.png)
Родился 5 мая 1928 года в селе Шемонаиха, Восточный Казахстан. Его отец, заведовавший районным отделом «Союзпечати», умер в 1936 году, когда Анатолию было 8 лет. Мать осталась одна с тремя детьми.
На детство и отрочество выпало немало трудностей и невзгод. Когда началась Великая Отечественная война, старшему Анатолию было 13 лет.
В 1946 году Анатолий поступил в Казахский государственный университет имени С.М. Кирова, на факультет журналистики. Окончил в 1950 году.
В 1948 году стал сотрудником газеты «Прииртышская правда» (Семипалатинск). В 1951 году был призван в армию, службу проходил в военной газете. После демобилизации остался в Сибири.
Сотрудник районной газеты «Мошковская новь» в селе Мошково, позднее, поле переезда в Новосибирск – редактор Новосибирского книжного издательства и заместитель главного редактора журнала «Сибирские огни» (1958–1965). На этой должности будущий писатель получил бесценный журналистский опыт, запас впечатлений о человеческих характерах и судьбах.
Затем – с 1948 по 1964 годы – заместитель главного редактора журнала «Сибирские огни».
Занимается и литературным творчеством. В 1954 году в столичном журнале «Крестьянка» вышел его первый рассказ «Дождь», в 1956 году издаётся первый сборник рассказов А.С. Иванова «Алкины песни» (Новосибирск).
Рассказ о самобытной и романтичной колхознице-сибирячке Алке Ураловой, давший название дебютной книге, имел большой успех, был инсценирован на радио, позднее были написаны пьеса и либретто оперы. Драматический спектакль и опера «Алкины песни» (композитор – Г.Н. Иванов) неоднократно ставились в Новосибирске. В 1973 году Новосибирская студия телевидения создала одноимённый телевизионный фильм (реж. – В. Ермольев).
Писал малую прозу и в дальнейшем. Выделяют рассказы Иванова «Случайная встреча» (1964) и «Гость» (1969). В 1966 году вышел сборник рассказов «Случайная встреча».
Но преимущественно писатель сосредоточился на написании крупной формы. В 1958 году в журнале «Сибирские огни» был напечатан роман Иванова «Повитель» – о жизни сибирского села Локти, от Первой мировой войны до недавнего прошлого писателя. Роман изобилует и острыми поворотами сюжета, и яркими самобытными героями, чьи характеры точно психологически выверены.
Затем появились самые известные произведения А.С. Иванова – романы «Тени исчезают в полдень» (1963) и «Вечный зов»: первая книга напечатана в журнале «Москва» в 1970 году, удостоена Государственной премии РСФСР имени М. Горького (1971); вторая книга вышла в 1976 году.
Драматические события романа «Тени исчезают в полдень» разворачиваются в селе Зелёный Дол в начале 1960-х годов. Иванов так рассказал о книге: «Иногда пишут, что этот роман направлен против сектантов, ведущих свою подрывную работу. Конечно, в нём есть мотивы, которые могут быть таким образом истолкованы. Но на самом деле больше всего меня интересовал человек, сложность его духовной структуры. В романе много тяжёлых, даже мрачных страниц. Я ничего не хотел скрывать от читателя – правда должна была предстать во всей своей обнаженности».
Одноимённый телефильм «Тени исчезают в полдень» был создан по сценарию писателя в 1973 году (реж. – В. Усков, В. Краснопольский).
«Вечный зов» – третий роман А.С. Иванова, над которым он работал на протяжении 13 лет, с 1963 по 1976. Первая книга вышла в 1971 году и удостоилась Государственной премии РСФСР им. А.М. Горького, а также первой премии ВЦСПС и СП СССР.
12-серийный телевизионный фильм «Вечный зов» вышел в 1979 году (реж. – В. Усков, В. Краснопольский) и получил Государственную премию СССР.
Роман-эпопея повествует о жизни Сибири в XX веке на протяжении шестидесяти лет, затронуты трагические страницы истории страны, в центре сюжета – три поколения семьи сибиряков Савельевых.
«Вечный зов» – название аллегорическое, – пояснял автор романа. – Один из моих героев говорит, что человек рано или поздно начинает задумываться над сутью и смыслом бытия, жизнью окружающих его людей, общества и над своими собственными делами и поступками. Это его заставляет делать властный зов жизни, вечное стремление найти среди людей свое человеческое место. Мне хотелось показать, что человек становится гражданином, а потом и бойцом за справедливость, за человеческое достоинство и за человеческую радость».
