Мастер-класс: как выйти за рамки реализма и творить магию

Мастер-класс: как выйти за рамки реализма и творить магию

(Ксюша Вежбицкая, перевод с английского: A Master Class in Disrupting Realism and Making Magic, Electricliterature.com, 16 сентября 2021 года)

Мари-Хелен Бертино о том, как соблюдать правила рассказывания историй, нарушая законы физики. Рабочие определения и описание методов, содержащиеся в данной статье помогут вам разобраться с существующими способами создания магического реализма и разработать новые. Мари-Хелен Бертино преподает писательское мастерство в университете Нью-Йорка, Новой школе и Институте искусства американских индейцев. Живет в Бруклине, где работала заместителем редактора журналов «One Story» и «Catapult». Ее четвертая книга, роман «Beautyland», выйдет в 2022 году.

Если вы хотите приготовить яблочный пирог с нуля, сначала вы должны создать вселенную

Карл Саган

Уроки магии

Что такое магический реализм?

Прошли годы с тех пор, как я подала заявку на писательские курсы M.F.A. Стоили ли они потраченных денег и времени? Уже на первом году обучения я разочаровалась, так как мы не выходили за рамки реализма. Те, кто предпринимал такие попытки, были обескуражены. Когда на семинаре появился текст про вампира, один профессор сказал: «Я не читаю подобные вещи». Больше он не сказал о тексте ничего.

Будучи предприимчивым человеком, я сочинила петицию, где предлагала создать семинар по магическому реализму. После того, как мои однокурсники подписали ее, администрация пошла нам навстречу. Среди подписавшихся были прозаики, поэты и драматурги, работавшие в жанре фантастики.

В ночь перед занятием меня одолела бессонница. Наконец я получу ответы на вопросы: что такое магический реализм? Можно ли научиться писать, как Эйми Бендер, вызывая эмоции, с юмором? Я воображала, что администрация наймет лучшего специалиста по магическому реализму и фантастике. Да хотя бы самого Габриэля Гарсиа Маркеса, если он будет доступен. Теперь, когда у меня за плечами десять лет преподавания, я смеюсь над своей наивностью. Назначенный нам преподаватель признался, что не является специалистом по магическому реализму. Он ознакомился с понятием в сети и нашел не очень много хороших ресурсов.

Когда я поняла, что научных публикаций по теме очень мало и она фактически дискриминирована, я уцепилась за единственную соломинку – упомянутых авторов. Я решила изучить их.

Американский магический реализм в основном представлен солидными белыми авторами, поэтому я рискнула отправиться за пределы Америки, например в Японию. Я открыла для себя имена таких писателей, как Ёко Огава и Таэко Коно, а также режиссеров Аньес Варда и Федерико Феллини, которые нарушали правила реализма, и их никто за это не «клеймил».

Рабочие определения и описание методов, содержащиеся в данной статье, несовершенны. Однако они мои. Я изобрела эти инструменты, чтобы классифицировать царство сверхъестественного. Они помогут вам разобраться с существующими способами создания магического реализма и разработать новые.

Пикассо и женщины

Один человек упрекнул Пабло Пикассо: «Почему вы не можете рисовать более реалистично?».

Пикассо ответил: «Покажите мне, что вы подразумеваете под реалистичностью».

Человек вытащил фотографию жены из кошелька. Пикассо посмотрел на нее и сказал: «Значит, ваша жена черно-белого цвета, ростом три дюйма, не имеет рук и ног?».

Как только мы садимся за чистый лист, то хотим контролировать пространство и время. Когда мы подходим к компьютеру или даже ещё раньше, когда наше воображение начинает преобразовывать жизненный опыт в повествование, мы уже манипулируем, редактируем, измененяем. Тем не менее контролировать время невозможно, все попытки обречены на провал.

Невозможно точно передать реальность в тексте. Какое облегчение!

Эти инструменты и методы предназначены для писателей, выходящих за рамки реализма, то есть для всех писателей.

