Юбилей Корнея Ивановича Чуковского

«Писатель для малых детей непременно должен быть счастливю. Счастлив, как и те, для кого он творит»

140 лет со дня рождения Корнея Ивановича Чуковского

Корней Иванович Чуковский (настоящее имя – Николай Васильевич Корнейчуков) родился в Петербурге 31 марта 1882 года. Отец был ему неизвестен. (Им был Эммануил Левенсон, в доме которого служила мать-крестьянка Екатерина Корнейчукова). Тайна происхождения, отсутствие даже сведений об отце и других родственниках тяготили мальчика. «Эта тогдашняя ложь, эта путаница – и есть источник всех моих фальшей и лжей дальнейшего периода», – написал он позднее.

Свой литературный псевдоним – Корней Иванович Чуковский – он сделал своим именем, так он стал зваться и передал своим потомкам эту фамилию, а детям – также и отчество.

Детство и юность с матерью и сестрой Марией прошли в Одессе.

Мать зарабатывала на жизнь стиркой. Семья сильно нуждалась. Николая отчислили из пятого класса гимназии. Дальше он занимался самостоятельно. Несмотря на постоянную необходимость что-то подрабатывать, помогать матери, он дал самому себе образование очень высокого уровня.

В том числе преодолел инерцию разговорного языка, на котором говорили в семье и на улицах Одессы, и освоил язык литературный, который позже позволит ему стать «своим» в литературных кругах Петербурга.

Автобиографическую повесть о своих ранних годах «Серебряный герб» Чуковский написал в 1961 году.

В 1901 году появились первые публикации в газете «Одесские новости» – информационные заметки, которые автор подолгу шлифовал по части языка.

В 1903 году, женившись, отправился с молодой женой в Лондон в качестве корреспондента газеты «Одесские новости». Жилось там материально трудно, но Чуковский имел возможность подолгу читать в библиотеке Британского музея, посещал лекции для рабочих по литературе.

Через год отправил в московский журнал «Весы» статью о художнике-символисте Дж. Ф. Уоттсе; редактор журнала Валерий Брюсов опубликовал статью и отметил литературный талант Чуковского.

Вернувшись из Англии, перебрался в Санкт-Петербург. Занимался журналистикой.

Учредил сатирический журнал «Сигнал», но его публикации и карикатуры показались слишком дерзкими, издание закрыли. В связи с журналом у Чуковского были проблемы, ему помогли петербургские литераторы.

После этого Чуковский занялся серьёзной журналистикой – стал литературным обозревателем и критиком газеты «Речь». Писал статьи о классиках (хвалебные), но предпочитал писать о современниках, либо в жанре разгромного фельетона (о любимцах публики, чья слава, по его мнению, кратковременна и незаслуженна) или создавал статьи в жанре литературного портрета (о многих ведущих прозаиках и поэтах современности). Нередко его мнение не совпадало с общепринятым, он развенчивал авторитеты, заглядывал глубоко в суть явлений, и это привлекало интерес и делало ему имя.

Своеобразна мысль Чуковского о роли литературного критика. В его представлении писатель в основном не выражает свои сокровенные мысли, а скрывает их. А задача критика, исследующего творчество писателя, – «...выследить то заветное и главное, что составляет самую сердцевину его души, и выставить эту сердцевину напоказ». Так писал Чуковский в предисловии к книге статей «От Чехова до наших дней» (1908). До 1917 года у Чуковского вышло ещё несколько сборников критических статей: «Леонид Андреев большой и маленький» (1908), «Лица и маски» (1914), «Книга о современных писателях» (1914) и другие.

Известность получила статья Чуковского 1908 года «Нат Пинкертон и современная литература», в ней он высмеивал сюжетные штампы, которые использовали писатели в угоду вкусу невзыскательного читателя.

Также Чуковский читал увлекательные лекции, их содержание могло затем войти в статью. А вот писалось Чуковскому очень трудно – несмотря на лёгкость, которая присуща его готовым текстам. Об этом исследователи узнали из его дневников.

После революции 1917 года Чуковский продолжил свою работу критика, вышли книги статей «Футуристы» (1922), «Оскар Уайльд» (1922), «Книга об Александре Блоке» (1922, переиздание в 1924). В 1923 году вышла книга «Две души М. Горького».

