Лев Успенский: «Если в мире есть вещи, достойные названия «чуда», то слово, бесспорно, первая и самая чудесная из них»

Лев Васильевич Успенский родился в Санкт-Петербурге 8 февраля (27 января) 1900 года, в семье инженера-геодезиста.

После Октябрьской революции семья перебралась в Псковскую губернию.

Л. Успенский занимался сельским хозяйством, работал землемером. В 1919 году поступил в Петроградский лесной институт. С 1920 года служил в трудармии, работал на лесозаготовках. Затем участвовал с Красной армией в боях Гражданской войны, был контужен.

Снова вернулся к работе лесничего, после чего возобновил учёбу в Лесном институте. Не окончил.

Позднее Лев Успенский вспоминал, что мечтал быть писателем с самых ранних лет. Очевидно, на пути к мечте в 1925 году поступил на Высшие курсы искусствоведения при Государственном институте истории искусств.

В том же году вышла его первая научная работа – о «Русском языке эпохи революции». Активно преподавал и читал лекции.

В соавторстве с Львом Рубиновым (общий псевдоним авторов – Лев Рубус) в 1928 году опубликовал в частном издательстве в Харькове фантастико-приключенческий роман «Запах лимона», в духе авантюрных романов своего времени.

После 1929 года работал редактором. Через год поступил в аспирантуру Государственного института речевой культуры. Учился, а затем работал с ведущими советскими лингвистами –академиками В. Виноградовым, Б. Лариным, Л. Щербой, членом-корреспондентом АН СССР С. Бархударовым, профессорами Л. Якубинским, Б. Рифтиным.

Преподавал русский язык в вузе.

В 1935–1936 годах активно печатался в детских журналах «Чиж» и «Ёж». Заведовал научно-познавательным отделом журнала «Костёр».

Вышла книга детских рассказов Льва Успенского «Кот в самолёте».

Работал в группе, готовившей древнерусский словарь.

Один из основателей и руководителей Дома занимательной науки – музея, открытого 1935 года в Ленинграде с целью популяризации научных знаний среди детей и взрослых. Закрыт после начала Великой Отечественной войны.

Автор двух книг по мифологии Древней Греции – «12 подвигов Геракла» и «Золотое руно» (позже книги издавались под общим названием «Мифы Древней Греции»).

С 1939 года член Союза писателей СССР.

Соавтор исторического романа (совместно с Г. Караевым) «Пулковский меридиан» (1939).

Работал над историческим романом-эпопеей «1916. Перед потопом».

Действие происходит в предреволюционной России и в Европе: Первая мировая война, тайные интриги, которые направлены против России. Человеческих судьбы: предательство, любовь и заблуждения, подлость и героизм… А потом наступает революция, и всё непоправимо меняется...

Отрывки публиковались в журналах, в октябре 1937 года роман был утверждён в печать в издательстве «Советский писатель». После того, как весь редакторский состав издательства был арестован, ареста ждал и писатель. Обошлось. Рукопись чудом сохранилась. Впервые полностью роман «1916» был издан только в 2010 году.

В годы войны Успенский был военным корреспондентом на Ленинградском фронте. Стал свидетелем прорыва блокады Ленинграда. Побывал в европейских странах по пути наступления Советской армии. Демобилизован осенью 1944 года. Вернулся в Ленинград.

Научно-фантастический рассказ Л. Успенского «Плавание «Зеты» посвящён подводной лодке, бороздящей подземные реки Европы (опубликован в журнале «Вокруг света» в 1946 году).

В 1954 году «Детгиз» выпустил самую известную и популярную книгу Успенского «Слово о словах». Занимательное языкознание – история происхождения русского языка, его особенности. Автор рассказывает читателям, что такое слова в масках и слова-ошибки, новые слова и слова-ископаемые. Открывает секреты «глокой куздры», «редкостной буквы», «буквы-пугала». Рассказывает, какая буква в мире самая дорогая. Книга имела огромный успех у миллионов читателей.

В 1955 году «Детгиз» выпустил роман «Шестидесятая параллель», также написанный Успенским в соавторстве с Караевым – о событиях обороны Ленинграда в период с начала Великой Отечественной войны до весны 1942 года.

