Стендаль (настоящее имя Анри Мари Бейль) родился 23 января 1783 года в Гренобле, Франция, в семье адвоката. Рос и воспитывался в семье деда Анри Ганьона, врача и общественного деятеля. На годы взросления пришлись Французская революция, войны и существенные перемены в жизни французского общества. В семье активно поддерживались идеи Просвещения, в особенности ценились труды Жана Жака Руссо и Вольтера.
Окончил Центральную гренобльскую школу, где получил всестороннее образование. Увлекался математикой, что потом отразилось в его литературном труде. Задачу писателя позднее Стендаль сформулировал так: «Применить приёмы математики к человеческому сердцу и положить эту мысль в основу творческого метода и языка чувств. В этом – всё искусство».
Оказавшись в Париже в 1799 году, чтобы продолжить учёбу, Анри был призван в армию. Это был момент ноябрьского переворота («18 брюмера»), когда Бонапарт назначил себя первым консулом.
Как солдат наполеоновской армии, Анри служил в Италии, Германии и Австрии, участвовал в походе на Россию, был свидетелем Бородинской битвы и бегства французов. В России, по его собственным словам, будущий писатель увидел «патриотизм и настоящее величие».
После падения Наполеона, в 1814 году его военная карьера завершилась.
Опыт войны позднее отразился в творчестве писателя, а именно в романе «Пармская обитель». Л.Н. Толстой, который очень высоко ценил творчество Стендаля, писал так: «Я больше, чем кто-либо другой, многим обязан Стендалю. Он научил меня понимать войну. Кто до него описал войну такою, какова она есть на самом деле?».
Затем, когда к власти во Франции вернулись Бурбоны, Анри переехал в Италию. Здесь он контактировал с местными революционерами-карбонариями, был дружен с Дж. Байроном, жившим в то время в Италии.
При всякой возможности Анри занимался самообразованием, интересовался театром и литературой, посещал литературные сообщества.
В 1821 году (после поражения Неаполитанской революции) вернулся во Францию, в Париже писал для французских и английских газет оппозиции. В 1830 году он был назначен французским консулом в итальянском Триесте, затем в Чивитавеккьи, где прожил до конца своих дней. Скончался в 1842 году.
Сначала Стендаль писал о музыке, которую страстно любил. Это были работы «Жизнь Гайдна, Моцарта и Метастазио» (1817), «Жизнь Россини» (1824). Также Стендаль – автор искусствоведческих книг «История живописи в Италии» (в двух томах, 1817) и «Рим, Неаполь и Флоренция» (1817).
У журналиста и начинающего писателя было несколько псевдонимов. Именем «Стендаль» Анри Бейль впервые подписал книгу «Рим, Неаполь и Флоренция в 1817 году». Так называется небольшой город в Саксонии, где Анри побывал в 1806 году.
Стендалю принадлежит трактат «О любви» (1822) – психологическое исследование.
Стендаль известен как талантливый популяризатор искусства – книга «Прогулки по Риму» (1829) и другие.
Трактат Стендаля «Расин и Шекспир» (две версии, 1823 и 1825 года) вместил в себя взгляды писателя на современную ему литературу. Расин – классицист, Шекспир – романтик. Стендаль на стороне Шекспира, кроме того, он считает необходимым создание новой современной драматургии.
По мнению Стендаля, все великие писатели во все времена – романтики. Но бегство от действительности, идеализация средневековой жизни отнюдь не близки ему. Он напротив выступал за реалистическое отображение, за правду. Необходимы историческая достоверность, реалистическое описание ситуаций и характеров, глубокий и тонкий психологизм в описании внутреннего мира человека. Описывать «страсти и различные чувства, волнующие души…», «движения человеческого сердца», – в этом видел писатель свою главную задачу.
Первый роман Стендаля, «Арманс. Сцены из жизни парижского салона 1827 года» (1827) не вызвал интереса ни у читателей, ни у критики.
Остались неоконченными и были изданы только после смерти автора ещё два романа «Люсьен Левен» (или «Красное и белое») и «Ламьель».