Чего не будет в этой статье

В этой статье не будет категоричных суждений. Я не хочу вступать в дискуссию о том, что такое магический реализм, сюрреализм, сверхъестественное, сказка, научная фантастика, фэнтези и т. д. Обсуждение, что считать тем или иным жанром, а что нет, противоречат открытости жанра. Это также отвлекает меня от работы – попыток нанести на карту новую местность.

Мое рабочее определение таково: когда вы нарушаете законы физики, единожды во всем тексте или многократно, возникает сверхъестественное. Так я объясняю этот феномен для себя. И моя статья посвящена тому, как и зачем нарушать законы физики в тексте.

Да, моя работа про магический реализм, но я склонна использовать термины сюрреалистическое и сверхъестественное.

Если вы учитель, редактор, рецензент или авторитет в области литературы и отвечаете за оценку текстов и присуждение наград, надеюсь, моя статья поможет вам более эффективно оценивать тексты с элементами сюрреализма.

Почему мы нарушаем законы физики

Потому что мы хотим представить себя вне реальных обстоятельств. Потому что писатели до нас уже нарушали законы физики и это часть нашей культуры. Потому что мы так представляем будущее. Осмысляя отсутствие цветных персонажей или персонажей-представителей коренных народов в научной фантастике, Нора К. Джемисин сказала: «В рамках такого будущего мы являлись мифом». Возможно, мы хотим нарушать законы физики, потому что это весело, потому что хотим испытать эмоции, которые невозможно испытать другим способом. Потому что для нас сверхъестественное – обычное дело. Написание реалистичных текстов кажется нам куда более странным. А может, мы выходим за пределы реализма, чтобы выразить наше понимание жизни, такое повествование видится нам более честным.

Однажды я ощутила прилив счастья, казалось, что я взлечу. Почему же тогда я не могу написать в рассказе: «она взлетела»?

Почему нарушают законы: личная история о юморе

Вчера я услышала, как смеется один человек лет шестидесяти-семидесяти. Он был удивлен, что кто-то вроде меня (маленькая женщина) сказал что-то забавное. Я слышу этот смех всю жизнь, потому что я:

а) много шучу,

б) замечаю это.

Наверное, этот смех не должен меня радовать, но он радует. И раздражает. Радует и раздражает в равной степени.

Мои братья тоже много шутят, хотя они высокие и мускулистые. Мы делаем это потому, что наш отец был абьюзером. А еще он был буквалистом. Как и у многих буквалистов, его юмор казался суховатым. Кроме того, как и многие буквалисты, он считал свои шутки смешными, но мы так не думали.

Пятилетнему малышу вряд ли дадут ипотеку на покупку дома. Так и мы с братьями не могли «выйти из ситуации» или защитить себя от отца, и я сделала единственное, что было мне доступно, – постаралась извлечь из ситуации что-то светлое. Благодаря этому мы могли пережить очередную вспышку и дождаться, пока отец успокоится.

Вот строки из моего первого опубликованного рассказа «Бесплатная ветчина», которые до сих пор вызывают у меня улыбку:

«Если я еще раз тебя увижу, я перееду тебя машиной», – сказал отец.

«Ты такой плохой водитель, наверное, промахнешься», – ответила я.

Юмор помог мне преобразовать реального отца в персонажа истории. Конечно, юмор не защитил меня от депрессии и посттравматического стрессового расстройства, но этот небольшой важный сдвиг создал буфер и позволил отстраниться от происходящего. Люди, которые пережили подобную травму, сравнивают такое отстранение со сном.

Когда я стала старше, чувство юмора, берущее начало в инстинкте выживания, открыло мне доступ в сообщества, которые в противном случае никогда бы не приняли меня, небогатую, странную девушку сомнительного этнического происхождения. Я шутила, когда общалась с друзьями, на вечеринках и в писательской среде. Чувство юмора помогало мне в социуме, и я развивала его, заучивая целые монологи, как настоящий комик. Литературный канон почти лишен юмора. В 20 лет я оставила поэзию и начала писать фантастику. И я разрешила себе быть смешной.

Вообще, я не люблю рассказывать о личной жизни. Я пишу об этом, потому что посмотрела видео Патрика Стюарта, где он обнимает жертву домашнего насилия, и поняла, что людям, выжившим в ужасной ситуации, может пригодиться такое разрешение.