Чуковский ощущает, что новые времена требуют другой критики, «рапповской». Теперь важны только происхождение и принадлежность писателя к партии, талант гораздо менее важен. Всё сложнее было заработать теми материалами, которые хотелось писать. Но Чуковский мог заниматься только литературным трудом.

У него были жена и трое детей, в 1920 году родилась дочь Мария (Мурочка).

Велика роль Чуковского в исследовании жизни и творчества Н.А. Некрасова, чью поэзию он высоко ценил. Он изучал его дневники и переписку, обнародовал прежде неизвестные произведения поэта, запрещённые царской цензурой. В 1922 году вышла статья «Некрасов как художник», позднее Чуковский издал ряд книг и исследований о Некрасове.

Как знаток творчества Некрасова, Чуковский участвовал в подготовке собрания сочинений поэта.

Начиная с 20-х годов, Чуковский зарабатывал на жизнь в основном подготовкой к изданию произведений русской классической литературы, готовил комментарии. Редактировал. Переводил.

Работал в издательстве «Всемирная литература». Готовил к публикации Чарльза Диккенса и других англоязычных авторов. Обнаружив серьёзные расхождения с оригиналом в переводах, сделанных ранее, Чуковский составил инструкцию по художественному переводу прозы.

В небольшой книге 1919 года «Принципы художественного перевода» были опубликованы статьи Чуковского о переводе прозы и Николая Гумилёва – о переводах поэзии.

Чуковский продолжал переводить с английского (в советских изданиях это называлось «пересказ») и одновременно исследовать задачи переводчика. В 1941 году вышла книга о переводе «Высокое искусство», ставшая популярной.

Корней Чуковский был и критиком, и переводчиком, литературоведом, мемуаристом, прозаиком, ученым-лингвистом. Но известность ему принесли детские стихи. Основных из них, главных немногим более 10. В период с 1924 по 1936 годы он создал свои произведения «Муха-цокотуха», «Тараканище», «Мойдодыр», «Бармалей», «Чудо-дерево», «Федорино горе», «Телефон», «Путаница», «Айболит» и «Краденое солнце».

Первое стихотворение для детей Чуковский написал раньше, ещё в 1916 году, для сына, который заболел. Это было стихотворение «Крокодил», была издана книжечка с рисунком М. Ремизова на обложке.

Чуковский всегда был ценителем поэзии, а из детских произведений выделял английские фольклорные произведения для детей (то, что позже переведёт С.Я. Маршак). В произведениях Чуковского есть место не только английскому, но и русскому детскому фольклору – здесь обитают насекомые, животные, сказочные герои.

Много времени Чуковский посвящал встречам с детьми, исполнял свои стихи, беседовал.

Как ученого-лингвиста, его интересовали маленькие дети, так как учась говорить на языке, они очень творчески относятся к запоминанию, сами создают свои формы слов, новые слова и выражения. В книге «Маленькие дети» (1928) собрана коллекция таких находок Чуковского. Тогда же вышла знаменитая книга «От двух до пяти» – исследование детской речи.

«Взрослая» жизнь Чуковского-литератора складывалась крайне драматично. Он никогда не занимал должностей в Союзе писателей и не имел отношения к официальной работе писательской организации, не вписывался и в рамки советской педагогики и психологии.

Его недоброжелателям казалось, что Чуковский желает сохранить всё отжившее, былое, ненужное новому обществу и государству.

Активно выступила против Чуковского Н.К. Крупская, написав в 1928 году критическую статью в газете «Правда». Её мысль в связи с творчеством Чуковского для детей была такова: зачем вообще сказки, ведь они мешают воспринимать реальность. Вывод: произведения Корнея Чуковского детям давать не надо.

«Муха-цокотуха» была виновна в том, что собирала гостей на именины (что за религиозный пережиток?!), по поводу «Тараканища» и намёка на усы товарища Сталина высказались очень многие.

И пошла «чуковщина» – травля, сводящаяся к тому, что сказки Чуковского ужасны, поскольку «не учат детей быть частью коллектива, не дают правильных установок». Автор писал объяснительные, оправдывался.

В 1935 году его произведения запретили. Чуковский был раздавлен, у него не было денег, не осталось тех, кто мог бы его поддержать, многие друзья и коллеги отвернулись от него...

Он справился... И до сих пор, в 20-е годы XXI века, остаётся самым издаваемым в России детским писателем.

