.png)
Илья Арнольдович Ильф (наст. имя – Иехил-Лейб Файнзильберг) родился 15 (3) октября 1897 года в Одессе, в семье банковского служащего.
В 1913 окончил техническую школу. Сменил много рабочих мест, был чертежником, телефонным монтером, токарем на авиационном заводе и на фабрике ручных гранат, статистиком, бухгалтером. Однако с ранних лет мечтал заниматься литературой.
Стал членом президиума Одесского союза поэтов, был редактором юмористического журнала «Синдетикон», публиковал в нем стихи под женским псевдонимом.
Постоянный псевдоним Илья Ильф – комбинация начальных букв имени и фамилии – появился примерно в это время.
В 1920 году в Одессе действовало ЛИТО «Коллектив поэтов», в которое входили Э. Багрицкий, Л. Славин, Ю. Олеша, В. Катаев. В кафе «Пэон IV», где собирался «Коллектив…», бывал и Ильф. Иногда читал свои стихи, но чаще критиковал, весьма язвительно и профессионально.
Как литератор, сотрудничал с ЮгРОСТА, Южным отделением Российского телеграфного агентства. Здесь Ильф с молодыми коллегами по перу сочиняли фельетоны и частушки-агитки на злобу дня.
Писал заметки в Одесские журналы, печатался в газете «Моряк». Особенностью его творческой манеры с самого начала были краткость и афористичность.
В 1923 году Илья Ильф переехал в Москву, работал библиотекарем, затем – литературным редактором газеты «Гудок». Об этой работе К. Паустовский написал в рассказе «Четвертая полоса»: «В комнате (…) сидели за длинными редакционными столами самые веселые и едкие люди в тогдашней Москве – сотрудники «Гудка» Илья Ильф, Олеша, Булгаков и Гехт. Склонившись над столами и посмеиваясь, они что-то быстро писали на узких полосках бумаги, на так называемых гранках». Известно, что они делали литературную правку заметок корреспондентов, а также писали и авторские сатирические материалы.
Ильф в те годы занимался не только сатирой. Он также писал очерки и рассказы о героях и событиях Гражданской войны («Рыболов стеклянного батальона», «Маленький негодяй», очерк «Страна, в которой не было октября»). В то время он подписывал свои публикации одной буквой И (И.).
Также печатался в журнале «Советский экран», газете «Вечерняя Москва» и других изданиях.
В 1925 году Ильф побывал в Средней Азии, где открывался Турксиб (железная дорога из Сибири в Среднюю Азию), также участвовал в агитрейсе по Волге. По результатам поездки написал серию очерков «Москва-Азия».
В редакции «Гудка» познакомился с Евгением Петровым. Их совместная работа началась в 1927 году, после возвращения Петрова из армии. Начали с «четвёртой полосы» «Гудка», а также предлагали темы для рисунков и писали фельетоны для журнала «Смехач». Их совместные юмористические рассказы печатались в газете «Правда».
Объединиться в творческий союз Ильфу и Петрову предложил брат Евгения Петрова, Валентин Петрович Катаев. Творческим методом Ильфа были длительные прогулки (он приучил к ним и соавтора) и продолжительные беседы. Каждую фразу писатель подолгу оттачивал.
В 1928 в журнале «30 дней» был опубликован роман Ильфа и Петрова – «Двенадцать стульев». Сюжет соавторам подсказал В. Катаев – предложил название и некую «историю, связанную с поиском стульев». Планировали писать втроём. Ильф и Петров приготовили черновик для последующей правки маститым писателем. Но прочтя его, Катаев понял, что роман готов и без его участия. Единственное условие автора идеи – это посвящение. С посвящением В.П. Катаеву в начале роман публикуется до сих пор.
Сюжет – поиски сокровищ мадам Петуховой, спрятанных в одном из стульев гарнитура, – не главное в этом произведении; важнее приключения, которые происходят с героями в стране времён нэпа. Произведение имело успех у читателей, критики отозвались о нём холодно.
Самая первая публикация романа подверглась цензурным сокращениям, их продолжали вносить последующие десять лет. В результате объём книги уменьшился на треть.
Тем не менее, писатели Ильф и Петров стали чрезвычайно популярны, а главный герой романа Остап Бендер со временем стал символом эпохи. Убив Бендера в конце первого романа, авторы были вынуждены оживить полюбившегося читателям персонажа в романе «Золотой телёнок» (1931).
