«Кошатник» и я

«Кошатник» и я

(Ксюша Вежбицкая, перевод с английского: «Cat Person» and Me, Slate.com, 8 июля 2021 года)

Популярный рассказ Кристен Рупениан содержит точные детали из моей жизни. Я годами мучилась вопросом: откуда она их узнала?

Декабрь 2017 года. Я только что посмотрела фильм «Назови меня своим именем». Когда я вышла из кинотеатра, то остановилась на мгновение, чтобы дать высохнуть слезам и проверить телефон. В непрочитанных оказались десятки сообщений от близких друзей, коллег, одноклассников и людей, с которыми я давно не общалась. Они прислали мне ссылку на рассказ нью-йоркского автора. Статью сопровождала картинка – крупный план губ.

Все спрашивали: «Это о тебе?», «Это ты написала под псевдонимом? Или Чарльз?». У меня что-то оборвалось внутри. Мы с Чарльзом (имя изменено) расстались два года назад, и, хотя время от времени поддерживали связь, я дистанцировалась от этих отношений. Видеть его имя в сообщениях было неприятно. Я сунула телефон в карман и спустилась по эскалатору к поезду. Зайдя в вагон, я приступила к чтению.

«Кошатник» Кристен Рупениан – художественное произведение, главная героиня которого – второкурсница колледжа Марго. В кинотеатре, где она работает, Марго знакомится со зрелым мужчиной по имени Роберт, купившим у нее лакричные конфеты «Red Vines». Девушка немного переписывается с новым знакомым перед тем, как пойти на свидание. На свидании Марго колеблется между отвращением и желанием большего. После секса она испытывает омерзение и создает в голове воображаемого парня, с которым можно посмеяться над ужасным опытом. Марго игнорирует Роберта, но он продолжает писать, причем все более агрессивно. Кульминацией рассказа становится встреча Марго и Роберта в баре кампуса, после которой он обзывает ее шлюхой.

Рассказ был опубликован в разгар движения #MeToo, когда многие женщины переосмысляли отношения через новую призму, и нашел отклик у читателей. Рассказ Рупениан действительно стал вирусным, в Guardian писали, что ««Кошатник» обрушил Интернет». Сейчас по рассказу снимается фильм с Николасом Брауном, который играет кузена Грега в сериале «Наследие». Мне рассказ показался по-настоящему жутким. Помню, даже пришлось сесть, потому что ноги подкашивались.

Самые важные эпизоды – постельная сцена и агрессивные сообщения – были мне незнакомы. Но сходство с моей жизнью казалось поразительным: главная героиня – девушка из моего родного городка, которая живет в общежитии моего колледжа и работает в кинотеатре, где работала я, встречается с мужчиной за тридцать, как и я когда-то. Внешность мужчины тоже совпадает (высокий, слегка полноватый, с татуировкой на плече), в том числе его одежда (шапка из кроличьего меха, старомодный пуховик), дом (гирлянды над крыльцом, большая коллекция настольных игр, плакаты в рамках). Вылитый Чарльз. Но это казалось невозможным. Бывают ли такие невероятные совпадения? Или Кристен Рупениан, с которой я не знакома, каким-то образом узнала мою историю?

Я познакомилась с Чарльзом в старших классах средней школы. Он работал официантом в кафе торгового центра. Ему было около тридцати. Я тогда ожидала зачисления в Мичиганский университет. Недавно вернувшись в свой родной штат после разрыва помолвки в Лос-Анджелесе, Чарльз хотел устроиться в биологическую лабораторию того же университета.

Чарльз выделялся на фоне других мужчин от 20 до 40 лет, среди которых были ветеран войны в Ираке и официант, пытавшийся убедить меня сыграть в «Подземелья и драконы»[1]. Я наблюдала, как он листает Instagram, это был 2012 год, и Чарльз оказался самым старшим среди моих знакомых, использовавших приложение. Я рассмеялась, когда он убедил менеджера напечатать глупый ник на его бейджике. Мы поговорили об изменении климата, о настольных играх, в которые играли с нашими семьями вместо светских бесед, и о моем коте, похожем на соседа Чарльза по комнате.

