Рецензия Нины Ягодинцевой – кандидата культурологии, секретаря Союза писателей России, лауреата Всероссийских и Международных премий в области литературы, литературной критики и художественного перевода, литературного критика «Pechorin.net» – на стихотворения Екатерины Диденко.
Поэтическая подборка Екатерины Диденко (Екатерины Кудаковой) производит довольно сложное впечатление. С одной стороны, она открывается сильным, цельным, точным стихотворением, показывающим, что автор чуток к миру, умеет мыслить метафорически и, что особенно приятно (поскольку ныне большая редкость), соблюдает правила литературного диалога, причём даже в части пунктуации – то есть стремится работать самым тонким инструментом передачи интонации и эмоций.
С другой стороны, к подборке почти сразу же возникает множество вопросов – сначала к силлабо-тонической её части, а затем и к верлибрам. Такое впечатление, что одарённому автору не хватает, во-первых, уверенности в себе, чтобы выбрать наиболее органичную для стихов форму (слишком разнятся по уровню верлибры и силлабо-тоника), а во-вторых – недостаточно школы, профессиональных азов, потому что рядом с находками то и дело обнаруживаются проблемы.
Конечно, выбор автора – погружаться в тонкости сотворения текстов или писать так, как ведёт рука, но ведь и у читателя, и у рецензента есть выбор – читать или не читать, принимать или вопрошать: почему такая небрежность и неточность? Отметим некоторые моменты, может быть, они помогут автору сориентироваться и продвинуться на пути в литературу – разумеется, если это входит в его (её!) планы.
Сначала о силлабо-тонических стихах. Они очевидно слабее. Стремясь удержать форму, автор переходит на другой язык: язык клише, неловких выражений, псевдопоэтических конструкций:
Ты знал, каждый день я боюсь не успеть
пожить и признаться в любви или грусти,
насытиться солнцем, чтоб тёплая медь
рассыпалась с плеч – так тревоги отпустят.
Успеть прогуляться по мокрой траве,
когда долгий дождь изошёл пузырями
на тёплом асфальте. И встретив рассвет,
пойти танцевать со своими друзьями.
Неловкое «не успеть пожить», смявшееся «чтоб тёплая медь рассыпалась с плеч – так тревоги отпустят» и уже совсем наивно-штампованное «И встретив рассвет, пойти танцевать со своими друзьями» создают впечатление очевидной неумелости. Но ведь по первому стихотворению подборки мы уже знаем, насколько тонок и точен может быть поэт:
Северный ветер
шумит
в линиях бесконечности,
линиях электропередач,
надорванных струнах вселенной.
Скрипит
голосами птиц
в ветвях старых деревьев.
Заглядывает
в наши телефоны,
когда мы достаём их на ветру,
чтобы увидеть
цвет наших глаз
и забыть его
на выдохе.
И, кстати, название этого стихотворения – «Сторожевые башни Севера» – гораздо больше подходит к подборке, чем «Живые и мёртвые стихи»: здесь живо всё, не всё точно и умело, но это уже вопрос второй.
Вообще стихи, посвящённые ветру, в подборке встречаются дважды – и оба раза это несомненная удача, на порядок выше остального. Интересная закономерность, хотя «Ожидание» в финале слабее, но начало выписано с отчётливой точностью:
Когда поднимается в лесу ветер,
взметается вверх
по стволам
от тёплой земли,
разбрасывая листья,
переворачивая их,
выкручивая, как руки
и обнажая бархатную сторону,
сотканную из серебристых нитей жизни…
Стихотворение «Сын», несмотря на свободу формы, менее удачно, потому что из метафорической автор выходит в прямую речь. Она должна бы быть напряжённой, но получилась более описательной и довольно предсказуемой:
Сопящее,
маленькое
вжимается воспалённым боком,
вцепившись в руку,
не позволяет встать и идти
по своим делам.
Приковывает
к кровати, дивану, полу,
где получится,
ложится сверху
и не отпускает
дальше двух шагов.
