«Когда сам Шрёдингер не брат». Иван Родионов о книге Дмитрия Москвичёва «Жизнь как неинтересное приключение»

«Когда сам Шрёдингер не брат»

Иван Родионов о книге Дмитрия Москвичёва «Жизнь как неинтересное приключение»

Обыкновенно рецензии, если у критика нет особенного восторга или раздражения от книги, пишутся «нейтрально». Взвешиваются условные «за» и «против», выставляются на обозрение пресловутые плюсы и минусы. Удобная такая система – что в отзывах на твоём Кинопоиске. Правда, от внимательного читателя истинные эмоции критика скрыть очень сложно. По оттенкам, отдельным словам и выражениям, общему тону рецензии становится понятно, рекомендовал бы автор эту книгу к прочтению – или она так себе, а критик корчит хорошую мину при плохой игре. Подлинный и незамутнённый нейтралитет выдерживать очень сложно.

К счастью, повесть (?) Дмитрия Москвичёва «Жизнь как неинтересное приключение» избавляет критика от подобных терзаний. Сам текст сделан так, что одним потенциальным читателям может понравиться в нём то, от чего другие будут отплёвываться. А все плюсы книги легко трансформируются в минусы – и наоборот. И никакого противоречия в этом нет. Всё зависит от угла зрения.

Попробуем написать и так, и так – поочерёдно. А чтобы не запутать читателя, «тёмную» половину рецензии выделим курсивом.

Изводов современной русской прозы не так уж много. Либо союзписательский роман классический, старинный, отменно длинный, длинный, длинный. Либо кинематографический сторитейлинг с обязательной «аркой героя» и прочими уныло-шаблонными стереотипами. Если же что-то авангардное сегодня и попадается, то оно либо нечитабельно вплоть до распада слов и чуть ли не самих звуков, либо отравлено различными фем/cansel culture/постколониальными (Какой постколониализм? Барнаул, Алтайский край!) социоштудиями.

В этом смысле «Жизнь как неинтересное приключение» – вполне себе глоток свежего воздуха. Автор сознательно дистанцируется от проторённых путей, ведущих к дешёвой окололитературной легализации. Читателя в повести никто не проводит к однозначным выводам, никто перед ним не заискивает. А честность, как известно – лучшая политика. В том числе и в литературе.

Иногда перед нами что-то будто бы сашесоколовское, в хорошем смысле этого слова. Ритмизированная проза организована вполне музыкально. А сквозь лирический поток сознания порой проглядывает настоящая поэзия; фонетическое, ритмическое и смысловое образует тугой клубок подлинной литературы. Видна работа над всяким словосочетанием, над каждым созвучием – автору важно, как звучит и что передаёт.

А ещё «Жизнь как неинтересное приключение» – книга очень культуроцентричная. Интеллектуала здесь ждёт натуральное пиршество отсылок к философии, истории, литературе и даже к кинематографу.

Кроме того. Несмотря на обилие обсценной лексики и неаппетитных подробностей (мысль банальная, но приходит в голову первой: автор в чём-то вдохновлялся Сорокиным), книга Дмитрия Москвичёва – лирическое высказывание, довольно деликатное и даже нежное. Героев автор не презирает. Более того, кажется, что сочувствует им.

Вот Маша. «Птичка-невеличка вышла из окна», – как поёт Бранимир. Есть и другие герои – например, Мышкин, который князь. И ещё один полицейский, влюбившийся в «киберсиликоновое солнышко». И Болюшка Иванов, у которого не было ничего, кроме воображения. Но главной героиней остаётся именно Маша. Объединяет героев вот что: они, каждый по-своему, идут к исцеляющему безумию от неинтересного приключения жизни. Да, по-разному. Случай полицейского – всё-таки случай, а интеллигент Болюшка дошёл до этого своим безумием. Самостоятельно.

Но идут.

И ещё – про главную героиню. Безвозвратно кончилось время тургеневских барышень и некрасовских женщин. Потрачено. Пришло время стревозных, изломанных фем-фаталь Фёдора Михалыча, оммажей которому в тексте предостаточно. Это автором подмечено верно. Сейчас у них, барышень-героинь нашего времени, травмы, Сьюзен Сонтаг и депрессия в ноль лет. Но они это ещё перерастут. И это серьёзно, очень серьёзно.

