.png)
Певец силы русского духа и славянского характера
85 лет со дня рождения русского писателя Валентина Григорьевича Распутина
Валентин Григорьевич Распутин родился в посёлке Усть-Уда Иркутской области, в семье служащего.
Через 2 года родители переехали в деревню Аталанка, которая через некоторое время оказалась в зоне затопления – из-за строительства Братской ГЭС.
Детство и юность писателя были трудными. Отец был осуждён (у него украли общественные деньги), мать поднимала детей одна.
Окончил историко-филологический факультет Иркутского государственного университета.
Работал специальным корреспондентом на крупнейших стройках 1960-х.
Первые художественные очерки В. Распутина были опубликованы в альманахе «Ангара». Первый опубликованный рассказ – «Я забыл спросить у Лёшки...» (1961).
Со своими первыми рассказами – «Василий и Василиса», «Рудольфио» и «Встреча» – Распутин поехал в Читу, на совещание молодых литераторов. Его творчество отметили писатели Виктор Астафьев и Владимир Чивилихин. Последний стал поддерживать начинающего прозаика, помог с публикациями в «Огоньке» и «Комсомольской правде». В те годы это означало миллионы читателей по всему СССР.
Вскоре рассказ «Василий и Василиса» появился в газете «Литературная Россия». В этом произведении проявлен стиль писателя – на фоне природы (одного из главных «персонажей» его прозы) характеры героев показываются глубоко и чётко на довольно небольшом пространстве повествования. А ещё в своём творчестве Распутин всегда воспевал силу русского духа и славянский характер.
В 1966 году вышли сборники рассказов и очерков – «Костровые новых городов» и «Край возле самого неба».
Один из значимых рассказов Распутина – «Уроки французского» (1973), в котором много автобиографического.
Выделяют повести Валентина Распутина. «Деньги для Марии» (1967) – первая повесть. После её выхода Распутина приняли в Союз писателей СССР.
Оставив журналистику, Распутин полностью посвятил себя сочинительству.
Следующая его повесть «Последний срок» (1970, опубликована в журнале «Наш современник») признана центральным произведением направления «деревенской прозы». Благодаря тому, что произведение было переведено на десятки языков, Распутин стал всемирно известен.
Ситуация тревожная: люди с деревенскими корнями всё больше отдаляются от своей земли, от отчего дома, связь рода нарушается, происходит отрыв от корней. Повесть о матери, а ещё – об истоках, к которым человеку очень важно возвращаться, чтобы оставаться человеком.
«Живи и помни» (1974) – повесть, за которую в 1977 году Распутин получил Государственную премию СССР. Трагедия Великой Отечественной войны, связь отдельного человека с судьбой всего родного народа, любовь и трудность выбора, способного сломать не одну судьбу. И снова – удивительная сила русского характера...
В повести «Прощание с Матёрой» (1976, «визитная карточка» Распутина-прозаика) рассказывается о деревне, которая скоро должна быть затоплена водой из-за строительства крупной ГЭС. Коренные жители, старики прощаются со своей родной землёй, на которой им не суждено дожить свой век, их горе и тоска никого не оставляют равнодушными. При этом автор не обличает, не призывает к справедливости. Он напоминает читателю о самых главных человеческих качествах – доброте, душевности, о том, что нельзя забывать о голосе совести.
Рассказы «В ту же землю» (1995), «Женский разговор» (1995), «Нежданно-негаданно» (1997), «Изба» (1999) – «постдеревенская проза» Распутина.
Снова и снова В. Распутин рассказывает о трагических судьбах людей на фоне «уходящей» деревенской Руси. Цивилизация разрушает природу, полуселяне-полугорожане – жители нашей страны, утратившие истоки, «Иваны, не помнящие родства», так и не сумевшие стать полноценными жителями города.
Национальную духовную общинную традицию народа сохраняют лишь старые крестьянки, но они уходят...
«Россия молодая» (1994), «В одном сибирском городе» (1994), «В больнице» (1995), «Новая профессия» (1998) – рассказы Распутина о жизни городской интеллигенции.
Перестройку Валентин Распутин принял тяжело, назвав новую жизнь «диктатом победившего бесстыдства». Идеал патриотически-православного государства практически полностью утрачен, происходит окончательный отрыв от корней. Среди его публицистических статей того времени – «Россия: дни и времена» (1993).