Книга пользовалась огромной популярностью у читателей, литературные критики отмечали некоторые несовершенства повествования, стиля и языка.
С конца 1960-х годов А.С. Иванов обосновался в Москве. Сначала был назначен заместителем главного редактора, а с 1972 года – главным редактором журнала «Молодая гвардия». В эти годы журнал стал патриотическим изданием, вместе с тем во многом оппозиционным. Вокруг публикуемых материалов разгорались дискуссии.
По словам главного редактор А.С. Иванова, «линия журнала оставалась неизменной – воспитание читателей в духе русской идеи, высокой гражданственности, национального патриотизма».
В зрелом творчестве Иванова выделяют повести «Жизнь на грешной земле» (посвящена М.А. Шолохову, 1970), «Вражда» (1979), «Печаль полей» (1981), «Повесть о несбывшейся любви» (1982). Повесть «Жизнь на грешной земле» была экранизирована в 1976 году (реж. – С. Туманов).
В 1985–1990 годах А.С. Иванов создал историческую эпопею «Ермак». Затем Иванов участвовал в написании сценария 5-серийного телевизионного фильма (а также двухсерийного варианта для кинопроката) «Ермак» (1997, реж. В. Усков и В. Краснопольский).
Как соавтор он в 1978 году участвовал в создании сценария по роману Г.М. Маркова «Отец и сын», за что получил премию Ленинского комсомола (1980).
Автор книги публицистики «Живая красота творчества» (1985), посвященной вопросам литературы и искусства.
Писал критические очерки и статьи о писателях А.Н. Толстом, Л.М. Леонове, В.Я. Шишкове, Е.Н. Пермитине, Г.М. Маркове и других.
Общий тираж книг А.С. Иванова превышает 30 млн. экземпляров, они переведены на основные европейские языки.
В 1984 году А.С. Иванов получил звание Героя Социалистического Труда с вручением ордена Ленина и золотой медали «Серп и Молот». Входил в руководящий состав Союза писателей РСФСР, был депутатом Верховного Совета СССР.
Скончался 31 мая 1999 года, похоронен на Новодевичьем кладбище.
Награждён орденами Ленина, Октябрьской Революции, 2 орденами Трудового Красного Знамени, медалями, орденом Кирилла и Мефодия 1-й степени (Болгария).
Лауреат Международной премии имени М.А. Шолохова в области литературы и искусства (1994).
В 2001 году писатель признан «Гражданином XX века Новосибирской области».
В городе (прежде – село) Шемонаиха в 2009 году установили памятник произведениям Иванова «Тени исчезают в полдень» и «Вечный зов».
В 2012 году в память об А.С. Иванове появилась мемориальная доска на стене дома во 2-м Обыденском переулке, где писатель жил с 1969 по 1999 год.
Поэт и прозаик Е.В. Курдаков так написал об А.С. Иванове: «Сейчас, после смерти Анатолия Степановича, вдруг стал отчетлив и явен терпеливый подвиг писателя и величие его таланта. Эпопея «Вечный зов» стала истинно народной, стала частью души русского человека».
Анатолий Иванов, «Алкины песни»
рассказ, фрагмент, начало
Каждый раз, когда мне случалось проезжать мимо небольшой, примостившейся на отлогом лесном берегу деревеньки Черемшанки, я слышал такую песню:
Простилась навсегда...
Песню эту пел иногда хор девушек, работающих на колхозном поле недалеко от берега. Но чаще в прозрачной тишине отчетливо звенел одинокий девичий голосок. Он о чем-то сожалел, грустил и радовался в одно и то же время.
Песня казалась мне странной, непонятной. Что-то было в ней недосказано, точно певцы пропускали всегда самый важный куплет. Или я не уловил, не разобрал его?
Проезжая Черемшанку, я каждый раз стал прислушиваться к голосам более внимательно. Я выучил песню, записал ее слова. И только тогда убедился, что куплета, который рассказал бы недопетое, – нет.
Может быть, я так и не разобрался бы в своих мыслях, связанных с песней. Может быть, я забыл бы о ней со временем. Только судьба забросила меня на несколько дней в Черемшанку.
И в первый же день я снова услышал знакомую мелодию.
– Послушайте, что это за песня? – спросил я маленького энергичного старичка, который оказался поблизости. Его звали, как я потом узнал, Максим Теременцев. Он вместе со мной послушал несколько минут льющиеся откуда-то сверху голоса и промолвил вместо ответа:
– А тут, заметьте, всегда поют...
