёлтенький узенький ремешок, который виднеется в складке синих штанов его. Тёма стоит и точно очарованный впился в этот ремешок. Зачем же он стоит? Он свободен, его никто не держит, он может убежать... Никуда он не убежит. Он будет мучительно тоскливо ждать. Отец, не спеша, снимет этот гадкий ремешок, сложит вдвое, посмотрит на сына; лицо отца нальётся кровью, и почувствует, бесконечно сильно почувствует мальчик, что самый близкий ему человек может быть страшным и чужим, что к человеку, которого он должен и хотел бы только любить до обожания, он может питать и ненависть, и страх, и животный ужас, когда прикоснутся к его щекам мягкие, тёплые ляжки отца, в которых зажмётся голова мальчика.
Маленький Тёма, бледный, с широко раскрытыми глазами, стоял перед сломанным цветком, и все муки, весь ужас предстоящего возмездия ярко рисовались в его голове. Все его способности сосредоточились теперь на том, чтобы найти выход, выход во что бы то ни стало. Какой-то шорох послышался ему по направлению от террасы. Быстро, прежде чем что-нибудь сообразить, нога мальчика решительно ступает на грядку, он хватает цветок и втискивает его в землю рядом с корнем. Для чего? Смутная надежда обмануть? Протянуть время, пока проснётся мать, объяснить ей, как всё это случилось, и тем отвратить предстоящую грозу? Ничего ясного не соображает Тёма; он опрометью, точно его преследуют все те ведьмы и волшебники, о которых рассказывает ему по вечерам няня, убегает от злополучного места, минуя страшную теперь для него террасу, – террасу, где вдруг он может увидать грозную фигуру отца, который, конечно, по одному его виду сейчас же поймёт, в чём дело.
Он бежит, и ноги бессознательно направляют его подальше от опасности. Он видит между деревьями большую площадку, посреди которой устроены качели и гимнастика, и где возвышается высокий, выкрашенный зелёной краской столб для гигантских шагов, видит сестёр, бонну-немку. Он делает вольт в сторону, незаметно пригнувшись, торопливо пробирается в виноградник, огибает большой каменный сарай, выходящий в сад своими глухими стенами, перелезает ограду, отделяющую сад от двора, и наконец, благополучно достигает кухни.
Здесь он только свободно вздыхает.
Автор статьи: Великанова Юлия.