Об этом же – повести «В больнице» и «Пожар» (1985).
Был избран депутатом парламента, работал в составе Президентского совета при М.С. Горбачёве, но понял, что услышан не будет.
В 2010 году В. Распутина избрали членом Патриаршего совета по культуре от Русской православной церкви.
Скончался в Москве 14 марта 2015 года, по московскому времени за 4 часа до своего 78-го дня рождения. Но если ориентироваться по часовому поясу Сибири, Родины писателя, его не стало в сам день рождения.
Отпевание прошло в Москве, в Храме Христа Спасителя, обряд совершил патриарх Московский и всея Руси Кирилл. Похоронен в Иркутске, на территории Знаменского монастыря.
Валентин Григорьевич Распутин – лауреат двух Государственных премий СССР, 1977 и 1987 года. Многие его произведения экранизированы.
Сайт о творчестве писателя.
В Иркутске действует музей В.Г. Распутина. В дни юбилея в Доме кино иркутского кинофонда будет показан документальный фильм о писателе «Прошедшего времени не существует» 2021 года, режиссёр – Ю. Бывшева.
Название фильма – цитата из высказывания В. Г. Распутина: «Я смею надеяться, что и герои моих книг ещё не ослабли, чтобы не сказать слов в поддержку. Для сострадания и любви, для сладких слёз, утоляющих скорбь, прошедшего времени не существует».
Валентин Распутин, «Прощание с Матёрой», фрагмент, начало
1
И опять наступила весна, своя в своем нескончаемом ряду, но последняя для Матёры, для острова и деревни, носящих одно название. Опять с грохотом и страстью пронесло лед, нагромоздив на берега торосы, и Ангара освобожденнo открылась, вытянувшись в могучую сверкающую течь. Опять на верхнем мысу бойко зашумела вода, скатываясь по речке на две стороны; опять запылала по земле и деревьям зелень, пролились первые дожди, прилетели стрижи и ласточки и любовно к жизни заквакали по вечерам в болотце проснувшиеся лягушки. Все это бывало много раз, и много раз Матёра была внутри происходящих в природе перемен, не отставая и не забегая вперед каждого дня. Вот и теперь посадили огороды – да не все: три семьи снялись еще с осени, разъехались по разным городам, а еще три семьи вышли из деревни и того раньше, в первые же годы, когда стало ясно, что слухи верные. Как всегда, посеяли хлеба – да не на всех полях: за рекой пашню не трогали, а только здесь, на острову, где поближе. И картошку, моркошку в огородах тыкали нынче не в одни сроки, а как пришлось, кто когда смог: многие жили теперь на два дома, между которыми добрых пятнадцать километров водой и горой, и разрывались пополам. Та Матёра и не та: постройки стоят на месте, только одну избенку да баню разобрали на дрова, все пока в жизни, в действии, по-прежнему голосят петухи, ревут коровы, трезвонят собаки, а уж повяла деревня, видно, что повяла, как подрубленное дерево, откоренилась, сошла с привычного хода. Все на месте, да не все так: гуще и нахальней полезла крапива, мертво застыли окна в опустевших избах и растворились ворота во дворы – их для порядка закрывали, но какая-то нечистая сила снова и снова открывала, чтоб сильнее сквозило, скрипело да хлопало; покосились заборы и прясла, почернели и похилились стайки, амбары, навесы, без пользы валялись жерди и доски – поправляющая, подлаживающая для долгой службы хозяйская рука больше не прикасалась к ним. Во многих избах было не белено, не прибрано и ополовинено, что-то уже увезено в новое жилье, обнажив угрюмые пошарпанные углы, и что-то оставлено для нужды, потому что и сюда еще наезжать, и здесь колупаться. А постоянно оставались теперь в Матёре только старики и старухи, они смотрели за огородом и домом, ходили за скотиной, возились с ребятишками, сохраняя во всем жилой дух и оберегая деревню от излишнего запустения. По вечерам они сходились вместе, негромко разговаривали – и все об одном, о том, что будет, часто и тяжело вздыхали, опасливо поглядывая в сторону правого берега за Ангару, где строился большой новый поселок. Слухи оттуда доходили разные.