Всякое приходилось писать самому Чуковскому, в том числе – оправдываться перед цензорами; многое написано о нём его коллегами. Если интересует наиболее ясная картина того, что происходило в жизни этого талантливого человека, почитайте дневники Корнея Чуковского, которые были впервые изданы в 90-е годы прошлого века. Чуковский вёл дневник, начиная с 1901 года и на протяжении всей своей жизни.

Чуковский прожил долгую и трудную жизнь. Потерял дочь Муру (она была больна туберкулёзом), во время войны пропал без вести его сын Борис. Позже похоронил и другого сына, Николая.

Помогал арестованным и семьям репрессированных.

В конце концов и Советская власть приняла литератора Корнея Чуковского. Он получил Ленинскую премию за книгу «Мастерство Некрасова» (1962).

Постепенно появилась возможность издать ранние статьи Чуковского, посвящённые людям, чьи имена были в СССР под запретом.

В 60-е годы Чуковский построил на собственные средства и снабдил книгами библиотеку, став основателем детской библиотеки в Переделкино. Здесь он прожил большую часть своей жизни, на даче, где теперь действует его Дом-музей.

В доме-музее в Переделкино экскурсовод рассказала нам, что Чуковский стал в некотором роде заложником своих сказочных стихов. Полное собрание его сочинений составляет 15 томов. А широкий читатель знает только детские стихи. На вопрос, что почитать у Чуковского в первую очередь, она посоветовала его воспоминания, названные «Современники. Портреты и этюды». Издание ЖЗЛ, 1962.

В писательском посёлке Переделкино любят и чтят Чуковского. Продолжают его традиции. Неподалеку от дома Корнея Ивановича собираются традиционные костры. Начиная с 1955 года, писатель дважды в год собирал ребят неподалеку от своей дачи, на поляне. В центре поляны сооружали сцену. Приходили жившие в посёлке писатели и актёры, певцы общались с детьми. За вход нужно было внести плату: пара шишек – в самый раз. Майский костер назывался «Здравствуй, лето!», а сентябрьский – «Лето, прощай!».

В зрелые годы Чуковский записал: «Когда-то в своей книге «От двух до пяти» я опубликовал заповеди для детских поэтов, но только теперь догадался, что ко всем этим заповедям следует прибавить ещё одну, может быть, самую главную: писатель для малых детей непременно должен быть счастлив. Счастлив, как и те, для кого он творит. Таким счастливцем порою ощущал себя я, когда мне случалось писать стихотворные детские сказки».

К юбилею писателя, в 2022 году издательство «ПЛЮМБУМ.ПРЕСС» (главный редактор – Мария Попова) на средства по подписке издало Литературный календарь «Поэты и писатели – Чуковскому». О своём Чуковском на страницах календаря рассказывают Дмитрий Артис, Мария Затонская, Мария Аверина, Ксюша Жукова, Евгений Сулес, Мария Попова и другие поэты и прозаики.

Действует сайт семьи. В числе прочего здесь можно прослушать некоторые произведения в исполнении автора.

Корней Чуковский, «Современники. Портреты и этюды», фрагмент

ЧЕХОВ

ГЛАВА ПЕРВАЯ

I

Он был гостеприимен, как магнат. Хлебосольство у него доходило до страсти. Стоило ему поселиться в деревне, и он тотчас же приглашал к себе кучу гостей. Многим это могло показаться безумием: человек только что выбился из многолетней нужды, ему приходится таким тяжким трудом содержать всю семью – и мать, и брата, и сестру, и отца, – у него нет ни гроша на завтрашний день, а он весь свой дом, сверху донизу, набивает гостями и кормит их, и развлекает, и лечит!

Снял дачу в украинском захолустье, еще не видел ее, еще не знает, какая она, а уже сзывает туда всяких людей из Москвы, из Петербурга, из Нижнего.

А когда он поселился в подмосковной усадьбе, его дом стал похож на гостиницу. «Спали на диванах и по нескольку человек во всех комнатах, – вспоминает его брат Михаил, – ночевали даже в сенях. Писатели, девицы – почитательницы таланта, земские деятели, местные врачи, какие-то дальние родственники», званые и незваные, толпились у него по целым неделям.

Но ему было и этого мало.