Теперь я взрослый человек, и мне больше не нужен юмор, чтобы выжить. Но все же для меня истоки юмора – в инстинкте выживания.

Я использую фантастические элементы в рассказах и романах, потому что они наиболее четко отражают мои представления о памяти, травме, инвалидности, классовой системе и отношениях. Многие из моих историй написаны в настоящем времени с флешбэками, ведь вспомнить что-то – все равно, что пережить это заново.

Юмор и магия похожи. Они позволяют нам сбежать из реальности ради шутки, метаморфозы. Поймите, что шутка или фантастический элемент – это способ выжить.

Судья с одним правилом

Если вы хоть раз бывали на выставке собак, то видели раунд с лучшими собаками. Судья стоит в центре, окруженный собаками разных пород и их владельцами. Одну за другой судья просит собак пробежаться, а маленьких животных ставит на подиум для внимательного осмотра.

Судьи должны быть в курсе физических параметров и качеств каждой породы будь то угол наклона носа ши-тцу или поинт пойнтера. Судья пользуется каталогом, где обозначены параметры 190 пород.

Важно отметить, что даже в последнем раунде судья не сравнивает собак друг с другом, оценивая только их самих и качества породы. Чтобы оценить новую собаку, судья лишь заглядывает в характеристики породы для правильных измерений.

Представьте себе, что судья запомнил только параметры стандартного пуделя. При оценке йоркширского терьера он объявляет, что собака слишком коротка! У нее нет грубых, вьющихся волос! Это совсем не похоже на собаку, которую я хотел бы видеть в рекламе средства от облысения!

Многие люди считают, что художественная литература должна оставаться в сфере реалистичного. Это судьи, которые увидели нарушение правил, нечто непохожее на то, к чему они привыкли. Вы терпите неудачу, потому что оказались нестандартным пуделем.

Но в этом случае терпит поражение судья, потому что он знает только одно правило, один метод классификации.

Классификация авторов

Меня не интересует классификация произведений с точки зрения успеха продаж, мне больше интересно, как они написаны. У моих учителей был только один метод классификации, поэтому мне пришлось разработать свой собственный. Спустя много лет я создала эту шкалу.

Представьте себе произведение, в котором абсолютно все реалистично (насколько это возможно, вспоминая Пикассо). На моей шкале такое произведение будет значиться под цифрой 1. На отметке 10 будет находиться произведение, где каждая деталь – фантастическая. Таким образом, на отметке один окажется роман Эдварда Пола Джонса, а на отметке десять – «Дитя крови» Октавии Батлер.

На отметку пять поместим произведения, где есть и реалистические, и фантастические элементы. С пяти до десяти будут находиться произведения, где фигурирует сверхъестественное.

Здесь обитают произведения моих любимых писателей: Ёко Огавы, Рамоны Осубель, Тони Моррисон, Лидии Дэвис, Джой Уильямс. В рассказах Эми Хемпель или Раймонда Карвера не происходит ничего технически невозможного, но соотношение известного и неизвестного так смещено в сторону последнего, что порождает чувство беспокойства. Это реализуется за счет маловероятных сценариев и упущения информации, которую другие авторы сочли бы необходимой, и – особенно в случае Хемпель – началом повествования с середины мысли или разговора. Я называю их сюрреалистами.

Однако при использовании этой шкалы мы все еще оцениваем фантастику в контексте так называемого реализма. По-прежнему сравниваем: похоже ли то, что мы видим, на стандартного пуделя. Время, которое мы тратим на оценку текста в реалистическом ключе, можно потратить на понимание и более глубокое изучение возможностей сверхъестественного.

Итак, я прощаюсь с реалистическими произведениями, которые находятся в диапазоне 1 – 4,99, и увеличиваю масштаб.

Теперь мы не рассматриваем произведение с точки зрения реализма и оставляем только фантастические произведения. Мы сможем глубже погрузиться в этот жанр и исследовать его без привязки к так называемому реальному.