Он писал названия песен на чеках и передавал их мне, когда разносил заказы. Дома я сделала по этим названиям плейлист, который начинался с песни «Beach Comber» от Real Estate. На обратной стороне листовки «Создай свой собственный бургер» он нарисовал мне схему проезда к его любимому ресторанчику с дыркой в ​​стене. Я повесила ее в спальне рядом с фотографиями и поехала в этот ресторан с одноклассниками после экзамена. Я попросила их купить мне водку, а потом написала Чарльзу первый раз в жизни. Мы создали аккаунты Vine, где я записывала шестисекундные ролики, представляя, как он будет их смотреть.

Той весной мы пошли в кино на фильм «Великий Гэтсби» База Лурмана. У Чарльза не было машины – он эко-активист и поклялся никогда не садиться за руль – поэтому за руль села я. Наше первое свидание. Он записал для меня компакт-диски: Beach House, Panda Bear, Oasis. Дал посмотреть сериал «Мастера вечеринок» на DVD. Мне очень нравилось общаться с Чарльзом. Наконец кого-то волновало то, о чем я говорю. Наконец-то я у кого-то могла учиться.

«Сколько тебе лет?» – спросила я его после того, как мы впервые поцеловались. Он неуверенно ответил: «Тридцать три», но я не испугалась. Мне нравилось, что я интересна взрослому мужчине, а запретная природа наших отношений волновала меня. Я улыбнулась и снова поцеловала его.

Вскоре он устроился на работу в лабораторию, покинул ресторан и перебрался в дом с верандой в Старом Вест-Сайде, где жили крутые аспиранты. Я представляла, как мы будем встречаться в кампусе и пить кофе со льдом на ступенях Энджелл-Холла. Мы стали парой.

«Я принимаю антидепрессанты», – сказал он однажды, избегая встречаться взглядами. Никто раньше не говорил мне о таких вещах. Мы пошли к реке и перекусили в «Trader Joe». «Я так счастлив», – добавил он.

В августе я переехала в общежитие, со мной жила подруга из средней школы, которая не одобряла Чарльза из-за разницы в возрасте. Я ездила к Чарльзу на городском автобусе, он читал мои эссе и студенческие газетные заметки, мы пили коктейль «Тьма и буря». Мы вместе покрасили комнаты его дома. Он выбрал для меня велосипед, и мы, влюбленные, катались по городу. Как-то Чарльз прислал объявление о том, что местный кинотеатр ищет сотрудников, я подала заявление и устроилась на работу.

По пути домой с работы Чарльз приносил мне выпечку. После смены я ездила к нему домой на велосипеде. Я планировала снять квартиру с несколькими девушками с моего курса в следующем году, но они передумали, когда узнали о Чарльзе.

Когда я рассказывала кому-то о Чарльзе, то нервничала, думая, что дружба сразу же закончится, как только собеседник узнает о нашей разнице в возрасте. Каждые несколько месяцев мы выезжали из города в место, где нас никто не знает.

После вечеров настольных игр, организованных Чарльзом на местной пивоварне, мы нашли друзей. Один наш друг, Дэвид, переехал к Чарльзу. Он прожил у него семь месяцев, и все это время мы чувствовали себя семьей. Когда он уехал, мы с Чарльзом взяли двух кошек из приюта – Моти и Абрикоса. Мы дали им свои фамилии. «Я слишком быстро взрослею, потому что влюбилась в тебя, – писала я в дневнике. – Меня пугает, что я хочу быть с тобой всегда».

С одобрения Чарльза я подала заявку на участие в программе, чтобы провести семестр в Детройте. Находясь в часе езды от Анн-Арбора и не имея возможности во всём полагаться на Чарльза, завела друзей своего возраста. Когда я вернулась, он решил, что я забыла его. Мне нечего было возразить: я наконец-то нашла друзей и стала счастливее, чем когда-либо.

