Рецензия Андрея Воронцова - русского прозаика, критика и публициста, секретаря Правления СПР, преподавателя литературного мастерства МГОУ, члена Общественного совета журнала «Наш современник», редколлегии журнала «Дон» - на стихи Олеси Панченко.
«Мне теперь земной плоскости мало...»
(Андрей Воронцов о стихах Олеси Панченко)
Бывают такие стихи, читая которые, понимаешь, что, несмотря на очевидные недостатки, имеешь дело с поэтом. Именно такое впечатление оставила у меня поэзия Олеси Панченко. Например, явно неудачно начала она поэму «Легкий, как сумасшествие», какими-то комковатыми стихами вроде:
...А мне она сразу же полюбилась,
Однажды с вареньем к ней в гости зашла.
Вот так я с баб Сашею и подружилась
И знаю теперь, как она жила.
Но потом, начиная с главы 3, Олеся расписалась, появилось художество и пластичность:
Саша не помнила, как улыбнулась,
Увидев звезды в этих глазах.
А помнит лишь, как их губы коснулись
И как руки тонули в его волосах.
А вот – оригинальная метафора:
Я... люблю тебя, Саша» - «Я знаю».
«Нет, не знаешь! Люблю тебя, очень,
Как увидел, еще в прошлом мае
И ходил по пятам, как за августом осень».
Или возьмем изящное объяснение Дождя своей сущности:
«Не человек?! А кто тогда ты? Ангел?»
«Хотел бы быть, но нет. Я только дождь,
Обретший плоть от твоего желанья.
Нежней, чем я, ты в мире не найдешь...»
Но эти же строчки являются ответом на вопрос, зачем поэт обязательно должен соблюдать такую скучную, на первый взгляд, материю как метрику. В строчке «Не человек?! А кто тогда ты? Ангел?» мы, еще не проверяя ее на размер, явно чувствуем ритмический сбой. Точно так же обстоит дело со строчкой, с которой рифмуется вышеупомянутая: «Обретший плоть от твоего желанья» (отметим еще суррогатную рифму «ангел – желанья»). Как же, спрашивается, устранить эти сбои? Действуя наощупь? Можно и так, «методом тыка», но это, боюсь, займет куда больше времени, чем, если мы, просто определив «родной» размер стихов, будем выравнивать ритм по правилам метра. Итак, перед нами двустопный ямб, «пиррихированный» в первой строке («Не человек?!»). Стало быть, всё просто: нужно восстанавливать ямб с ударением на втором слоге (не считая пиррихия с «не человеком»), сохраняя при этом одинаковое число стоп. Скажем, так:
Не человек?! А кто ж ты? Ангел?»
«Хотел бы быть, но нет. Я дождь,
Обретший плоть твоим желаньем.
Нежней меня ты не найдешь...»
Ну, или как-нибудь по-другому – всё же я не поэт (хотя в виде развлечения сочиняю сатирические стихи на украинском языке – не записывая их).
Увы, это не единственная ритмически расбалансированная строфа О. Панченко: с подобным явленьем мы встречаемся в первом же стихотворении подборки:
А возле уха все тот же зуд,
Что «землею рожденные только ползут,
Не летают». А крылья как же?! Зачем оковы?
Чтоб никогда не узнали мы, кто мы?
Отметим также любительское удвоение стоп (в виде повторения слов, как в прозе), призванное, как представляется автору, повысить эмоциональный градус стихов:
Мне теперь земной плоскости мало.
В третье! В третье стремлюсь измерение.
Пусть природа мне крыльев не дала,
Я исправлю недоразумение.
Это «В третье! В третье...» ломает хорей стихов, а окончание «-ие» в словах «измерение» и «недоразумение» добавляет ненужный и лишний слог. Следовало же написать что-то вроде:
Мне теперь земной плоскости мало.
В третье я стремлюсь измеренье.
Пусть природа мне крыльев не дала,
Я исправлю недоразуменье.
Однако и при этом у нас остается неправильно поставленное ударение в слове «дАла»; правильно – «далА».
Порой мы встречаем у Олеси совершенно невозможные фонетически сочетания слов:
Их пух моих крыльев тугая сила.
Попробуйте прочитать вслух! Тут это тройное «х» («Их пух моих...») наглухо строчку забивает!
Но у поэтов по духу (а я утверждаю, что Панченко – поэт) есть счастливая особенность, когда они, набредя в поэтическом эфире Вселенной на «свою волну», осваивают метр и строфику исключительно одним наитием и «выпевают» свое стихотворение от начала до конца, в целом, не сбиваясь с ритма:
А хочешь, я подарю тебе ночь
Горячей и безумней лесного пожара?
Наутро неслышно уйду прочь,
Еще до того, как рассвет кинжалом
Пронзит твои окна и солнце впустит,
И ты проснешься, не зная грусти.
А будешь потом меня вспоминать?
А хочешь забыть навеки?
Твоих сыновей я родная мать
Им на ночь нежно прикрою веки.