Если я пишу рассказ, который находится на отметке 10, следующим я, скорее всего, захочу написать рассказ, близкий к отметкам 6 или 7. Если у меня возникают трудности с каким-то фрагментом текста, я спрашиваю себя, где он должен находиться на шкале. Это помогает мне вернуться к первоначальному замыслу вместо попыток что-то выжать из себя.

Как решить проблему классификации

Поговорим о строгости шкалы. Поскольку я пытаюсь классифицировать неклассифицируемое, у меня нет четкого определения для терминов «классифицировать» и «масштабировать», я хочу сделать эту идею понятной и доступной как можно большему количеству авторов. Описания делений шкалы намеренно расплывчаты и открыты для интерпретации, чтобы каждый писатель мог вложить в них собственное понимание.

Можно ли вообще с точностью классифицировать сюрреалистическое? Это как пытаться удержать в руках лунный луч.

Игры со временем

Как я уже упоминала, всякий раз, когда мы садимся за чистый лист, то хотим контролировать время. Каждое решение, касающееся времени, персонажа и повествования, имеет свои плюсы и минусы. Настоящее время заряжает сцену непосредственностью, однако при этом вы жертвуете перспективой. Прошедшее время создает временную дистанцию, которая может способствовать или препятствовать резонансу. Я прошу своих учеников (и себя) задуматься о том, какие отношения они хотят выстроить со временем и персонажами.

Обратная хронология, когда история движется с конца к началу, может быть полезна для раскрытия персонажей, которые хотят уйти от болезненного события. В рассказе Лорри Мур «Как разговаривать с матерью» рассказчик отдаляется от смерти матери, год за годом, буквально возвращаясь в детство. Такая структура помогает осмыслить горе.

Временная петля – это ловушка, в которой застревает персонаж, когда временной промежуток повторяется снова и снова. Возникать вновь и вновь может идея или какой-либо персонаж. В романе «Изобретение Мореля», представляющем собой один из самых интересных примеров, идея петли переворачивается, когда остров, где живет главный герой, оказывается голограммой. Произведения с временной петлей так же обманывают читателя, но когда повторение одного безумного дня становится закономерностью, оно может утомить читателя. Я считаю, что необходимо обмануть ожидания читателя как раз после использования повторяющегося элемента.

Время может замедляться и ускоряться в зависимости от потребностей рассказчика. В известном рассказе Тобиаса Вулфа «Пуля в мозге» момент смерти растягивается на четыре страницы. Но время можно и ускорить, а семейный анамнез сократить до трех предложений. Настоящее, прошлое, будущее, подразумеваемое, обобщенное, «реальное» и воображаемое время помогают рассказать историю.

Мои ученики испытывают трудности с провалами в повествовании. Вирджиния Вульф использует такие провалы в длинных предложениях, а в моем романе «Попугай» есть по крайней мере три провала. Они работают лучше всего, когда осмысленно связаны с философскими рассуждениями. Попугай ведет хронику свадебной недели, во время которой происходит нескольких жутких эпизодов, и невеста буквально распадается на метафизические осколки. Она переживает травму, погружается в воспоминания, ее чувства рассыпаются. Время проваливается. В главе «Свадьба – это Интернет, в котором все видят себя» одинокий мотылек пролетает через свадебный лимузин, останавливая «реальное» время, соединяя прошлое, настоящее и будущее. Мотылек – это иголка, сшивающая время воедино.

Знаки препинания – это помощники «шеф-повара», – времени. Точки останавливают его, тире вторгаются в повествование и наполняют основную мысль драматизмом, запятые стремятся упорядочить ее, точки с запятой обрезают повествование и т. д. Иногда мысли в скобках и сноски содержат целые повествовательные линии. Представьте, что знаки препинания похожи на музыкальные знаки, а паузы – это разрывы страниц, и при беглом просмотре страницы прозаического текста вы услышите сцену до того, как ее прочитаете.