– Кто же поет?
– То есть как кто? – старик с сожалением посмотрел на меня. – Известно кто... Она, Алка Уралова.
– При чем тут какая-то Алка? Там целый женский хор...
Старичок опять насмешливо осмотрел меня с ног до головы и проговорил:
– А как же? У нас всегда так. Сначала Алка, а потом обязательно хором.
Уходя, старик добавил:
– Там, за речкой, сено косят.
Это объяснение, однако, нисколько не помогло мне. Чтобы понять песню, надо было знать историю ее рождения, которая связана, в свою очередь, с историей любви Алки Ураловой и Сергея Хопрова. Вот она, эта история...
Полдень. Слабый ветерок нет-нет да и качнет лениво верхушки столетних елей и сосен. Тихонько зашумит лес, стряхивая с себя дремоту.
А под деревьями не шелохнется и травинка.
Неширокая дорога пышет жаром. Воздух пахнет расплавленной смолой.
По дороге медленно движется бричка, груженная свеженакошенной травой. На возу двое: широкоплечий, немного сутуловатый парень лет двадцати восьми, в порыжевшей от солнца сатиновой рубахе, без фуражки и худенькая девушка в простеньком синем платьишке. Волосы у парня курчавые, белые, глаза поглядывают откуда-то из глубины и кажется, что от них струится холодок. У девушки волосы гладко зачесаны назад и собраны там в небольшой тугой узелок.
Парень сидит на возу неподвижно, курит Девушка лежит позади него поперек воза, заложив под голову загоревшие до черноты руки, почти не мигая, смотрит серыми, глазами в безоблачное небо, еле слышно поет о неизвестном гармонисте, который грустит об угасшей своей любви.
Жалобно льется мелодия и сразу глохнет в густом вязком воздухе. Парень бесстрастно дымит папиросой: песня, очевидно, его не трогает.
Девушка прервала песню, вздохнула, прислушалась к скрипу колес. И еще раз вздохнула.
А потом вдруг раскинула руки в стороны, чуть вскинула голову, точно отгоняя навеянную собственной песней грусть. Блеснули ее влажные глаза.
С тобой вдвоем...
На лбу и нижней губе девушки выступили капельки пота. Она стерла их тыльной стороной ладони и, секунду передохнув, запела еще звонче:
Вот такая я...
– А-а-я-я-я-я... – долго звенело над лесом. Застоявшийся горячий воздух не мог заглушить песни, и она летела, летела над деревьями, как выпущенная из клетки птица.
Девушка прислушивалась, как все дальше и дальше уносились звуки, и, набрав в легкие побольше воздуха, скороговоркой повторяла:
И снова прислушивалась.
– Эх ты, Алка. Тебе фамилию бы не Уралова, а Оралова, – произнес парень, не поворачиваясь. – День и ночь у меня в ушах стоят эти твои... арии. Надоело. Силосную яму докончим, ладно... а потом скажу председателю колхоза – пусть другого помощника дает...
Алка примолкла.
Лес, между тем, кончился, показалась Черемшанка. Небольшая речка серебряно-чешуйчатой лентой огибала деревню. Тысячи солнечных бликов слепили глаза. Когда въехали на мост, Алка вскочила на ноги:
– Ну что ж... Прощай, Сергуша...
И прямо с воза, через перила моста прыгнула головой вниз в воду. Завизжали от восторга копошившиеся на берегу голые почерневшие ребятишки. А Сергуша – точнее Сергей Хопров – даже не пошевелился, только скосил глаза на вспыхнувшие радугой водяные брызги.
Алка вынырнула далеко от моста и, часто взмахивая руками, поплыла к берегу.
Когда Уралова, еще в не успевшем просохнуть платье, подошла к силосной яме и взялась за вилы, Сергей Хопров не сказал ей ни слова, только подумал: «Пойду к председателю сегодня же. Или завтра, в крайнем случае. Пусть другого помощника дает...»
Но подумал просто так, из упрямства, чтобы обмануть себя в чем-то...
А песня взлетала теперь уже над деревней:
Птичьи звенят и звенят голоса.
И слышна Алкина песня далеко-далеко, на другом конце села, где стоит колхозная птицеферма. Слушает песню птичница Люба Хопрова, жена Сергея, и только что подъехавший с зерном Максим Теременцев, дед Любы. Старик одной рукой держится за дробину брички, другой прикрывает от солнца глаза и, задрав бороденку, всматривается туда, откуда несутся звуки, точно надеясь увидеть певицу. Люба стоит рядом, нервно комкает в руках полу белого халата, но лицо ее спокойно, только чуть бледновато, да в черных глазах поминутно вспыхивают и гаснут огоньки, то печальные, то растерянно-тревожные.