Сюжет романа развивается в двух направлениях – рассказывается история подпольного миллионера Корейко, а Остап Бендер на этот раз мечтает заполучить миллион.
В 1933–1934 году Ильф и Петров проехали по Западной Европе, посетили Италию и Францию. В 1935–1936 году предприняли путешествие на автомобиле по США. Были написаны очерки, а также книга «Одноэтажная Америка».
К моменту возвращения из поездки Илья Ильф был серьёзно болен. В 1937 году скончался от туберкулёза. Похоронен на Новодевичьем кладбище.
В декабре 1948 года вышел проект постановления секретариата ЦК ВКП(б) «О грубой политической ошибке издательства «Советский писатель»», после которого два главных романа Ильфа и Петрова, как искажающие советскую действительность, в течение нескольких лет не переиздавались.
При этом отмечается, что популярность похождений Бендера у читателей не ослабевала.
Переиздания произведений Ильфа начались с 1956 года, правда, с цензурными купюрами.
В авторской редакции роман «12 стульев» был выпущен в 1999 году, реконструированный по архивным материалам М. Одесским и Д. Фельдманом.
Среди других произведений Ильфа и Петрова – романы «Светлая личность» (1928) и «1001 день, или Новая Шахерезада» (1929).
«Записные книжки» (1925–1937) И. Ильфа Е. Петров подготовил к изданию после смерти соавтора. Выделяют фельетоны и очерки И. Ильфа – «Меблировка города», «Кандидаты», «Метрополитеновы предки», «Любимый трамвай», «Записки провинциала», «Блудный сын возвращается домой», «Веселящаяся единица» и др.
По произведениям Ильфа и Петрова поставлены фильмы «Золотой теленок» (1968, режиссер М. Швейцер), «Двенадцать стульев» (1971, режиссер Л. Гайдай), телевизионные фильмы «Ехали в трамвае Ильф и Петров» (реж. – В. Титов, 1971), «12 стульев» (1976, режиссер М. Захаров).
Кроме романов, Ильф и Петров вместе написали несколько киносценариев: «Праздник святого Иоргена» (в составе сценарной группы – авторы интертитров, реж. – Г. Протазанов, П. Подобед, 1930), «Черный барак» (реж. – Н. Горчаков, 1933), «Однажды летом» (реж. – Х. Шмаин, И. Ильинский, 1936), «Цирк» (совм. с В. Катаевым, по пьесе Ильфа, Петрова и Катаева «Под куполом цирка», реж. – Г. Александров, 1936).
В 2015 году вышел сборник И. Ильфа «Записки провинциала. Фельетоны, рассказы. Очерки», – всё, что Ильф написал не в соавторстве.
Об И. Ильфе и Е. Петрове можно почитать по ссылке.
В своих воспоминаниях о соавторе Е. Петров так писал о совместном творчестве: «Сочинять вдвоем было не вдвое легче, как это могло бы показаться в результате простого арифметического сложения, а в десять раз труднее. Это было не простое сложение сил, а непрерывная борьба двух сил, борьба изнурительная и в то же время плодотворная. Мы отдавали друг другу весь свой жизненный опыт, свой литературный вкус, весь запас мыслей и наблюдений. Но отдавали с борьбой. В этой борьбе жизненный опыт подвергался сомнению. Литературный вкус иногда осмеивался, мысли признавались глупыми, а наблюдения поверхностными. Мы беспрерывно подвергали друг друга жесточайшей критике, тем более обидной, что преподносилась она в юмористической форме. За письменным столом мы забывали о жалости. Со временем мы все чаще стали ловить себя на том, что произносим одно и то же слово одновременно. И часто это было действительно хорошее, нужное слово, которое лежало не близко, а далеко. И хотя оно было произнесено двумя, но едва ли могло прийти в голову еще трем или четырем. Так выработался у нас единый литературный стиль и единый литературный вкус. Это было полное духовное слияние».
Илья Ильф, Рыболов стеклянного батальона, рассказ
– Посмотрел я на эту рыбу…
Человеку, который это говорил, было тридцать лет. А мы валялись по углам вагона и старались не слушать.
– После рыбы хорошо пить чай, – продолжал голос.
Мы – это первый взвод батальона. Никому не было известно, какого полка мы батальон. Числом мы тоже не подходили: всего шестьдесят человек. Но нас называли батальоном.
– Стеклянный батальон! – сказал комендант Гранитной станции, когда нас увидел.
– Рвань! – добавил комендант. – Я думал, хороших ребят пришлют, а они все в очках!