Игры с пространством и структурой

Структура – это шкатулка, в которой заключен смысл, однако такая шкатулка может иметь любую форму. В 2018 году в Институте искусства американских индейцев писательница Кристиана Кахакаувила провела мастер-класс под названием «Часы, вопросы и каноэ: структура истории как резервуар». На нем она описала, в какие резервуары можно поместить смысл рассказа, будь то каноэ, лепестки цветов или раки-отшельники.

Время также движется в пределах пространства страницы. Разрывы страниц, окончания глав, пустые страницы не должны препятствовать движению повествования. Виньетки и приемы флеш-фантастики (сверхкоротких историй) созданы для кристаллизации времени, перемещения читателя туда и обратно во времени и пространстве. Между событиями, описанными в разных главах, может пройти десять минут, или столетие, или вообще ни секунды. Я стараюсь отслеживать и записывать, сколько примерно времени проходит между событиями, описанными в одной главе, и началом следующей.

Иногда повествование кажется неровным, потому что я внезапно прошу читателя улететь в космос, а потом еще раз, слишком быстро и слишком часто.

Пространство страницы – это машина времени.

Игры с теорией относительности: несколько советов для писателей

1. Дайте фантастическому персонажу реальную задачу.

В фильме «Девушка возвращается одна ночью домой» девушка-вампир помимо жажды крови испытывает реальное желание – ее влечет к столь же беспокойному юноше.

2. Дайте фантастическому персонажу задачу, которую трудно выполнить.

В рассказе Рамоны Аусубель «Теперь ты можешь найти любовь» циклоп пишет объявление, в котором мы узнаем больше об этом мифическом существе и о том, как ему сложно ходить на свидания.

3. Дайте фантастическому персонажу невыполнимую задачу (как в греческих мифах).

4. Дайте реальному (или маловероятному) персонажу реальную задачу.

Главный героя рассказа Эйми Бендер «Неудачник» обладает сверхъестественной способностью находить потерянные вещи. Он должен найти похищенного мальчика. Однако суперспособность мешает ему, а не помогает, и к концу читатель понимает, что он никогда не сможет найти то, что потерял.

5. Дайте реальному (или маловероятному) персонажу задачу, которую трудно выполнить (все произведения Ёко Огавы).

В романе «Футляр для сердца» Ёко Огавы швея получает заказ от джазовой певицы, которая родилась с сердцем на внешней стороне груди. Швея должна сшить кожаный футляр для хранения этого жизненно важного органа. Как и в большинстве историй Огавы, все идет не так, как планировалось.

6. Дайте реальному (или маловероятному) персонажу невыполнимую задачу.

В рассказе Мануэля Гонсалеса «Миниатюрная жена» мужчина случайно уменьшает жену. Хотя главные герои реалистичны, ситуация, в которую они попали, сюрреалистична, и через нее Гонсалес может пролить свет на мрачные истины о браке и партнерстве.

Руководство по нарушению законов физики

Бывает, когда я пишу, то не полностью отражаю сверхъестественное в произведении. Как будто подстраховываюсь и не верю до конца в свою идею. Я обнаружила, что у меня лучше всего получается реализовать сверхъестественный элемент, если он связан с внутренним миром одного из моих персонажей. Таким образом, я подключаю его к повествованию и делаю рассказ целостным.

Затем я проверяю произведение, представляя, что будет, если я удалю сверхъестественный элемент. Если рассказ может обойтись без него, нужно как следует поработать.

Создание легенды

Создание сверхъестественного элемента предполагает внедрение его в общество и описание реальных жизненных проблем. Можно привести много примеров: реализуйте фантастическое допущение через ритуалы, новостные репортажи, литературу, историю, музеи описываемого мира. Конфликт может оставаться на локальном уровне или достигать размеров вселенной. Главный герой упомянутого рассказа Эйми Бендер «Неудачник» становится известным в своем районе, его соседи делятся на скептиков и тех, кто верит в суперспособности мальчика. Язык рассказа и повествование сосредоточены вокруг способностей главного героя.

Кто сторонник вашей сверхъестественной стихии? Кто недоброжелатель? Имеет ли сверхъестественный элемент непредвиденные последствия, которые становятся системами с собственными иерархиями?