Наш разрыв растянулся на несколько месяцев. В итоге летом 2015 года мы разорвали отношения и начали встречаться с другими. Он все понял и был расстроен, но все же мы не сожгли мосты. Когда я окончила колледж, он оставил у меня на крыльце книгу, велосипедные носки и карточку. Перед тем как переехать в Нью-Йорк, я заехала к нему в последний раз повидать кошек.

Примерно половину рассказа «Кошатник» занимает постельная сцена. Речь идет о плохом сексе, не связанным с насилием, но оставляющим чувство отвращения. Эта сцена нашла отклик у читателей. Здесь история полностью расходится с моей жизнью. Часть со знакомством совпадает, но вторая половина рассказа не отражает моих отношений с Чарльзом. Марго смеется, когда Роберт спрашивает, занималась ли она сексом раньше. Чарльз же удивился, когда я сказала, что я никогда ни с кем не встречалась. Марго отпугивает агрессия Роберта и смущает его уязвимость. Автор подробно описывает, насколько он отвратителен. Конечно, я ничего не знаю о том, каким Чарльз был с другими женщинами, я могу говорить только за себя. По крайней мере, со мной он был осторожен, терпелив и нежен – впервые парень спросил, может ли поцеловать меня.

Но много важных деталей рассказа словно взяты из моей жизни: то, как загадочно Чарльз разговаривал; что я делала, чтобы произвести на него впечатление; наши шутки: он отправил мне фотографию кошки своего соседа с подписью «Смотрю, как ты спишь», а я ответила фотографией кошки с птицей в зубах и подписью «Принес тебе завтрак». Рупениан знала даже место нашего первого свидания – кинотеатр за городом.

Прочитав рассказ, я отправила Чарльзу ссылку. На тот момент мы общались редко. «Похоже, за нами следили», – пошутила я. Он ответил: «Это странно! И унизительно для меня. Я что, слизняк какой-то?»

Я заверила его, что у нас все было по-другому. В конце концов он сменил тему. Позже я погуглила и обнаружила, что Рупениан училась на факультете английского языка в Мичиганском университете. Я дружила с некоторыми ребятами с ее курса и, возможно, кто-то из них рассказал ей о наших странных отношениях. Трудно сказать, почему я не спросила Чарльза, знаком ли он с ней. Может, я не хотела этого знать. В тот момент я старалась не обсуждать с ним личные темы, чтобы дистанцироваться. Я не хотела, чтобы он зависел от меня.

Три года спустя мама Чарльза написала о его смерти. Это было в ноябре 2020 года, прошло пять лет с тех пор, как мы расстались, и пять месяцев после того, как мы в последний раз переписывались. Тогда его уволили с работы из-за COVID, а я написала в Instagram, что собираю деньги для общественного движения «Жизнь чернокожих имеет значение». Он дал мне данные своего кошелька Venmo со словами «Некто агрессивный [кулак эмодзи], а не застенчивый неолиберал». Я отправила квитанцию.

По словам его мамы, он скончался внезапно. Я провела ту ночь без сна, а следующий день как в трансе. Затем я написала Дэвиду (его имя я тоже изменила), который был близким другом Чарльза, чтобы спросить, знает ли он новость. Мне пришлось позвонить ему, чтобы сообщить. Мы целый час говорили о том, каким особенным был Чарльз, и тут вдруг Дэвид упомянул рассказ «Кошатник». «Чарльз так расстроился из-за того, что она втянула тебя в это», – сказал Дэвид. Я замолчала, пытаясь понять, что бы это могло значить. Последние три года я пыталась убедить себя, что произошло случайное совпадение.

«Чарльз был знаком с ней?», – спросила я. «Да, – ответил Дэвид. – Был».

У меня закружилась голова. Горюя по Чарльзу, я вдруг осознала, что мои подозрения подтвердились – наконец, я могла с уверенностью сказать, что рассказ «Кошатник» обо мне. Внутри все сжалось. Волнение сменилось отвращением, а затем гневом. Я представила себе Рупениан, которая просматривает мои страницы в социальных сетях, собирая подробности. Кто-то вторгся в мою личную жизнь!