Что ж. Если немного перефразировать автора, о книге (и о всякой неплоской литературе) можно сказать вот что: «Писать надо так, чтобы всё было непонятно каждому – без ожеговых словарей, википедий, без твёрдых знаний средней школы, без литературного и прочего багажа». Только так литература наконец снова начнёт возвышать читателя, а не спускаться к нему.

Погода была прекрасная, принцесса была ужасная... В общем, а что, если всё было наоборот?

Стилистика текста избыточно цветиста. Свежие и сколько-нибудь яркие образы и приёмы теряются в массиве перманентной необычности, как блохи в брюках. Инверсии в духе «полюшко широкое да солнце красное» снижают накал сюжета, порой – до самопародии. Цветущая сложность оборачивается некоторой вычурностью и претенциозностью; культуроцентричность становится чрезмерной зашифрованностью – «для своих».

Перед нами наглядное и доказательное пособие по классической теме: «Как слишком дотошно выверенная стилистика превращается в стилизацию?».

Более того, иногда сквозь текст будто бы проглядывает Елена Колядина и её «Цветочный крест». Помните такую? В далёком 2010-м году эта книга здорово пошумела, взяла «Русский Букер», удостоилась кучи горячих откликов в диапазоне от «смелая провокация» до «что за трэш?» Дотошные исследователи выявили в книге кучу исторических и логических несоответствий, а столь любимое Колядиной слово «афедрон» на некоторое время стало в литературном мире почти мемом.

Сюжет повести «Жизнь как неинтересное приключение» невнятен напрочь. Герой Сопротивления Жорж Делёз не даст соврать. Кстати, почему Жорж, а не Жиль? Может, Жорес? Но он вообще Жан. Куда поехала Вселенная книги, в какие сингулярности-палестины? В «Пи» Даррена Аранофски?

Персонажи – просто куклы-функции в руках автора. Их можно заменить на любых других без всяких проблем. И нужны они лишь для того, чтобы передать авторский поток интеллектуального самолюбования.

Также книгу просто тяжело читать – сами по себе начинаются и заканчиваются диалоги, пропадают и появляются знаки препинания и т.д.

Кажется, к книге необходим развёрнутый комментарий. Сурдопереводчик. Что-то можно нагуглить, что-то – нет. Потому что непонятно, что гуглить и как.

Наконец, чистый постмодернизм в наше время, слава Богу, кончился. Сейчас он мало кому интересен. Критики спорят о метамодернизме и новой искренности, читатели тянутся к старым добрым «простоте, добру и правде». Не зря, если брать наше Отечество, давно молчит Саша Соколов, лет десять ничего не пишет и его самый последовательный ученик – Михаил Шишкин. Оттого «Жизнь как неинтересное приключение» выглядит текстом на удивление несвоевременным. А опоздавшим или опередившим –- не имеет никакого значения.

Конечно, смелость города берёт. Но с авангарда и спрос больше. А потому автору не стоит удивляться, если книга не найдёт сколько-нибудь широкого читателя.

В мультике про Принцессу и Людоеда не даётся ответа, какая из версий взаимоотношений героев – настоящая. Скорее всего, они обе настоящие – и существуют параллельно друг другу.

В общем, #читатьнельзяигнорировать. А запятые, как и прочие знаки препинания, в хэштегах не предусмотрены.

Иван Родионов: личная страница. 

Дмитрий Москвичёв. Родом из Татарстана. Из города Набережные Челны. Тридцать восемь лет. Учился на филологическом факультете Казанского Государственного Университета (нынешний КФУ). Работал журналистом, каменщиком, плотником, монтажником-высотником, копирайтером, химиком-наладчиком на КАМАЗе, сеошником. Служил в армии. Всю жизнь занимается литературой. Произведения публиковались только в социальных сетях. Ведет паблик о кино и авторский блог во ВКонтакте.