Часто в роли злодея в фантастических произведениях выступает общество, толпа. Вампиры, красивые женщины, портнихи в беде и многие другие персонажи жестоко преследуются обществом, которое стремится их приручить. Возможно, это перекликается с опытом изгоя, выросшего в пригороде.

В комментариях к фильму «Эдвард руки-ножницы» режиссер Тим Бертон говорит, что самые страшные сцены фильма – это сцены так называемого обычного барбекю в пригороде. Они были основаны на воспоминаниях режиссера о детстве в Санта-Монике. По его мнению, нет ничего более ужасного, чем такие вечеринки. В соответствии с разными уровнями страха жители пригорода считают руки Эдварда уродством, затем дарованием, а, в конечном счете, угрозой. И снова мы возвращаемся к страху, нападению и уничтожению. Такие фантастические истории, как «Эдвард руки-ножницы» поднимают тему инвалидности и инклюзивности.

Испуганная толпа сама выдает себе полномочия. Это могут быть жители города Мизула, штата Монтана, участницы девичника или один безжалостный редактор. Даже в безобидном на первый взгляд пригороде есть толпа, которая защищает существующий миропорядок от «уродства» Эдварда.

Тон повествования

У Габриэля Гарсиа Маркеса были проблемы с тоном повествования в романе «Сто лет одиночества». В этом произведении призраки – обычное явление, однако в черновиках романа появление каждого призрака сопровождалось повествовательными фанфарами. Сверхъестественное в них казалось диковинным и разрушительным. Маркес рассказывал, что разрешил проблему с тоном повествования, когда вспомнил, что его дедушка и бабушка считали появление призраков обычным делом. Роман зазвучал спокойно и деловито.

На произведения, нарушающие законы физики, наклеивают ярлыки, но ведь для многих из нас привидения – это не событие. Тони Моррисон придерживалась аналогичных взглядов на любые сверхъестественные элементы в своих произведениях. Я думаю об этом, когда читаю первый роман Луизы Эрдрих «Лекарство любви», где мертвые спокойно существуют среди живых. Она вовсе не считала, что это необычно.

Изучите архетипы

У читателя всегда есть ожидания, в том числе и к фантастике. Изучите произведения других авторов, а после переверните архетипы и закономерности. Например, убейте вампиров (пауза для смеха). Согласно мифологии, вампиры боятся света (в некоторых культурах вампир превращается в пепел), они брутальны, умирают только от удара в сердце, нуждаются в человеческой крови. В упомянутом фильме «Девушка возвращается одна ночью домой» вампир живет в депрессивном криминальном городке Ирана. Когда архетип вампира рассматривается через призму восприятия молодой женщины, испытывающей чувство одиночества, в знакомом предмете открываются новые грани.

Каковы общие черты домов с привидениями, призраков, оборотней, ведьм? Я не верю, что есть темы, о которых нельзя было бы написать по-новому.

Опыт другого народа

Как и приверженцы реализма, писатели-фантасты должны уважать национальную и социальную идентичность. Некоторые мифы и мифические существа являются частью закрытых культур. Например, ругару – фольклорный персонаж, похожий на оборотня. Люди из других культур, желающие использовать этого персонажа в своем произведении, должны учитывать, что вторгаются в чей-то жизненный опыт и ритуал. Афросюрреализм – художественная форма, которую чернокожие художники используют, рассказывая о выживании и красоте. По определению, произведения в таком стиле не могут создавать белые.

Если вы хотите писать о чужой культуре, спросите себя, можете ли вы это делать? В каком направлении движется текст? Если вы будете писать об этом, не будет ли здесь угнетения?

Создайте персонажа, который больше всего выиграет или пострадает от сверхъестественного ограничения. Разработайте сверхъестественное ограничение, предполагающее награду или испытание для вашего персонажа

Зависимость, как и временные петли, предполагает повторение одного и того же паттерна поведения. Я заметила, что многие главные герои произведений о временных петлях имеют нарциссическую натуру, склонную к зависимости и саморазрушению. Хорошим рассказчиком в таком произведении станет персонаж, который игнорирует то, что петля заставляет пережить заново.