Я легла спать и всё обдумывала, как могу связаться с писательницей. Хотелось накричать на нее. Но когда я попыталась представить, что на самом деле хочу сказать, не смогла ничего толком сформулировать.

Когда Рупениан спросили в интервью, что ее вдохновило на написание рассказа «Кошатник», она ответила, что вдохновлялась собственным опытом отношений с мужчиной, которого встретила в Интернете, когда ей было за тридцать. Также она неоднократно подчеркивала, что это художественный вымысел. «Рассказ не автобиографичен, хотя многие детали и эмоции взяты из жизни», – отметила она в интервью New York Times. История кажется такой интимной и натуралистичной, легко понять, почему Рупениан хотела отделить свою жизнь от художественного вымысла.

Рассказ «Кошатник» отсылает нас к жанру автофикшн, который благодаря натуралистичности стирает границы между реальным и выдуманным. Бестселлер Сьюзан Чой 2019 года «Упражнение на доверие» отчасти посвящен взрослению и Высшей школе исполнительского искусства, а отчасти – критике самой идеи автофикшна. В частности, писательница касалась вопроса о том, «кому принадлежит история», как выразилась Кэти Уолдман в эссе для издания New Yorker. В новой статье для New York Times Book Review под названием «Пристрастие к автофикшну» Джессика Винтер рассуждает об уверенности читателя в том, что писатель всегда описывает собственную жизнь. «Ожидание автобиографичности от художественной литературы понятно, потому что она действительно автобиографична, – пишет Джессика Винтер. – Личный опыт автора становится инструментом для проверки эмоционального резонанса». Больше всего подобных подозрений вызывают авторы-женщины. И Рупениан знает это не понаслышке.

Я очень разозлилась. Она знает, каково это, когда читатели смотрят на текст как на твою автобиографию, и все равно втянула меня в историю.

Меня очень интересовала грань между художественной литературой и нонфикшн, как вымысел наслаивается на реальность. Я спрашивала себя, почему Рупениан решила не менять ключевые детали, взятые из нашей жизни – о моем рабочем месте, родном городе, внешности, месте нашего первого свидания. Временами мне казалось, что она хотела, чтобы мы узнали себя в рассказе. Но потом я напоминала себе, что, когда Рупениан написала «Кошатника», она еще училась и была никому не известным автором. Отправка рассказа в New Yorker была авантюрой, да и кто знал, что короткий рассказ обретет такую популярность.

Лишь через шесть месяцев после смерти Чарльза я наконец набралась храбрости и написала Рупениан письмо. Я не знала, будет ли она все отрицать, рассердится и ответит ли вообще. Насколько я поняла, Рупениан и Чарльз не поддерживали связь, поэтому я предположила, что она не знает о его смерти. Мой редактор первым связался с ней, а потом я написала короткое сообщение с вопросом, не хочет ли она поговорить по телефону. Она ответила, что ей нужно немного подумать. Затем последовало более длинное письмо.

«Дорогая Алексис, последние несколько дней я пытаюсь понять, что должна себе, а что – вам.

Когда я жила в Анн-Арборе, встретила одного мужчину. Позже я узнала из социальных сетей, что до меня он встречался с юной девушкой. Я знала о ней несколько фактов: она работала в кинотеатре, жила в городке неподалеку от Анн-Арбор и училась в том же колледже, что и я. Используя эти факты в качестве отправной точки, я написала рассказ, который в первую очередь был плодом воображения, но также основывался на моем личном опыте, как прошлом, так и настоящем. Теперь я понимаю, что следовало удалить детали биографии, особенно название города. Это небрежность с моей стороны».

Она подчеркнула, что кроме этого она не располагала никакой информацией о моей личной жизни. Рупениан пояснила: утверждать, что Марго – это я, неправильно.