В иных же случаях ее неправильности воспринимаются так же, как и нарочитая ассимметрия ритма у Маяковского:
Я не знаю о правилах земного притяжения.
Меня не научили в школе: я прогуливала физику.
Зато теперь по воле своего воображения,
А может быть, еще по чьей-то воле
Я поднимаюсь в небо и парю!
Я словно птица...
Вы скажете, что я всего лишь сплю?
А вам такое днем, скажите, часто снится?
Лексически эти стихи тоже напоминают Маяковского («Вы скажете, что я всего лишь сплю? А вам такое днем, скажите, часто снится?»), что уже здесь отмечали, но я бы не сказал, что Олеся – эпигон Маяковского, поскольку у нее своя оригинальная образная система:
Я люблю изменять цвет
И люблю изменять форму.
Я твой личный, полночный бред.
Как ты смеешь меня не помнить?!
Или вот другие строчки: тоже поначалу с интонацией Маяковского, но потом уже – своим голосом:
Вот, хожу, примеряю себя там и тут,
Даже лезу в чужие тиски.
Все мечтаю, что где-то возьмут.
Но здесь тесно, а там - сквозняки.
И опять все не то, и опять все сначала,
И опять не на верном пути!
То жара, то мне солнца вдруг мало.
НУ КУДА Ж МНЕ СЕБЯ ПРИЛЕПИТЬ?
И как результат мы видим у Олеси достаточно «взрослые» стихи, напомнившие мне лучшие строчки покойного Глеба Горбовского на схожую тему:
Отпустите меня пожить где-то,
Где нет водосточных труб, асфальтированных улиц,
Где нет прямоугольных коробок-домов,
Где нет ограничительных линий-оков,
Где «красотой» не называют щипаных куриц.
Поэтическое будущее Олеси Панченко для меня несомненно, но при одном непременном условии: что дальше она будет работать с учетом высказанных замечаний, поскольку для ее поэзии, как мне представляется, явственно наступило время, когда на одном вдохновении уже не выедешь.
Андрей Воронцов: личная страница.
Олеся Панченко: Родилась в городе Дрезден, Германия, проживает в городе Харькове на Украине. В 2005 году окончила Харьковский университетский лицей, а в 2010 - факультет иностранных языков Харьковского Национального Университета им. Каразина. Во время учебы выиграла грант на обучение в Германии и в 2008-2009 изучала литературную критику и издательское дело в университете Дуйсбург-Эссен. В студенческие годы принимала участие в многочисленных волонтерских, социальных и творческих проектах, ездила по миру, общалась с людьми. Окончила дистанционные Курсы литературного мастерства А. В. Воронцова.
«Спасибо огромное Андрею Венедиктовичу за вдохновляющие слова и такой подробный разбор моих стихотворений. Даже в самых смелых мечтах я не рассчитывала получить такой потрясающий комментарий. Вы дали мне две очень важные вещи: веру в себя и ясное направление, в котором уже не терпится двигаться дальше. Действительно, я пишу «вслепую», без размера (стихи) и плана (прозу), а в рамках курса Вы показали мне более легкий и эффективный путь. Спасибо Вам! И еще я увидела, что сама не в состоянии отделить зерна от плевел в собственных текстах: некоторые стихи, которые мне казались удачными, оказались не так хороши, а некоторые из тех, в которых я сомневалась, неожиданно для меня попали в эту подборку» - сообщает поэтесса.
Стихотворения Олеси Панченко
Мыши на Луне
На Луне поселились мыши.
Они думали, это большая головка сыра,
И залезли как можно выше
И спрыгнули на Луну... с крыши.
Так на Луне поселились мыши.
А вы сами не видели дыры?
А вы разве не замечали,
Что Луна быстро тает ночами?
Это мыши Луну едят
Уже три недели подряд.
Дружно с правой начав стороны,
Мыши все еще голодны,
Все грызут и грызут, не устали
Видно, зубы их крепче стали.
Нужно срочно помочь Луне,
Пока ночь не погрязла во тьме!
Ведь до левого края осталось немножко...
Решено! Срочно шлем на Луну кошку!
***
Сон ли это? Жизнь ли чья-то?
Ну, а может быть, моя?
Снегом ли укрыта, ватой
Обожженная земля?
Где хлеба когда-то спели,
Там теперь поля пусты.
В бору сосны отшумели,
Стали доски да кресты...
И друзья. Со мной когда-то
Были да ушли без вести...
Время в этом виновато?
Или я топчусь на месте?
Солнце! Почему не всходишь,
Лишь к ногам бросая тени?
Молодость, куда уходишь?
Ради славы? Ради денег?!
Сон ли это? Жизнь ли чья-то?
Боже, где моя семья?
Холодом бока измяты...
Может, хоть зима моя?
***
Я люблю изменять цвет
И люблю изменять форму.
Я твой личный, полночный бред.
Как ты смеешь меня не помнить?!
***
Я не знаю, куда мне себя прилепить
И в какую оформить раму...
То ли грызть мне науки гранит?
Или, может, скульптором стану?