– Эк, заливается... Почище соловья! Даст же бог такой голосище! бормочет дед Максим, прищелкивает языком. А потом вдруг сплевывает на землю, сердито трясет рыжей бороденкой:
– И кому голос даден? Хоть бы человеку!..
– Дедушка! – умоляюще восклицает Люба Хопрова.
– А ты молчи... Дед я тебе или не дед? Ну, то-то... Помогай отгружать зерно.
Люба Хопрова и Максим Теременцев молча принимаются работать. А песня Алки Ураловой летит у них над головами, звонкая, неудержимая...
Которую жду и никак не дождусь...
– И скажи на милость, человек ведь вырос, – опять кивнул дед Максим в сторону, откуда доносилась песня.
– Ты же только что сказал: не человек она...
– Что сказал? Ну сказал... Без родителей она росла... Жила у старой Перепелихи. От нее и песни складать, видно, научилась. А ты зачем перечишь? Дед я тебе или не дед? – снова раскипятился старик. – Эх ты, Любаха-милаха... Как бы этот соловей твоих детишек сиротами не оставил. Знаем мы такие песни...
Люба подняла на деда свои темные, широко открытые глаза, щеки ее стали еще бледнее.
– Где уж моему Сергею, – стараясь казаться спокойной, рассмеялась Люба. – Он девок чурается, как черт сухой вербы...
– От такой чурнешься, как же... Не захочешь увидеть, так услышишь. Да ты слепая, что ли?
И дрогнуло красивое Любкино лицо, не выдержало сердце. Как стояла, так и осела она на мешки с зерном, заплакала вдруг тяжелыми, давно искавшими выхода слезами.
– Дедушка!.. Неужели это правда? Я не хотела верить... Изменился Сергей ко мне... и к детям. Вижу это, не слепая, а не верю. И что говорят про него – не верю. Как же это? А?..
Максим Теременцев растерянно заморгал морщинистыми красноватыми веками и принялся торопливо шарить у себя по карманам, хотя трубка торчала у него во рту. Потом обошел вокруг брички, потрогал, надежно ли закручены гайки у задних колес. И только проделав все это, подошел к, внучке, присел рядом на мешок.
– Вот оно, дело-то какое, голубушка... Я же о том и говорю... Ну будет, будет, перестань.
– Разлучница проклятая!.. Ведь дети у него... Дедушка, помоги, – в отчаянии выкрикивала Люба Хопрова.
– Эх, Любаха-милаха... Никудышный я помощник в таких-то делах. Тут уж ты сама как-нибудь... Поговори с ней, пристыди непутевую. Заполошная она, а может, поймет. Совесть должна быть у каждого человека... и сознательность соответственно.
– Как же мне быть теперь, дедушка? – Люба подняла заплаканное лицо и уткнулась ему в колени. Морщинистой рукой старик гладил, густые, горячие от солнца волосы внучки.
– Я ее, Уралову, не люблю, – вместо ответа проговорил он. – Непутевая она, озорная... А вот поет душевно, люблю. Артист – и только. А Сергушку приструнить – твое уж, дело. Поймет – остынет. А потом – знаешь, потухшую трубку выколотить надо. Тоже твое дело...
– Господи, и откуда она взялась на мою голову, проклятая! Мало ей холостых парней...
А над деревней, как бы в насмешку над горем Любы Хопровой, звенел счастливый голос Алки:
Ласково шепчет степной ветерок...
Правильно сказал старый Максим Теременцев: не увидишь Алку Уралову, так обязательно услышишь.
А Сергей Хопров не только слышал, но и видел ее. Сидел на возу спиной к ней, а перед глазами – чуть веснушчатое лицо и волосы, отливающие спелой рожью; смотрел вечерами в погрустневшие черные глаза своей жены Любы, а видел другие, серые и бездонные, которые вечно посмеивались и звали куда-то... Трудно было не идти на этот зов.
Что-то необычное, необъяснимое приключилось вдруг с Сергеем Хопровым. «Вдруг» потому, что знал он Алку Уралову с малых лет и никогда не обращал на нее внимания. Росла она угловатой долговязой девчонкой, жила с Перепелихой – лучшей в селе сказочницей и песенницей – на краю села. А нынешней весной...