«Ждем Иваненко. Приедет Суворин, буду приглашать Баранцевича», – сообщал он Нате Линтваревой из Мелихова в девяносто втором году.

А заодно приглашал и ее. Причем из следующих его писем оказывалось, что, кроме этих трех человек, он пригласил к себе и Лазарева-Грузинского, и Ежова, и Лейкина и что у него уже гостит Левитан!

Восемь человек, но и это не все: в доме постоянно ютились такие, которых даже не считали гостями: «астрономка» Ольга Кундасова, музыкант Мариан Семашко, Лика Мизинова, Мусина-Пушкина (она же – Дришка, она же – Цикада), какая-то Лесова из Торжка, какая-то Клара Мамуна, друзья его семьи, завсегдатаи и великое множество случайных безыменных людей.

От этого многолюдства он, конечно, нередко страдал. «С пятницы страстной до сегодня у меня гости, гости, гости... и я не написал ни одной строки». Но даже это не могло укротить его безудержной страсти к гостям. В том же письме, где помещена эта жалоба, он зовет к себе ту же Кундасову, в следующем – Владимира Тихонова, в следующем – Лейкина, в следующем – Ясинского, а из следующего мы узнаем, что у него гостят и Суворин, и Щепкина-Куперник, и таганрогская Селиванова-Краузе!

Звал он к себе всегда весело, бравурно, игриво, затейливо, словно отражая в самом стиле своих приглашений атмосферу молодого веселья, которая окружала его.

«Ну-с, сударь, – писал он, например, редактору «Севера», – за то, что Вы поместили мой портрет и тем способствовали к прославлению имени моего, дарю Вам пять пучков редиски из собственного парника. Вы должны приехать ко мне (из Петербурга! за шестьсот верст! – К.Ч.) и съесть эту редиску».

И вот как приглашал он архитектора Шехтеля:

«Если не приедете, то желаю Вам, чтобы у Вас на улице публично развязались тесемки (белья. – К.Ч.)...».

Таково же его приглашение водевилисту Билибину:

«Вы вот что сделайте: женитесь и валяйте с женой ко мне... на дачу, недельки на две... Обещаю, что Вы освежитесь и великолепно поглупеете».

Дело здесь не в радушии Чехова, а в той огромной жизненной энергии, которая сказывалась в этом радушии.

Зазывая к себе друзей и знакомых, он самыми горячими красками, как бы пародируя рекламу курорта, расписывал те наслаждения, которые их ожидают:

«Место здоровое, веселое, сытое, многолюдное...», «Теплее и красивее Крыма в сто раз...», «Коляска покойная, лошади очень сносные, дорога дивная, люди прекрасные во всех отношениях», «Купанье грандиозное».

Приглашал он к себе очень настойчиво, не допуская и мысли, что приглашаемый может не приехать к нему. «Я обязательно на аркане притащу Вас к себе», – писал он беллетристу Щеглову. Большинство его приглашений были и вправду арканами, такая чувствовалась в них настойчиво-неотразимая воля.

«Ненавижу Вас за то, что Ваш успех мешает Вам приехать ко мне», – писал он одному из приятелей.

И другому:

«Если не приедете, то поступите так гнусно, что никаких мук ада не хватит, чтобы наказать Вас».

И в третьем письме спрашивал Лику Мизинову:

«Какие муки мы должны будем придумать для Вас, если Вы к нам не приедете?».

И угрожал ей дьявольскими пытками – кипятком и раскаленным железом.

И писал сестре об одной из своих сумских знакомых:

«Если она не приедет, то я подожгу ее мельницу».

Эта чрезмерная энергия его приглашений и просьб часто тратилась им почти без разбору. Всякого он звал к себе так, словно тот был до смерти нужен ему, хотя бы это был утомительно шумный Гиляровский или мелкотравчатый, вечно уязвленный Ежов.

Напрасно мы перебираем в уме имена старых и новых писателей – ни одного мы не может припомнить, наделенного таким размашистым и щедрым радушием. Казалось бы, оно гораздо более пристало писателям-барам, владельцам помещичьих гнезд, чем этому внуку крестьянина, сыну убогого лавочника, но ни одна столбовая усадьба и за десять лет не видала под своими древними липами такого нашествия разнообразных гостей, какое было повседневным явлением в «обшарпанном и оборванном» Мелихове.