С другой стороны, и в этой форме речи вполне возможны открытия – почему бы автору не попробовать, раз он находится в поиске себя: темы, голоса, стиля? Это «попробовать» извинит и небрежность «Наброска», и безо́бразность «Холодного моря», и целый ряд других ошибок и недочётов, вплоть до финального «Там на островах», где с самого начала всё губит неловкая речь.
Но вот читаешь «Юродивых» – суггестивных, разбитых парцелляцией на осколки, и понимаешь: да, автор не просто ищет средства выражения – он живёт болью своего времени, проживает эту боль по-своему, теряя силы в наивной попытке раз за разом, круг за кругом преодолеть абсурд:
Опять за шторами колючий мелкий снег.
А где-то там. За околицей и пролеском.
Между адом и небом и янтарным блеском.
Умирают люди.
Убивают люди.
Бог останавливает их последний бег.
Нельзя верить. Твердит рассудок.
Разворачивая рёбрами грудь.
Это какой-то другой придурок
смотрит фильма тошнотворную муть.
Листаешь новости зачумлённым взглядом.
Прокручивая.
Докручивая.
Додумывая.
Не видя всё.
И некому сказать –
Я буду рядом.
Побудь со мной.
Спасибо, что живой.
Глаза в последний раз закрой.
Но автор не видит, что в «Тенях» тот же самый приём парцелляции уже не работает, создаёт разве только эффект мнимой многозначительности:
Идёшь.
Закрываешь глаза.
И слышишь.
Слышишь.
Слышишь.
Ветер.
Сердце.
Жизнь.
А до настоящего смысла – ещё далеко…
В целом подборка выстроена «на убывание» силы – и это странная композиция, в которой после сильной заявки идут расплывчатые, рыхловатые тексты. Прочитывая её полностью, подряд, только, пожалуй, на «Звучании струн» и остановишься – здесь интересные, почти выстроенные образы, а дальше снова либо отказ от метафорики, умножающей многократно поэтический смысл, либо поэтическая приблизительность, неточность, или даже псевдопоэтическая странность (как, например, в стихотворении «В отсутствии Иешуа», где не мешало бы исправить грамматическую ошибку уже в заглавии).
Автор очевидно одарён, но отсутствие школы, профессионального общения и, как следствие, тщательной работы над стихами его сильно подводит. Решаема ли задачка? Конечно, и здесь всё зависит от самого автора, от его личной творческой воли. А если он и не ставил себе целью эту задачку решить, то всё написанное вполне комфортно будет существовать в жанре лирического дневника – собеседника, столь необходимого в наше суровое время.
Нина Ягодинцева: личная страница.
Екатерина Диденко. Участвовала в 21-ом Семинаре литературных объединений Подмосковья, школе Хороший текст, обучается на курсах литературного мастерства Литинститута, публикации в «Калининградской правде», «Бизнес Проспект», «Вечерний Королев». Финалист конкурсов «ВЕРЛИБР-2022», «Литературные Старки-2022», «Собака Керуака-2021», «Земля - моя Россия» (2018), фестиваля-конкурса им. А.Л. Чижевского, полуфиналист Чемпионата поэзии им. В.В. Маяковского (2022, Москва).
Стихотворения Екатерины Диденко
СТОРОЖЕВЫЕ БАШНИ СЕВЕРА
Северный ветер
шумит
в линиях бесконечности,
линиях электропередач,
надорванных струнах вселенной.
Скрипит
голосами птиц
в ветвях старых деревьев.
Заглядывает
в наши телефоны,
когда мы достаём их на ветру,
чтобы увидеть
цвет наших глаз
и забыть его
на выдохе.
Стеклянной пыльцой
сквозит,
проникая в сердце,
дотрагиваясь
до единственной,
еле заметной точки
маленькой души,
и зажигает
что-то нужное,
акупунктурным нажатием
в области
давно зажившего родничка,
возрождая желание жить.
А в лесу
просто
падает снег,
каркает ворон.
Времени нет.
Только день или ночь.
Фоном —
мир
вдалеке.
И нет войны.
И шумит
Северный ветер.