В 1960 году вышла вторая филологическая книга Успенского «Ты и твоё имя». Наука об имени человека называется ономалогия. В книге рассказано о происхождении самых необычных и широко распространенных имен и фамилий, о появлении смешных прозвищ и крестильных имен. В конце приведён список русских календарных имен с интереснейшими пояснениями.

Параллельно Успенский работал с К. Шнейдер над книгой по археологии «За семью печатями» (вышла в издательстве «Молодая гвардия»).

В 1960-е годы Успенский занимал должность председателя секции научно-художественной и научно-фантастической литературы Ленинградского отделения СП СССР, был членом редколлегии научно-художественного альманаха «Хочу всё знать», журнала «Костёр». Состоял в переписке с писателем Г. Уэллсом.

Кавалер ордена Трудового Красного Знамени (1970).

В том же 1970 году вышла автобиографическая книга «Записки старого петербуржца».

Опубликованы две фантастические повести: «Эн-два-о плюс икс дважды» (1971) и «Шальмугровое яблоко» (1972).

Работал над книгой рассказов «Записки старого скобаря». Роман «Звезда Кси» не окончен.

Умер в Ленинграде, похоронен на Богословском кладбище.

Более всего Лев Успенский известен как автор научно-художественных книг, преимущественно по языкознанию и культуре речи. Автор умел писать о сложном остроумно и весело. Помимо вышеупомянутых, созданы книги «По закону буквы» (история происхождения и развития русского алфавита; отличие звучащей речи от письменной), «Загадки топонимики» (рассказ о происхождении географических названий, о топонимах разных стран и эпох), «По дорогам и тропам языка» (занимательная фонетика, морфология и словообразование, увлекательный рассказ о законах и правилах русского языка). Составил этимологический словарь школьника «Почему не иначе?».

«Беда с этим козликом» – забавная книжка рассказов Л. Успенского для учеников начальной школы о правилах правописания.

Превыше всего ценил язык и слово:

«Всё, что люди совершают в мире действительно человеческого, совершается при помощи языка. Нельзя без него работать согласованно, совместно с другими. Без его посредства немыслимо ни на шаг двинуть вперёд науку, технику, ремёсла, искусство – жизнь».

«Если в мире есть вещи, достойные названия «чуда», то слово, бесспорно, первая и самая чудесная из них».

Лев Успенский, Шальмугровое яблоко, повесть, начало

И сказал Царь: «В сих лесах заложу я город и нареку его Капавагара, ибо во спасение людям дали боги древо, именуемое Шальмугра, или Калав…»

Индийская легенда

«ПАСПОРТ ПА ХХIII 725449»

Действителен по 1.IV 1955 года.

Имя, отчество, фамилия:

КОНОПЛЕВ АНДРЕЙ АНДРЕЕВИЧ

Время рождения: 1904 год 31 июля

Место рождения: г. Ржев

Кем выдан паспорт: 35-м отделением ЛГМ.

ГЛАВА I

ТАЙНА ГЛАВБУХА КОНОПЛЕВА

19 сентября 1945 года в Ленинграде, на стадионе «Динамо», во время упорной борьбы между командами «Зенит» и МВО бухгалтер артели «Ленэмальер-Цветэмаль» Андрей Андреевич Коноплев, опустив руку в правый боковой карман своего песочного цвета летнего пальто (он хотел достать носовой платок, чтобы отереть с лица пот своего чрезмерного болелыцичества), нащупал в кармане незнакомый круглый предмет – что-то вроде мандарина, завернутого в листик плотной хрустящей бумаги. С удивлением вынув эту вещь, главбух Коноплев, мужчина немолодой, но еще видный, ярый любитель и футбола, и всевозможных других видов спорта, болеющий с ожесточением за «Зенит», некоторое время недоуменно смотрел на нее.

Бумажка – вроде тех, в которых, бывало, еще до революции, в коноплевской нежной юности, привозили из-за границы апельсины, – полупрозрачная, с каким-то неясным рисунком по Ней, развернулась. И на ладони Коноплева лежал неведомо откуда взявшийся плод, вроде яблока или, может быть, недозрелого граната, но покрытый пушком, как персик. От его тонкой кожицы шло легкое, диковатое благоухание. Указательный и большой пальцы Коноплева чуть-чуть липли, точно прикоснувшись к Цветку «смолянке». Бумажный листок, довольно помятый, казался капельку промасленным этой смолкой. А поперек него, поверх неясных рисунков, виднелись косые штрихи сделанной крупным почерком синей карандашной надписи:

«ЭТО – ПЕРВОЕ, – удивляясь все больше и больше, прочел Андрей Андреевич. – В день ТРЕТЬЕГО ТЫ ПРИДЕШЬ КО МНЕ, ЗОЛОТОЛИКАЯ!»