То и это смотрю, но все както не то.
И не так. Не тем местом, наверное.
Хоть в политику не занесло,
Догадался не лезть в эту скверну!
Хорошо, без нее. Ну а дальше-то что?
Что-то делать мне все-таки надо!
Человек же без дела гниет!
Где мне место? С какою оградой?
Где искать и в каком направлении?
Может, с компасом свериться или
Ждать, пока снизойдет озарение,
Мол: «навело и прямо просили!»
Вот, хожу, примеряю себя там и тут,
Даже лезу в чужие тиски.
Все мечтаю, что где-то возьмут.
Но здесь тесно, а там сквозняки.
И опять все не то, и опять все сначала,
И опять не на верном пути!
То жара, то мне солнца вдруг мало.
НУ КУДА Ж МНЕ СЕБЯ ПРИЛЕПИТЬ?
***
А хочешь, я подарю тебе ночь
Горячей и безумней лесного пожара?
Наутро неслышно уйду прочь,
Еще до того, как рассвет кинжалом
Пронзит твои окна и солнце впустит,
И ты проснешься, не зная грусти.
А будешь потом меня вспоминать?
А хочешь забыть навеки?
Твоих сыновей я родная мать
Им на ночь нежно прикрою веки.
***
Я не знаю о правилах земного притяжения.
Меня не научили в школе: я прогуливала физику.
Зато теперь по воле своего воображения,
А может быть, еще по чьей-то воле
Я поднимаюсь в небо и парю!
Я словно птица...
Вы скажете, что я всего лишь сплю?
А вам такое днем, скажите, часто снится?
Как вы с крылом стоите на краю скалы,
Подняв его, бежите, что есть силы,
И не боясь огромной высоты,
Парите в небе прямо над обрывом.
О нет, друзья, я «дури» не курю.
И подозрительных таблеток не глотаю.
Я просто небо всей душой люблю.
И потому я верю и летаю.
***
Я одну любовь замещаю
Двадцатью другими вещами.
Силы – в максимум, время – в минимум,
И все ночи тогда не такие зимние.
Больше! Чаще! Быстрей! Чтобы мысли догнать не успели,
Чтоб забыться без сна на холодной постели.
Убегая от криков замерзшей души,
Я молю: «Не души меня, боль, не души!»
И нарочно тону я в будничных пороках,
Чтобы только не помнить, как я одинока.
Но вот память – зараза упрямая,
Не желает меня отпускать даже пьяною.
Алкоголь не берет, не спасает работа,
Остается мечтать, что когда-нибудь кто-то
Пустоту в моем сердце собою займет
И в тот день я оставлю все двадцать работ!
***
Разбейте окна! Сорвите шторы!
Я хочу видеть солнце!
Я не могу больше жить в колодце!
Долой многоэтажные опоры!
Дайте ветра, живого света!
Я хочу чувствовать, что жива,
Не нужна мне защитная полутьма!
Отпустите меня пожить где-то,
Где нет водосточных труб, асфальтированных улиц,
Где нет прямоугольных коробок-домов,
Где нет ограничительных линий-оков,
Где «красотой» не называют щипаных куриц.
Где не прямые, как стрелы, дороги,
По которым так больно ходить.
По которым ТАК больно ходить!
Машинально переставляя ноги...
Где река течет, куда нужно ей,
А не куда направят каналы,
Где ассиметричны овраги и скалы,
Где не бывает замков и дверей.
Где изгибы не подчиняются
Геометрии ровных углов,
Где у деревьев нет белых стволов,
Где за забором лес не кончается...
Прочь отсюда! Скорей! Скорей!
Я рассвету навстречу мчусь,
Больше я никогда не вернусь
В лабиринт из границ и камней.
Я в лесу. Дикий край. Природа.
Наконец-то не видно стен,
Что меня заключали в плен.
Я дышу полной грудью свобода!
Хорошо. Я бреду босиком
Наугад по ковру из хвои.
Я напьюсь вечерней росою
И послушаю птиц перед сном.
Замечаю лесные секреты:
Вот гнездо, вот нора, чей-то след.
Постепенно меняется свет,
И деревья в закат одеты.
Красота! Красота! В восхищенье
От восторга теряю речь.
Хоть бы разум суметь сберечь
От подобной красы наблюденья.
Тянет свежестью скоро гроза.
Наконец-то, умоюсь ливнем!
В полумраке чарующем, дивном
Загораются чьи-то глаза.
Сердце дрогнуло. Быть ли бедам?
У меня ни когтей, ни клыков,
А навстречу мне стая волков.
Я им стану сегодня обедом.
Ноги ватные. Я не сумела
Даже шагу ступить. Дикий вой,
И с невиданной быстротой
Беззащитное, мягкое тело
Уже сжали зубов тиски.
Стая, сумерками укрыта,
Со звериным своим аппетитом
Разрывает меня на куски.
...Как безумно красив небосвод темно-синий!
Помни же, городской раб:
Человек, если ты слаб,
Не покидай ограничительных линий!