Когда я пишу произведение в обратном хронологическом порядке, спрашиваю себя, какой персонаж больше всего пострадает от такого сценария? Скорбящий? Может быть, тот, кто хочет оставить прошлое позади? Или тот, кто отчаянно хочет забыть ошибку? Обратная хронология уместна, если персонаж желает дистанцироваться от события.

Распространяйте информацию осмысленно

Многие фантастические тексты демонстрируют жанровые особенности уже в первых строках. Другие же тонко сигнализируют о сомнительной природе реальности на первых страницах. Это может быть связано с тем, что читатели не всегда в восторге, когда в реалистичную историю вырывается взбесившийся единорог. Вера в правду оказывается нарушена. В чем преимущества того, что вы скрываете сверхъестественный элемент вашей истории поначалу? Помогает ли это повествованию или же создает интригу, которую лучше построить другим способом?

Нарушение законов физики без нарушения законов повествования

Писатель-сюрреалист ответственен за то, чтобы его произведение можно было читать на буквальном и метафорическом уровнях. Также он не должен забывать и о литературном мастерстве. Сюрреализм имеет плохую репутацию, так как читатели опасаются, что дикие замыслы помешают понять персонажа и будут сглаживать эмоциональный резонанс. Однако писатели-сюрреалисты могут создавать сложных персонажей, уязвимых и противоречивых. Эти персонажи имеют желания, которые заставляют их принимать решения и сталкиваться с другими персонажами, обладающими своими желаниями. Даже сверхъестественный персонаж требует внимательной работы, точных и удивительных деталей. Это одновременно хорошая и плохая новость.

Волшебные двери и порталы

«Вы не видите их, даже когда проходите через них». Чарльз Бакстер называет переломные моменты в художественной литературе «воротами с односторонним движением». После таких событий персонаж не может вернуться к прежнему представлению о себе. Поцелуй, разговор, чужие мысли, платяной шкаф – это порталы. Вы создаете портал, если персонаж или ситуация изменились. Если подумать, в каждом реалистическом произведении есть порталы.

Что я хотела сказать в этой статье

Когда я стала взрослой, поняла суть правил. Моя мать много работала, чтобы содержать меня и моих братьев, и она внушила мне, что я должна делать то же самое. Мне не разрешали ходить в гости к друзьям, оставаться где-то с ночевкой или путешествовать. Это был ее способ уберечь меня. Казалось, воспитание строится на максимальном осуждении, не предлагая при этом никакой существенной поддержки или развлечений кроме посещения римско-католической церкви, жизни в пригороде, общения с определенными группами друзей. Теперь, во взрослом возрасте, я иногда замечаю те же ограничения в структурах, заявляющих о своей нестандартности.

Иногда нам нужны правила, чтобы уменьшить экзистенциальную боль от пустой страницы. Мы боимся того, что случится, если нас выпустят в свободное пространство. Правила устанавливают полезные ограничения для творчества, игнорируя неизбежность смерти. Однако страх не может изменить неизбежное, он только мешает радости.

Я не позволила страху матери помешать мне в жизни, поэтому стала сбегать из окна спальни, чтобы встретиться с парнями и друзьями, которые увозили меня из города. Музыка и ночные проселочные дороги стали самой большой радостью в моей жизни. Когда мы проезжали мимо ночных лугов, олени бесшумно поднимались в воздух.

Об авторе: Мари-Хелен Бертино – автор романов «Попугай» (выбор редакции «Нью-Йорк Таймс»), «Два часа ночи в кошачьей пижаме» и сборника рассказов «Милее дома места нет». Ее произведения были удостоены премии О. Генри, премии The Pushcart и премии Iowa Short Fiction. В 2017 году она приняла участие в чтениях Фрэнка О’Коннора в Корке, Ирландия. Мари-Хелен Бертино преподает писательское мастерство в университете Нью-Йорка, Новой школе и Институте искусства американских индейцев. Живет в Бруклине, где работала заместителем редактора журналов «One Story» и «Catapult». Ее четвертая книга, роман «Beautyland», выйдет в 2022 году.

Источник: Electricliterature.com.