Насыщенное аналитическое чтение. Борис Кутенков о повести Надежды Зейглиш

Надежда Зейглиш написала повесть с прицелом на актуальность: тут затронуты и нынешние военные события, с недвусмысленной отсылки к которым начинается повествование, и проблема интровертности современного человека (шире – современного общества), усугублённая последними двумя коронавирусными годами («Я привыкла экономить усилия. Зачем идти на встречу, когда можно провести её онлайн? Зачем идти на концерт, когда у меня дома прекрасная стереосистема…»). Всё это так или иначе касается всех нас, но те проблемы, о которых пишет автор, растворены в сюжете и не вынесены на первый план, поэтому легко могут затеряться для читателя. Создаётся впечатление, что первая проблема автора, только пробующего свои силы, – это стремление уместить всё, создать и детектив, и сюжетное историческое повествование, и повесть о психологии современного общества, – это присутствует здесь, но пока в виде намёток, едва очерченных контуров, зыбких векторов, от которых можно и нужно двигаться к чему-то большему.

Повести явно не хватает композиционного мастерства и не хватает динамики («Ящик Пандоры»), описания порой слишком затянуты. (Особенно это чувствуется во второй главе, где лучше бы ввести читателя в курс дела, но отвлечённые описания этому не способствуют). Мне кажется неудачным начинать именно с такого сухого описания Карибского кризиса: начало повести – семантически сильная позиция, и здесь читатель успевает заскучать, ещё даже не погрузившись в сюжет. Нужно что-то более динамичное.

Третье: «Вне узкого круга причастных я не мог говорить о том, что мы делали. Мне хотелось. Очень. Однажды я чуть не выложил всё жене… Её «чуйка» оказалась сильнее любопытства» – здесь сказывается типичная ошибка начинающих авторов: конспективность, не хватает игры языка, цветистости его красок. В такие моменты читатель испытывает скуку.

Близкий пример: «К сожалению, есть много примеров массовой стрельбы в школах, когда доведённые до отчаяния подростки выбирали смерть для всех как выход из «ловушки» собственной жизни. Что делать с агрессией в замкнутом пространстве? От решения этой проблемы зависел успех всего Проекта» – это важные слова, тут не должно чувствоваться авторское равнодушие, легко перерастающее в читательское. Конечно, я не призываю к языку цветистых метафор, но и сухой стиль средней газетной статьи – не то, что нужно для подобного содержания. Читатель не должен скучать, а здесь он поневоле не подключается.

Схожая проблема: «То, что остальные люди проживают во сне, моё подсознание перерабатывает в сумерках воображения. Поэтому мне не нужны сновидения» – это тоже сильный момент, но тут он, в общем, не развёрнут.

Ещё один момент, который не буду развёрнуто комментировать, – посоветовал бы двигаться к выписанности живого героя в противоположность сюжетной схеме. Думаю, тут всё достаточно очевидно. Здесь схема, «идея» во многом подчинила сюжет и задавила героя, который должен быть живым, меняющимся. Очень мало диалогов.

Вот это, мне кажется, получилось: «Я радовался, видя младенцев с планшетами и телефонами, а она расстраивалась. До самой смерти Рикки продолжала пользоваться кнопочной «Нокией». Много раз я хотел подарить ей «нормальный» телефон. Она не соглашалась. Мы с ней любили разные игрушки.

Я снова болтаю. Увидев, что «путеводитель» не пишется, я снова включил диктофон. Сдаётся мне, что вся эта история с наговариванием и расшифровкой текстов мне нужна лишь для того, чтобы не чувствовать себя совсем уж по-дурацки, говоря вслух в пустой комнате. Книга – это просто предлог. Я тоскую. Сильно. Я просто хочу говорить с женой, как и прежде. Ничего другого я не хочу уже давно» – это лучший фрагмент, живой и характерный, он трогает и выделяется на фоне прочего. Тут есть живые непридуманные детали. Линия отношений вообще выписана интересно, но можно идти в этом к большему: к развитию характеров, диалогов, красок.

Чисто технический момент: посоветовал бы подумать над уместностью/неуместностью комментирующих сносок (на мой взгляд, не стоит так уж облегчать читателю задачу – скажем, сноска к «Сказкам дядюшки Римуса» выглядит немного неуклюже, всем достаточно очевидно, что это такое – классическое произведение. А до всех в любом случае не достучитесь. Хотя это вопрос дискуссионный, и я понимаю задачу автора в этом смысле). Разумеется, это не касается всех комментариев, среди них есть и вполне необходимые. Но, например, том Бориса Рыжего «В кварталах дальних и печальных» с обилием сносок, подобных «Александр Сергеевич Пушкин (1799 – 1837), русский поэт…», выглядит несколько нелепо.

Итог: у автора есть фантазия, есть потенциал; не знаю, сколько лет автору и сколько опытов позади, но есть ощущение чего-то начального, тех усилий, которые ещё не находят себе достаточно адекватного применения. Однако сам энтузиазм вызывает симпатию и многое обещает. Посоветовал бы уделить внимание насыщенному аналитическому чтению прозы, лучше всего вместе с умной критикой о прозе (статьи Валерии Пустовой, Ирины Роднянской, Андрея Аствацатурова – можно продолжить этот ряд имён), а ещё лучше – вместе с посещением курсов писательского мастерства. Также посоветовал бы классическую работу Джона Кавелти о формульной литературе и работы современного исследователя Марии Черняк, вообще усиливать внимание к изучению остросюжетной литературы.

Борис Кутенков: личная страница. 

Зейглиш Надежда. Родилась в Риге, в 1972 году. Училась в Даугавпилском педагогическом институте с 1991 до 1996. Специальность - учитель русского языка, литературы и истории мировой культуры. По вечерам изучала психологию, которая и стала специальностью. Работала психологом в школе, в детском доме, в центре для ВИЧ-инфицированных, в кризисном центре для пострадавших от домашнего насилия. Выучилась на психотерапевта и супервизора. С 2016 до 2012 вела книжный клуб. С началом пандемии всё пришлось прекратить. В Латвии все кафе были закрыты. Раньше любила собираться в книжном кафе «Полярис». Пишет давно. В юности - стихи. После филфака бросила, не выдержала сравнения с великими. Потом много лет писала только курсовые, магистерские и научные статьи. С 1998 вела рубрику «Психология» в дамском журнале «Люблю!». С 2010 писала по статье в месяц на форуме для родителей. В 2007 издала свою первую книгу «Маскарад чисел». В 2018 «Место для названия свободно». В 2021 опубликовала на Ридеро свою книгу «Блудная дочь» под псевдонимом Мария Лапса («лапса» по-латышски - лиса). В этом году на Ридеро вышли ещё две книжки «Зеркальный Лабиринт», «Опустевший маяк». Танцует танго с 2008 года. В 2016 купила виолончель, учится играть.

Книгу Надежды Зейглиш «Зеркальный Лабиринт» можно прочитать здесь.