«Я понимаю, что включение таких деталей в историю делает вам больно и беспокоит вас, и я не могу передать, как мне жаль. Разумеется, это не входило в мои намерения, и я сделаю все, что в моих силах, чтобы исправить любой причиненный вам вред. Я не была готова к такому вниманию к рассказу и не представляла, как справиться с последствиями популярности. <…> Мне всегда было важно провести четкую грань между моей личной жизнью и художественной литературой. Это вопрос не только конфиденциальности, но и личной безопасности. Когда рассказ «Кошатник» вышел, на меня обрушился гнев читателей-мужчин, которые считали, что с Робертом обошлись несправедливо. Я продолжала утверждать, что это выдуманная история, и я не осуждаю реальных людей, такая позиция спасла меня не только от чужого гнева, но и потенциального насилия».

Мне потребовалось несколько дней, чтобы обдумать прочитанное. Я приняла извинения. Могу понять, насколько не подготовлена Рупениан была к такому вниманию. Но все же я ощутила разочарование. Она будто надеялась, что я почувствую себя виноватой из-за того, что поощряю гнев ее читателей. И я все еще злилась, что без моего ведома она втянула меня в историю, прекрасно зная, каково это, когда люди путают художественную литературу и автобиографию.

Больше всего меня потрясло то, что Рупениан тоже испытывала дискомфорт. Я оказалась не так одинока и беспомощна, как думала. Честно говоря, последние несколько месяцев, размышляя о славе Рупениан и преданных фанатах ее творчества, я чувствовала себя слишком напуганной, чтобы публично рассказать о своем опыте. Но оказалось, что и ей было непросто. Я сообщила писательнице о смерти Чарльза, чтобы она узнала об этом от меня, а не из журнальной статьи. Рупениан попросила не записывать телефонный разговор.

Все мы ненадежные рассказчики. Иногда, к собственному разочарованию, я больше доверяла Рупениан, чем самой себе. Неужели Чарльз был жалким тираном, а я просто не понимала этого, потому что, как и Марго, была молода и наивна? Может, он стал мстительным собственником после того, как мы расстались, а я просто игнорировала его, чтобы жить дальше? Рассказ написан так уверенно, мы видим все, чего не видит сама Марго. В декабре Дэвид сказал, что Чарльз хранил свой старый iPhone даже после покупки нового телефона, чтобы время от времени просматривать старую переписку с Кристен Рупениан. Он хотел понять, действительно ли был таким негодяем. Иногда легче поверить в то, во что верят все, чем верить самому себе.

Вряд ли Рупениан нашла обо мне много информации в социальных сетях. У меня нет уверенности и в том, что Чарльз рассказывал о нас, и она получила правильное представление о наших отношениях. Она подметила, как Чарльз морщился, когда над ним смеялись, он этого не выносил. Он был чувствительным. Описала, как мы нервничали из-за разницы в возрасте, стыдились этого и избегали мест, где нас могли увидеть однокурсники. Она также верно описала мой страх показаться глупой и выражать свое мнение. Рупениан неоднократно упоминала столовую и общежитие, где я часто бывала, чтобы подчеркнуть разницу в возрасте. Важно, что она уловила двойственность: благодаря Чарльзу я попала в совершенно новый мир, сбежала из круга, в который не вписывалась в юности, но в то же время я имела власть над Чарльзом.

Наши отношения были полны стыда, люди предполагали худшее – взрослый мужчина воспылал страстью к невинной девушке. Но те, кто хорошо знал Чарльза, видели, насколько уважительным и заботливым он мог быть. На поминальной встрече в Zoom многие люди отмечали его способность поддержать в трудные времена. Несмотря на проблемы с общением и неуверенность, Чарльз знал, как помочь людям. Это было особенно заметно, когда он показывал друзьям город или терпеливо учил нас играть в настольную игру, заранее изучив правила.

Так неприятно, когда кто-то пишет про ваши отношения, и люди потом это читают. Теперь миллионы людей думают, что наши отношения были именно такими, и только ты знаешь, как все было на самом деле. После смерти Чарльза я осталась с воспоминаниями один на один.

Источник: Slate.