СТРАХ
Ты знал, каждый день я боюсь не успеть
пожить и признаться в любви или грусти,
насытиться солнцем, чтоб тёплая медь
рассыпалась с плеч — так тревоги отпустят.
Успеть прогуляться по мокрой траве,
когда долгий дождь изошёл пузырями
на тёплом асфальте. И встретив рассвет,
пойти танцевать со своими друзьями.
Быть чистой, быть верной, быть только собой,
когда каждый миг как последнее чудо:
и в поле — раздолье, вокруг — зверобой,
овсянки звенят, улетая отсюда.
Ты знал, каждый день я боюсь не успеть
в глазах твоих серых спастись от погони
за временем, модой, где нас нейросеть
научит любить. Ну, а внутренность — стонет.
Мы знали, что смертны
и всё не успеть.
Прожить бы нам жизнь.
Хоть одну,
но достойно.
Я верю,
разлукой нам
будет лишь смерть.
Обнимем детей.
Наша жизнь —
рукотворна.
ОЖИДАНИЕ
Когда поднимается в лесу ветер,
взметается вверх
по стволам
от тёплой земли,
разбрасывая листья,
переворачивая их,
выкручивая, как руки
и обнажая бархатную сторону,
сотканную из серебристых нитей жизни,
мы замираем,
вглядываясь в знаки,
слушаем гул,
застрявший
в самых верхушках
хромово-зелёных сосен,
и ждём
что придёт следом —
дождь
или тишина.
СЫН
Сопящее,
маленькое
вжимается воспалённым боком,
вцепившись в руку,
не позволяет встать и идти
по своим делам.
Приковывает
к кровати, дивану, полу,
где получится,
ложится сверху
и не отпускает
дальше двух шагов.
Иначе
внутриутробный вой
от потери самого дорогого.
Так ищет помощи,
время, силы,
забирает свободу,
чтобы поправиться
и вновь
отстаивать себя,
брызгаться пеной в ванной,
драться в полную силу с сестрой
до первого крика,
бросать игрушечный самолёт
в стену,
со злости,
хитро прищуриваться и улыбаться
при попытках обмануть,
обнимать меня за шею,
крепко,
уже во сне.
А пока —
маленькое сопящее,
засыпающее рядом
в любое время
без каких-либо укладываний,
совсем без сил сопротивляться.
Моё
маленькое и сопящее
чудо.
НАБРОСОК
Хочу глаза свои
печально-голубым
раскрасить,
не зелёной рябью ряски.
Напишет кто-нибудь
мне строки
о любви —
пусть не изменят душу
быт и дрязги.
ХОЛОДНОЕ МОРЕ
Однажды
мне приснился Бродский.
Он сидел у окна.
Спиной ко мне.
И смотрел на море.
В номере 305 или 308.
Показалось, он не рад мне —
кутался в плед и хотел тишины,
а тут я —
ворвалась в его Вальгаллу,
помешала его вечности.
А он — молчал.
Молчал.
И я молчала.
Смотрела на холодное море —
как же хорошо,
что здесь так тихо.
Только шёпот воды вдалеке.
Как будто и нет в комнате
неуютного молчания
двух людей.
Когда нужно было уходить,
он не подал руки.
Лишь укутался в тонкий
и от этого холодный плед.
И я не знаю,
зачем приходила к нему.
Что это значит?
Бесцельное ожидание чего-то важного
в кромешной русской пустоте.
Но очень захотелось сбежать на море
и помолчать с кем-нибудь.
ЮРОДИВЫЕ
Опять за шторами колючий мелкий снег.
А где-то там. За околицей и пролеском.
Между адом и небом и янтарным блеском.
Умирают люди.
Убивают люди.
Бог останавливает их последний бег.
Нельзя верить. Твердит рассудок.
Разворачивая рёбрами грудь.
Это какой-то другой придурок
смотрит фильма тошнотворную муть.
Листаешь новости зачумлённым взглядом.
Прокручивая.
Докручивая.
Додумывая.
Не видя всё.
И некому сказать —
Я буду рядом.