Брови главного бухгалтера поднялись, лицо выразило полное недоумение. Однако минуту спустя оно слегка прояснилось – неуверенно, но как бы по некоторой догадке. «Контр-адмирал! – подумал Андрей Андреевич. – Кому же, кроме него? Вот лихой мужик! «Золотоликая, а?» Это он, наверное, вместо своего кармана да в мой опустил… Надо же! Даже неудобно…» С обычной своей осторожной вежливостью он коснулся золотого шеврона соседа:

– Товарищ Зобов, ваше? Карманом ошиблись, а?

Адмирал, нехотя оторвав взгляд от штрафной площадки МВО, недовольно покосился на то, что ему протягивали. Два тайма прошли вничью, и адмирал сейчас болел еще более страстно, чем обычно: оставались считанные минуты до свистка. В перерыве контр-адмирал даже выпросил у второго своего постоянного соседа, Эдика Кишкина из 239-й школы, отличную милицейскую свистульку и теперь нетерпеливо жевал ее конец крепкими зубами.

– Мое? Что мое? – пробормотал он. – Это? Ничуть не бывало! Э, дробь, дробь! (Дробь! – на флоте: «Стой! Остановка!») Дай-ка сюда…

Вдруг заинтересовавшись, он быстро снял пенсне и вгляделся поближе в золотисто-коричневый плодик.

– Те-те-те, дорогой товарищ!

А откуда оно у вас? Где вы его взяли? Да вы же богач! Знаете, что это такое? Ей-богу, это ШАЛЬ-МУГРОВОЕ ЯБЛОКО! Ведь оно…

Вероятно, он имел в виду закончить свое объяснение, но в эту как раз секунду весь стадион взорвался. Знаменитость тех далеких годов Борис Чучелов, обойдя эмвеовскую защиту, ринулся к воротам противника… Мяч свистнул, как ядро. Гол в верхний левый угол был забит великолепно.

Незачем описывать, что случилось. «Горка», холм на южной стороне стадиона, который тогда входил в зону оккупации мальчишек, превратился в вулкан. Да и на всех секторах болельщики сорвались с мест: гол только на полторы секунды опередил свисток, закрывавший матч.

Десятки неистовых перескочили невысокий барьер. Кто-то справа изо всей силы бил Коноплева по плечу довольно тяжелым и длинным пакетом. Высокий парень, явно под мухой, бежал по проходу, размахивая поллитрой.

– Боря! – ревел он, ничего не видя перед собой. – Боря, друг! Чучелов! Да я… Да мы за тебя… Боря, выпьем…

Человеческая волна подхватила и завертела Андрея Андреевича. Он и сам в восторге размахивал руками и кричал что было сил. Когда же первый порыв иссяк и он оглянулся, контр-адмирала поблизости уже не было…

Теперь между двух опустевших скамей стоял только высокий человек в песочного цвета пальто и мягкой шляпе и в странном смятении глядел на лежавший у него на ладони непонятный плод.

– Шаль-муг-ровое?! – наконец проговорил он. – «В день третьего ты придешь ко мне». Кто придет? К кому придет? А что значит «ЗОЛОТОЛИКАЯ»?

Главбух «Ленэмальер-Цветэмали» Коноплев никогда не слыхал такого слова: «Шальмугровое». Взятое само по себе, оно не должно было бы вызвать в нем решительно никаких особых ощущений… Ну, вот яблоко какое-то… Ну, по очевидной ошибке подложили ему в карман в толпе… Допустим даже, оно шальмугровое: бывают же разные там антоновские, шафранные; почему бы не быть и «шальмугровым»? Однако все-таки что-то в этом внезапном появлении такого странного плода приятно поразило его. Что? Почему? Нет, он не мог так просто ответить на это…

Поднеся золотистый шарик к довольно крупному носу своему – «У тебя кавказский нос!» – говаривала, бывало, жена, Маруся, – он еще раз понюхал тонкую кожицу у деревянистого торочка… Странный запах! Очень странный, ни на какой другой не похожий, тонкий, горьковато-сладкий, самую капельку терпкий душок… Когда, где, при каких обстоятельствах мог он слышать раньше подобный запах? Совершенно ясно – никогда… Но почему же?..

