Памяти Сергея Ивановича Кормилова. Данила Давыдов о стихотворениях Леонида Фокина

Памяти Сергея Ивановича Кормилова

Данила Давыдов о стихотворениях Леонида Фокина*

Венок сонетов Леонида Фокина посвящен памяти Сергея Ивановича Кормилова, доктора филологических наук, профессора МГУ. Блеск С.И. как ученого и как человека, боюсь, будет не так очевиден тем, кто не знал его лично или хотя бы не слышал его лекций, не участвовал в его импровизированных экскурсиях по старинным российским городам, не сиживал с ним за одним столом. Однако и вне обаяния личности Кормилова, его научное наследство включает, к примеру, работы, во многом реабилитирующие имеющего, увы, дурную литературную репутацию В.Я. Брюсова, и статьи, расширяющие само аналитическое пространство отечественного стиховедения, венцом чего стала монография «Маргинальные системы русского стихосложения».

Венок сонетов памяти С.И. Кормилова в этом смысле вполне закономерен – помянуть тонкого стиховеда не просто образцом твердой формы, но одним из самых сложных ее видов, своего – твердой формой «в квадрате», обращение к которой – всегда вызов самой стиховой культуре сочинителя. По словам А.Б. Шишкина: «История русских сонетных венков представляет самостоятельный эпизод в общеевропейской истории венка и неожиданным образом открывает структурные и смысловые возможности этой формы, взаимодействие в ней традиции и смысла». Восходя к строгим правилам, установленным еще в XV в. в Тоскане, венок сонетов на протяжении эпох выступал (и продолжает выступать) как своеобразный контрапункт между строгим следованием сложившейся веками традиции, точнее даже канону, - и неизбежной в любом живом поэтическом творчестве логикой художественной трансформации, в диапазоне от острожного расширения возможностей до резко обозначенного эксперимента. В этом смысле опыт Л. Фокина скорее следует признать умеренно-экспериментальным, особенно на фоне куда более радикальной практики некоторых авторов. Можно вспомнить, в качестве крайностей, корону (венок венков) верлибрических сонетов А. Крестовиковского (получившую, между прочим, заинтересованный стиховедческий отзыв самого М.Л. Гаспарова), парадоксального и даже оксюморонного, казалось бы, химерического квазиобразования, которое, однако, становится занимательным, сменяя повторяемость стиховую на чисто синтаксическую. Иными словами, практику УЛИПО («Цеха потенциальной литературы», во главе с Р. Кено). С другой стороны, вспоминаются книги палиндромических сонетов (включающие и «венкообразные» циклы) В. Пальчикова (Элистинского), где повторяемость, «возвратность» самого сонета, тем более объединенного в метаформу венка, усиливается палиндромической возвратностью (что, конечно, будем откровенны, делает эти тексты при всем их техническом совершенстве неудобочитаемыми).

Конечно, Л. Фокин далек от столь провокационных «взломов» формы, но он вполне осознанно претендует на новаторство (разрушая каноническую структуру «итальянского» сонета, изначально являющегося для автора образцом): то перегруппировывая систему «двух катренов и двух терцетов» в иные строфоидные модели; то трансформируя один из сонетов в «мнимую прозу», смысл которой – в пониженности стихового ожидания, которая в контексте иных строго организованных стиховым членением текстов диалектически напротив вызывает повышенное внимание к немаркированным средствами письма словоразделам; то преобразовывая пару сонетов в двойной акростих (концевой. Особенно трудоемкий, и более привычный начальный); то вводя акростих в магистрал (что опять-таки требует особой филигранности).

Мастерски (хотя и с оговорками, о которых чуть ниже) сделанный, этот венок однако сложно считать по-настоящему новаторским. Очевидным образом, наиболее выстраданная из инноваций – обращение к акростиху – в подобном контексте совсем не нова. Инокорпорирование акростиха в сонетную форму очень распространено, но и говоря исключительно о венках сонетов, можно вспомнить многое. Еще авторитетнейший исследователь венка сонетов, В.П. Тюкин, в давней статье писал, что «превращение магистрального сонета в сонет-акростих» относится к нарушениям канонических признаков жанра – а, следовательно, для таких выводов должен был накопиться материал. Правда, среди значительных авторов мы не найдем примеров такого рода экспериментов (в отличие от бесчисленных примеров отдельных сонетов-акростихов), но С. Мартовский, Л. Котляр, И. Сидоренко, рекордсмен среди авторов, совмещавших магистрал и акростих – Марк Луцкий, и наиболее заметный из авторов данного ряда, В. Санчук, предлагают образцы такой работы (данная проблема подробно проанализирована Л.А. Сугай и И.Ю. Малыгиной).

Более того, венок Л. Фокина роднит с вышеуказанными авторами склонность к определенным «хитростям» или «послаблениям» – порой неизбежным, как замена «Й» на «И» (в имени «Сергей») или слишком уж вольная (при этом нехарактерная для цикла в целом) рифмовка в «кров / крон», «почерк / строчка», «шторм / порт», видимо, неизбежных в случае работы с концевым акростихом. Но в других случаях вольности кажутся неуместными – ведь избрав классический тип рифмовки, странно без необходимости рифмовать «порога / дороге» и тем более «швам / зла». Непоследовательность в избранной системе рифмовки приводит иногда к странным результатам. Так, в 9-м (перевернутом) сонете:

Рассейся по громаде листьев память,
Во тьме падите, встаньте в свете храмы!
...да освятит вас мудрый Саваоф!

Среди пустынь людских и океанов
людского равнодушия не канут
в небытие архипелаги строф.

Все возродится перевоплощенным
в иную стать, в иную красоту,
перечеркнув тщету и суету
лучом державным, мыслью просвещённой

и удивит потомков именами,
забытыми, непонятыми, но
все наверху предопределено:
май, впереди еще один экзамен

– не очень понятно, какие рифменные пары возникают в терцетах (очевидно, парные, но ряд «память / храмы / океанов / канут» похож скорее на рифмоидный поток, нежели на следование какой-либо схеме). В катренах же внезапно утрачивается взаиморифмовка, и это вроде никак не мотивировано. Это не столько претензия, сколько структурное недоумение: довольно свободное обращение с каноном даже подкупает, а в некоторых случаях (например, в 3-м сонете, где повтор в рифменной позиции слова «точит» производит должный художественный эффект). Предстает вполне оправданным. Но в целом мне не хватает мотивировки тех трансформаций канона, которые производит автор; представление о поэтической семантике, думается, должно включать обусловленность тех или иных стиховых решений неким общим установкам, более широким, нежели работа с твердой формой.

Впрочем, эту точку зрения вполне можно оспорить: если сама форма и, соответственно, сама ее трансформация и есть семантическая основа текста, то перед нами своего рода автометаописание мучительно процесса рождения твердой формы и одновременного ее развала, своего рода «реализованная метафора» текста, направленного на самого себя. В этом случае претензии, связанные с небрежностью могут быть сняты, как и вопрос о целеполагании, стоящем за текстом; остается лишь констатация того, что автор далеко не первый таким образом «взламывает» венок сонетов.

Венок сонетов памяти С.И. Кормилова можно прочитать здесь.

Леонид Фокин, поэт, город Москва.

* Рецензия подготовлена в марте 2021 года, по просьбе Леонида Фокина публикуется на портале в апреле 2022.