Побудь со мной.
Спасибо, что живой.
Глаза в последний раз закрой.
Неправда. Не бывает. Врут.
Ты враг мой или друг?
Обхватив коленями себя
Давно никого не любя
Качаешься прижавшись лбом к стеклу
Когда-нибудь и я умру
Открыв глаза
Лишь тишина и боль
И белые белые мягкие мягкие стены
Которые на самом деле обшарпанные и грязные
Но лекарство хорошее
Качественное
Отечественное
И диагноз
Который оправдывает и разрешает говорить правду
И кромешная хтонь поглощает
Каждый день
Скоро не останется даже ночи
Зато
И ничего больше.
ТЕНИ
Идёшь.
Смотришь под ноги.
А там твоя тень.
А потом вторая.
Третья.
Они обгоняют тебя.
Хотя ты не знаешь куда идёшь.
А они уже там.
Знают.
Дошли.
Идёшь.
Смотришь в небо.
А там пелена облаков.
Тумана.
Вечности.
Которые уже знают.
Что там.
За горизонтом вероятностей.
Идёшь.
Закрываешь глаза.
И слышишь.
Слышишь.
Слышишь.
Ветер.
Сердце.
Жизнь.
А до настоящего смысла — ещё далеко.
ЗВУЧАНИЕ СТРУН
Мне кажется я перепрыгиваю
из одной реальности
в другую.
Каждый день — новые мысли.
Другие люди.
Чужие лица.
Я помню себя вчера.
Но это была не я.
Я вижу себя сегодня.
Но это тоже не я.
И завтра.
Здесь проснётся другой человек.
И будет жить мою жизнь.
Мне снится, что я в невесомости
в черноте космоса.
Ни света — он далеко.
Ни звёзд — они укутаны космической пылью.
Ни людей.
Только мое сознание,
растворенное в бездне.
Мне видно, как жизнь
струится внутри пространства.
Мелкие частицы
божественного бытия.
Они вокруг,
внутри и снаружи.
Двигаются
и создают музыку
трением об пустоту.
Это так красиво.
Но не существует на самом деле.
Хотя каждый из нас выбирает сам.
Что существует.
А что звучит.
ПОСЛЕДНЕЕ ЖЕЛАНИЕ
Я хочу говорить
с настоящим богом.
Неважно, какой он
и есть ли вообще.
На другой стороне
иль в доме убогом,
С добрым взором стоит
иль совсем в нищете.
Я хочу лицезреть его
и вопросы
Задавать настоящие —
и прямо в лоб.
Но он смотрит в глаза,
совсем безголосый,
Отвернётся и ляжет
в новый
свой
гроб.
ДИАГНОСТИКА ДУШИ
Я в картах таро,
как в пятнах Роршаха,
увижу душу,
насквозь промокшую
от кубков слёз.
По веленью посоха
увижу прошлое.
И чёрной ложкою,
чтоб успокоиться,
доем мороженое,
мне положенное,
из переспелых
ягод белых,
и прочь
вверх —
горлицей.
В ОТСУТСТВИИ ИЕШУА
Современная моя реальность —
список, что купить в аптеке.
Два успокоительных и
один спазмалитик.
И тонну обезболивающих.
Давит в грудине —
что это?
Врачи и священники не уверены —
панические атаки или спазм диафрагмы?
Порча или недостаток веры?
Кажется,
что это само собой закончится
лишь с приходом рассвета —
завтра.
Но утро Пилату
не приносит покоя.
И всё также
ждёт тишины
игемон.
ПОМНЮ
Я помню дождь
в пыльном и душном Ташкенте.
Этот запах
и будто бы дымку от ливня,
разбивающего дороги и планы.
Я была на базаре,
смотрела на эти линии,
падающие с неба
и думала:
«Как хорошо, что мама рядом».
Я помню фонтан,
пустующий
во дворе бабушкиного дома.
Мы приезжали
на несколько месяцев лета,
которое длилось практически год
в этой жаркой стране,
где нашёл на время приют
мой род.