Он еще раз прочитал надпись на бумажке: «Это – первое. В день третьего ты придешь ко мне, Золотоликая!»

Он нахмурился. Как это понять? «Золотоликая» – это что, подпись или обращение? Кто придет? Кто-то к Золотоликой или Золотоликая к кому-то? Так начеркано, что очень трудно разобрать: После «придешь ко мне» – точка или запятая? Да и бумага не для Писания: какая-то вроде как гофрированная, и похоже, не то японская, не то китайская…

Был осенний, но еще очень теплый вечер. Быстро темнело и смеркалось, однако золото и кровь заката еще ярко отражались в водах обеих Невок. И если бы кто-нибудь со стороны посмотрел на тихую воду речных протоков, он увидел бы, как над нею по невысокому берегу шагает, отображаясь в ее глади, высокий, «прилично одетый» человек. Можно было душу прозакладывать, что это обычный советский гражданин, двигаясь вдоль берега Средней Невки, торопится встретить свой – безусловно, самый обычный, ничего особенного с собой не несущий, – завтрашний день.

Знакомые удивились бы: смотрите, Андрей Андреевич! Симпатичный дядя, хотя и службист. Тихоня, малоразговорчивый, любитель разных там Шерлоков Холмсов да Луи Буссенаров, год рождения одна тысяча девятьсот четвертый… Кто-либо в Ленинграде когда-нибудь видел Андрея Коноплева Торопящимся? Бухгалтер; у него каждая минута заблаговременно рассчитана…

Сам А.А. Коноплев тоже давно уже не помнил себя бегущим. Был один такой случай под Каховкой… Но ведь это было в 1919 году, в отрочестве, во дни, когда над мальчишкой грохотала гражданская война… Значит, и было-то вроде как с другим человеком…

Нет, Андрей Коноплев никогда никуда не бегал ни в прямом, ни в переносном смысле слова. Побуждение такое было двадцать лет назад, накануне записи в загсе с Марусей, но и то не осрамился, не разыграл Подколесина, и, в общем-то, правильно сделал… Да, можно прямо сказать, что с того времени, с двадцати двух лет, с 1926 года, так уж – шагом идущая – сложилась вся его жизнь: просто, прямо, неторопливо, без всяких особенных приключений и тайн, если не считать тех, которые он вычитывал из потрепанных страниц старого Конан-Дойля или с большим трудом, из-под полы доставаемого, изданного до войны в Латвии или Эстонии лондонского борзописца Уоллеса.

Вокруг коноплевской квартиры бушевали бури, вздымались волны, гремели громы. Мир кипел, а семья Коноплевых плыла через бурные тридцатые годы тихо и просто, как судно, попавшее в штилевой центр тайфуна…

Андрей Андреевич быстро опустил руку в карман в смутной надежде… Нет, яблоко лежало на месте: это не был сон. Случай? Престранный случай, черт возьми. И почему контр-адмирал так прореагировал: «Вы что, разбогатели очень?» Шальмугровое яблоко?! Что это – сорт такой новый? А кроме того, почему?..

Он осторожно вынул яблоко и в который раз внимательно оглядел его со всех сторон. Вид его не говорил ему ничего, но вот запах, запах… Определенно было что-то такое, что когда-то, где-то пахло именно так. Только что, где, когда? Фу ты, как неприятно такое странное, ни с чем не связанное, ничего не говорящее полуощущение, полувоспоминание… Надо во что бы то ни стало завтра же отыскать телефон адмирала и расспросить его в подробностях. Может статься, это и впрямь какая-нибудь ценность? Может быть, кто-то потерял его и ищет теперь понапрасну… Ну, может быть, в толкотне, в трамвае, в троллейбусе… Кто-нибудь впопыхах опустил странный плодик в карман соседа. В его, коноплевский, карман… Да, но не давать же, на самом деле, объявление в газетах: «Пристало шальмугровое яблоко бурой масти…» Смешно!