«Люсьен Левен» во многом решён в жанре трагикомического фарса, с использованием гротеска. Насквозь прогнивший госаппарат Луи Филиппа, беспредел в действиях армии…
Бо́льшего интереса удостоилась новелла Стендаля «Ванина Ванини» (1829), в которой рассказывается о современном герое, итальянском патриоте-карбонарии. Он готов пожертвовать личным счастьем ради всеобщего дела.
Романы Стендаля «Красное и чёрное» (1831) и «Пармская обитель» (1839) признаны шедеврами французской прозы.
Роман «Красное и чёрное» имеет подзаголовок «Хроника XIX века». В нём показана жизнь страны накануне Июльской революции 1830 года.
Главный герой Жюльен Сорель – новый воспитатель детей мэра провинциального городка. Жюльен – сын плотника. Он получил образование самостоятельно, имея большую тягу к знаниям и к чтению книг. Он привлекает хозяйку дома госпожу де Реналь своим умом и непосредственностью, непохожестью на людей её круга. Между ними завязывается роман.
Честолюбивый герой Сорель пройдёт большой путь, одерживая победы и имея успех – благодаря тому, что вовремя научился защищаться от жестокого мира, скрывать свои чувства и лицемерить. Возможно, порой внутри он ощущает иное, но об этом знают только читатели.
Через всю жизнь Сорель пронесёт чувства к госпоже де Реналь. По жестокой иронии судьбы она же сыграет в его жизни роковую роль...
Понимая, что в современной Франции не найти достойных характеров, событий и страстей, о которых ему хотелось писать, Стендаль обращается к старинным итальянским хроникам.
История семейства Фарнезе, а также события восстания в герцогстве Моденском легли в основу романа Стендаля «Пармская обитель». Место действия перенесено в герцогство Парма.
Между двумя главными романами есть сходство. Герой второго романа Фабрицио дель Донго тоже оказывается в тюрьме, и тоже по несправедливому обвинению. Деспотическая полицейская Парма символизирует жизнь всей Европы периода реакции. Для Стендаля важны мотивы борьбы за освобождение и воссоединение Италии.
Мастерство Стендаля заключается в том, что его читатель как будто превращается в свидетеля описываемых событий. Впечатление естественности и реалистичности создаётся благодаря тому, что он практически не вносил правок в рукописи.
В романах Стендаля важная роль отведена внутреннему монологу героев; роль повествователя не нужна, если персонаж сам может рассказать о том, что с ним происходит и что он чувствует.
Весь «драматизм жизни», все основные черты, вопросы и проблемы эпохи, в которую писал, Стендаль выразил со всей полнотой.
Старинные рукописи послужили Стендалю материалом и для «Итальянских хроник», которые он писал в 30-е годы, а изданы они были уже после его смерти. Характеры и события эпохи Возрождения – богатый и благодарный материал. Рассказывая о любви, ненависти, вражде, мести, Стендаль сохраняет внешне бесстрастный тон повествования, что создаёт особый эффект.
Посмертно были изданы автобиографические повести Стендаля «Жизнь Анри Брюлара» (1835, изд. 1890) и «Воспоминания эготиста» (1832, изд. 1892), полные метких бытовых зарисовок и тонких психологических наблюдений, а также дневники и письма.
Немногие современники сумели оценить талант Стендаля. Среди них – О. де Бальзак и И.В. Гёте. В России о книгах Стендаля узнали уже в 30-е годы XIX века, их очень высоко оценили А.С. Пушкин и Л.Н. Толстой.
Во второй половине XIX века творчество Стендаля стали пристально изучать во Франции, исследования продолжаются до сих пор. Его романы оказали влияние на многих французских писателей следующих поколений.
В 1933 году в Гренобле, в квартире, где родился Анри Бейль, был открыт Музей Стендаля.
Известны экранизации произведений Стендаля: «Ванина Baнини» (1961, реж. – Р. Росселини), «Пармская обитель» (1948, реж. – Кристиан-Жак), трижды экранизирован роман «Красное и чёрное», российскому зрителю хорошо известен и дорог фильм 1976 года, поставленный С.А. Герасимовым.