Тот первый мужик, который триста с лишним лeт назад надумал поселиться на острове, был человек зоркий и выгадливый, верно рассудивший, что лучше этой земли ему не сыскать. Остров растянулся на пять с лишним верст и не узенькой лентой, а утюгом, – было где разместиться и пашне, и лесу, и болотцу с лягушкой, а с нижней стороны за мелкой кривой протокой к Матёрe близко подчаливал другой остров, который называли то Подмогой, то Подногой. Подмога – понятно: чего нe хватало на своей земле, брали здесь, а почему Поднога – ни одна душа бы не объяснила, а теперь не объяснит и подавно. Вывалил споткнувшийся чей-то язык, и пошло, а языку, известно, чем чудней, тем милей. В этой истории есть еще одно неизвестно откуда взявшееся имечко – Богодул, так прозвали приблудшего из чужих краев старика, выговаривая слово это на хохлацкий манер как Бохгодул. Но тут хоть можно догадываться, с чего началось прозвище. Старик, который выдавал себя за поляка, любил русский мат, и, видно, кто-то из приезжих грамотных людей, послушав его, сказал в сердцах: богохул, а деревенские то ли не разобрали, то ли нарочно подвернули язык и переделали в богодула. Так или не так было, в точности сказать нельзя, но подсказка такая напрашивается.
Деревня на своем веку повидала всякое. Мимо нее поднимались в древности вверх по Ангаре бородатые казаки ставить Иркутский острог; подворачивали к ней на ночевку торговые люди, снующие в ту и другую стороны; везли по воде арестантов и, завидев прямо по носу обжитой берег, тоже подгребали к нему: разжигали костры, варили уху из выловленной тут же рыбы; два полных дня грохотал здесь бой между колчаковцами, занявшими остров, и партизанами, которые шли в лодках на приступ с обоих берегов. От колчаковцев остался в Матёре срубленный ими на верхнем краю у голомыски барак, в котором в последние годы по красным летам, когда тепло, жил, как таракан, Богодул. Знала деревня наводнения, когда пол-острова уходило под воду, а над Подмогой – она была положе и ровней – и вовсе крутило жуткие воронки, знала пожары, голод, разбой.
Была в деревне своя церквушка, как и положено, на высоком чистом месте, хорошо видная издали с той и другой протоки; церквушку эту в колхозную пору приспособили под склад. Правда, службу за неимением батюшки она потеряла еще раньше, но крест на возглавии оставался, и старухи по утрам слали ему поклоны. Потом и крест сбили. Была мельница на верхней носовой проточке, специально будто для нее и прорытой, с помолом хоть и некорыстным, да нeзаемным, на свой хлебушко хватало. В последние годы дважды на неделе садился на старой поскотине самолет, и в город ли, в район народ приучился летать по воздуху.
Вот так худо-бедно и жила деревня, держась своего мeста на яру у левого берега, встречая и провожая годы, как воду, по которой сносились с другими поселениями и возле которой извечно кормились. И как нет, казалось, конца и края бегущей воде, нeт и веку деревне: уходили на погост одни, нарождались другие, заваливались старые постройки, рубились новые. Так и жила деревня, перемогая любые времена и напасти, триста с лишним годов, за кои на верхнем мысу намыло, поди, с полверсты земли, пока не грянул однажды слух, что дальше деревне не живать, не бывать. Ниже по Ангаре строят плотину для электростанции, вода по реке и речкам поднимется и разольется, затопит многие земли и в том числе в первую очередь, конечно, Матёру. Если даже поставить друг на дружку пять таких островов, все равно затопит с макушкой, и места потом не показать, где там силились люди. Придется переезжать. Непросто было поверить, что так оно и будет на самом деле, что край света, которым пугали темный народ, теперь для деревни действительно близок. Через год после первых слухов приехала на катере оценочная комиссия, стала определять износ построек и назначать за них деньги. Сомневаться больше в судьбе Матёры не приходилось, она дотягивала последние годы. Где-то на правом берегу строился уже новый поселок для совхоза, в который сводили все ближние и даже не ближние колхозы, а старые деревни решено было, чтобы не возиться с хламьем, пустить под огонь.
Но теперь оставалось последнее лето: осенью поднимется вода...