Я думала:
«Как много у бабушки книг».
Я помню слова,
из чужого языка,
которые были у бабушки в ходу,
а когда она ушла,
и мама стала так говорить.
Это важно — сохранять ушедших в себе.
Помнить их.
А я думала:
«Как странно всё складывается в жизни».
И слышала бабушкино
уютное, из детства,
через время —
«Хоп майли».
ИЮЛЬ ЗАКАНЧИВАЕТСЯ
Красным — Антарес.
Голубым — Вега.
Белым — письмена облаков
на чёрных провалах космоса.
Ветер.
Голос твой —
низкими частотами
из анахаты.
Жёлтыми искрами
костёр ласкает пляж.
Тепло.
Рука держит руку
уже который год.
Шорохом гальки —
волны,
засыпающие
при попытках вернуться в море.
Полночь.
Юпитер
поднимается над горизонтом
вслед за луной,
а две тени склоняются к земле.
Кипарисы
скручиваются от ветра,
и шквалом —
шум крон,
разрезающих тёмными иглами
ночное мироздание,
испещрённое белыми мотыльками-звёздами.
А живые одуванчики,
которые когда-нибудь станут бабочками,
падают с неба.
Июль заканчивается.
ДУХОВНЫЙ РОСТ
Гори-гори, моя печаль,
гори, как небо,
когда закат вдали не гаснет —
ждёт рассвета.
И травы с поля сны очистят —
станут требой,
и вознесут мои мольбы —
частицей лета.
Гори-гори, моя ты боль,
моя ты рана,
свеча прогонит тишину —
и встану прямо.
Пускай мне кажется, что жизнь —
фата-моргана,
отринув всё, пойду вперёд —
к стенам ашрама.
ТАМ НА ОСТРОВАХ
Один поэт любил высокогорье,
край Хайленд, эту горную страну,
где будто пропадали звуки горя
от голосов волынки, вистла. Моря,
лишь не хватает сердце обмануть.
А Роберт Бёрнс так воспевал те горы,
что я любила их авансом. Зря.
Увидела шотландские просторы,
осталась холодна, пуста, как долы,
что сохнут без дождя. И вот — заря.
Я забирала своё сердце дальше,
везла его я прочь от гор, и склон,
весь в белом вереске, без грамма фальши,
ласкал мой взгляд, но не затронул даже,
и не нанёс душе моей урон.
Искала долго я в стране той место,
где можно будет сердце приютить,
чтоб не просить укрыть в краю заречном,
и не хранить его в моём Здесь вечно,
где неспокойно, душно и мутит.
Проехав Эдинбург, до Инвернеса,
я океан должна была искать,
но повернула. Ночь, застлав всё лесом,
дороги скрыла, став туманом вместо
прихода утра. Я была близка.
Мне показалось, что вокруг всё стёрли
и мизансцена стала вдруг пуста.
А Бог, дорисовав её — до боли
всю серой, блёклой, мокрой, — недоволен.
Для тайника я не нашла куста.
Глаза закрыла я. Мне слышен ветер —
он хлещет волосами по лицу,
и грохот волн, что снова не ответил,
о камни чёрные сломавшись. Светел
стал чаек серых крик сквозь полосу
из брызг, а может это вовсе пар был
или туман, или рассвет идёт.
Слышны мне маяка щелчки, а пабы,
что закрываются под утро — как бы,
белеют стенами и ждут народ.
Над островами тысячи историй
здесь обнимают всех, кто вечность ждёт.
И виски греет, эль волнует море
внутри. И ощущается раздолье.
А в песнях жив ещё Оркнейский Лот.
Ведь может, я уже была здесь раньше.
И сердце узнаёт узор воды,
камней стоячих, крик залётных банши —
ожив, теперь мечтают о реванше, —
и склоны временем отбитые видны.
Ах, Оркни, жди. Я привезу всё сердце,
в сундук сокрыв от глаз и пустоты.
И где бы ни была, поверь мне,
в моей груди закрыты двери
для мест других.
Ведь все они — не ты.
.jpg)
.jpg)