В Рунете действуют сайты о творчестве писателя.
Стендаль, «Красное и чёрное»
роман, фрагмент, начало
К ЧИТАТЕЛЮ
Сей труд уже готов был появиться в печати, когда разразились великие июльские события и дали всем умам направление, мало благоприятное для игры фантазии. У нас есть основания полагать, что нижеследующие страницы были написаны в 1827 году.
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
Правда, горькая правда.
Дантон
I
ГОРОДОК
Put thousands together – less bad.
But the cage less gay
Hobbes
(«Соберите вместе тысячи людей – оно как будто не плохо.
Но в клетке
им будет не весело» – Гоббс)
Городок Верьер, пожалуй, один из самых живописных во всем Франш-Конте. Белые домики с островерхими крышами красной черепицы раскинулись по склону холма, где купы мощных каштанов поднимаются из каждой лощинки Ду бежит в нескольких сотнях шагов пониже городских укреплений; их когда-то выстроили испанцы, но теперь от них остались одни развалины.
С севера Верьер защищает высокая гора – это один из отрогов Юры. Расколотые вершины Верра укрываются снегами с первых же октябрьских заморозков. С горы несется поток, прежде чем впасть в Ду, он пробегает через Верьер и на своем пути приводит в движение множество лесопилок. Эта нехитрая промышленность приносит известный достаток большинству жителей, которые скорее похожи на крестьян, нежели на горожан. Однако не лесопилки обогатили этот городок; производство набивных тканей, так называемых мюлузских набоек, – вот что явилось источником всеобщего благосостояния, которое после падения Наполеона позволило обновить фасады почти что у всех домов в Верьере.
Едва только вы входите в город, как вас оглушает грохот какой-то тяжело ухающей и страшной на вид машины. Двадцать тяжелых молотов обрушиваются с гулом, сотрясающим мостовую; их поднимает колесо, которое приводится в движение горным потоком. Каждый из этих молотов изготовляет ежедневно уж не скажу сколько тысяч гвоздей. Цветущие, хорошенькие девушки занимаются тем, что подставляют под удары этих огромных молотов кусочки железа, которые тут же превращаются в гвозди. Это производство, столь грубое на вид, – одна из тех вещей, которые больше всего поражают путешественника, впервые очутившегося в горах, отделяющих Францию от Гельвеции. Если же попавший в Верьер путешественник полюбопытствует, чья это прекрасная гвоздильная фабрика, которая оглушает прохожих, идущих по Большой улице, ему ответят протяжным говорком: «А–а, фабрика-то – господина мэра».
И если путешественник хоть на несколько минут задержится на Большой улице Верьера, что тянется от берега Ду до самой вершины холма, – верных сто шансов против одного, что он непременно повстречает высокого человека с важным и озабоченным лицом.
Стоит ему показаться, все шляпы поспешно приподнимаются. Волосы у него с проседью, одет он во все серое. Он кавалер нескольких орденов, у него высокий лоб, орлиный нос, и в общем лицо его не лишено известной правильности черт, и на первый взгляд даже может показаться, что в нем вместе с достоинством провинциального мэра сочетается некоторая приятность, которая иногда еще бывает присуща людям в сорок восемь-пятьдесят лет. Однако очень скоро путешествующий парижанин будет неприятно поражен выражением самодовольства и заносчивости, в которой сквозит какая-то ограниченность, скудость воображения. Чувствуется, что все таланты этого человека сводятся к тому, чтобы заставлять платить себе всякого, кто ему должен, с величайшей аккуратностью, а самому с уплатой своих долгов тянуть как можно дольше.
Таков мэр Верьера, г-н де Реналь. Перейдя улицу важной поступью, он входит в мэрию и исчезает из глаз путешественника. Но если путешественник будет продолжать свою прогулку, то, пройдя еще сотню шагов, он заметит довольно красивый дом, а за чугунной решеткой, окружающей владение, – великолепный сад. За ним, вырисовывая линию горизонта, тянутся бургундские холмы, и кажется, словно все это задумано нарочно, чтобы радовать взор. Этот вид заставляет путешественника забыть о той зачумленной мелким барышничеством атмосфере, в которой он уже начинает задыхаться.
Ему объясняют, что дом этот принадлежит г-ну де Реналю. Это на доходы от большой гвоздильной фабрики построил верьерский мэр свой прекрасный особняк из тесаного камня, а сейчас он его отделывает. Говорят, предки его – испанцы, из старинного рода, который будто бы обосновался в этих краях еще задолго до завоевания их Людовиком XIV.
С 1815 года господин мэр стыдится того, что он фабрикант: 1815 год сделал его мэром города Верьера. Массивные уступы стен, поддерживающих обширные площадки великолепного парка, спускающегося террасами до самого Ду, – это тоже заслуженная награда, доставшаяся г-ну де Реналю за его глубокие познания в скобяном деле.
Во Франции нечего надеяться увидать такие живописные сады, как те, что опоясывают промышленные города Германии – Лейпциг, Франкфурт, Нюрнберг и прочие. Во Франш-Конте чем больше нагорожено стен, чем больше щетинятся ваши владения камнями, нагроможденными один на другой, тем больше вы приобретаете прав на уважение соседей. А сады г-на де Реналя, где сплошь стена на стене, еще потому вызывают такое восхищение, что кой-какие небольшие участки, отошедшие к ним, господин мэр приобретал прямо-таки на вес золота. Вот, например, и та лесопилка на самом берегу Ду, которая вас так поразила при въезде в Верьер, и вы еще обратили внимание на имя «Сорель», выведенное гигантскими буквами на доске через всю крышу, – она шесть лет назад находилась на том самом месте, где сейчас г-н де Реналь возводит стену четвертой террасы своих садов.
Как ни горд господин мэр, а пришлось ему долгонько обхаживать да уговаривать старика Сореля, мужика упрямого, крутого; и пришлось ему выложить чистоганом немалую толику звонких золотых, чтобы убедить того перенести свою лесопилку на другое место. А что касается до общественного ручья, который заставлял ходить пилу, то г-н де Реналь благодаря своим связям в Париже добился того, что его отвели в другое русло. Этот знак благоволения он снискал после выборов 1821 года.
Он дал Сорелю четыре арпана за один, в пятистах шагах ниже по берегу Ду, и хотя это новое местоположение было много выгоднее для производства еловых досок, папаша Сорель – так стали звать его с тех пор как он разбогател, – ухитрился выжать из нетерпения и мании собственника, обуявших его соседа, кругленькую сумму в шесть тысяч франков.
Правда, местные умники неодобрительно отзывались об этой сделке. Как-то раз, в воскресенье, это было года четыре тому назад, г-н де Реналь в полном облачении мэра возвращался из церкви и увидел издалека старика Сореля: тот стоял со своими тремя сыновьями и ухмылялся, глядя на него. Эта усмешка пролила роковой свет в душу г-на мэра – с тех пор его гложет мысль, что он мог бы совершить обмен намного дешевле.
Чтобы заслужить общественное уважение в Верьере, очень важно, громоздя как можно больше стен, не прельститься при этом какой-нибудь выдумкой этих итальянских каменщиков, которые пробираются весной через ущелья Юры, направляясь в Париж. Подобное новшество снискало бы неосторожному строителю на веки вечные репутацию сумасброда, и он бы навсегда погиб во мнении благоразумных и умеренных людей, которые как раз и ведают распределением общественного уважения во Франш-Конте.
По совести сказать, эти умники проявляют совершенно несносный деспотизм, и вот это-то гнусное словцо и делает жизнь в маленьких городках невыносимой для всякого, кто жил в великой республике, именуемой Парижем. Тирания общественного мнения – и какого мнения! – так же глупа в маленьких городах Франции, как и в Американских Соединенных Штатах.
Автор статьи: Великанова Юлия.