Мы остались на охране Гранитной. Потом комендант переменил свое мнение, но кличка пошла в ход, и мы так и остались стеклянным батальоном.
– Посмотрел я на эту рыбу…
Никто даже не шевельнулся. От пылающего асфальтового перрона, шатаясь, брел ветер. Горячий воздух сыпался, как песок.
Это был девятнадцатый год.
Я поднялся и вышел. Лебедь пошел за мной. Это он рассказывал про рыбу. Он всегда говорил о ней. Далась ему эта рыба.
Я пошел на станцию. Лебедь двинулся в противоположную сторону, и я знал, куда он идет.
Было очень скучно и очень жарко. Охрана станции – дело простое, а газеты не приходили уже вторую неделю.
Разгоряченный асфальт обжигал подошвы, с неба, треща и всё разрушая, сыпалась жара.
У стенки, в тени, где стоял накрытый гимнастеркой пулемет, я обернулся. Лебедь был уже далеко. Виднелась только его плывущая в пшенице голова.
– Куда пошел? – закричал я.
Голова обернулась, что‐то прокричала и унеслась дальше. Впрочем, я знал, куда пошел Лебедь.
Ему было идти версты полторы. До пруда. Там он удил рыбу, о которой говорил.
– Всё к ней ходит? – спросил пулеметчик, зевая.
– Ходит, – сказал я. – А что слышно?
– Да ничего. Мохна, говорят, у Татарки стоит. Врут. Чего ему сюда идти? Не его район! А насчет рыбы Лебедь, конечно, запарился. Мне стрелочник говорил. Никогда ее там не водилось.
Я ушел.
История рыбы такая. Видел ее в этом пруду один только Лебедь.
– Длинная и толстая. Вроде щуки.
Смеялись над ним сильно. Ну, откуда же в пересохшей луже рыба? Дела нет, скучно – и пошел смех, один раз вечером даже спектакль об этом устроили.
Первый акт. Сидит Лебедь и свою любовь к рыбе доказывает. Второй акт. Рыба свою любовь к Лебедю доказывает. Третий акт. Показывают ребенка грудного, который от этих доказательств произошел.
Совсем не остроумно. Ребенка у сторожихи одалживали. Очень скучно уж было и жарко.
Однако Лебедя этим довели до каления. Сидит и только об одном:
– Посмотрел я на эту рыбу…
Просто бред. Поклялся Лебедь, что эту рыбу поймает и все докажет.
Если человек захочет, то все сможет. Изо всякой дряни Лебедь сколотил себе удочку и днем сидел над своей помойницей лужей.
Комендант и рыболовом его называл, и вообще крыл – не помогало. Дежурство кончит, о рыбке поговорит и сейчас же к ней на свидание. Удочку несет и винтовку. Без винтовки нам отходить от станции не позволяли.
Солнце в беспамятстве катилось к закату. Телеграфные провода выли и свистели. Швыряя белый дым, вылез из‐за поворота паровоз и снова ушел за поворот. В пшенице кричала и плакала мелкая птичья сволочь. Солнце сжималось, становилось меньше и безостановочно падало. Луна пожелтела, и поднялся ветер.
Батальон вылез из темных углов, где прятался от жары. Семафор проснулся и открыл зеленый глаз.
Пришел долгожданный вечер. Лебедя все не было. Черные тени уцепились за станционные постройки и попадали на рельсы.
– Не рыбу он видел, а русалку! Сам же он говорил, что только хвост видел! Разве человек из‐за рыбы станет, как головешка? Рыба, рыба… У ней только хвост рыбий.
Комендант вышел из телеграфа, засовывая в карманы узенькие ленточки телеграмм, и сейчас же пошел переполох. То, что казалось выдумкой днем, вечером сделалось правдой. В Татарке сидели банды.
Фонари, шипя, погасли. Гранитную захлопнуло темнотой. Первый взвод нахмурился и забросил за спину винтовки.
Первый взвод, мой взвод и взвод Лебедя, выступал в сторожевое охранение на версту в сторону Татарки.
– Где Лебедь? – кричал комендант. – Ну, я этому рыболову покажу! Никогда его на месте…
Комендант не кончил. Со стороны пруда грохнул и покатился выстрел. Потом еще два. Остальное сделалось вмиг.
Первый взвод никуда не пошел. Идти было уже некуда: шли к нам.
Пулемет затарахтел по перрону и пошел вбок. Я посмотрел в лицо залегшего со мной рядом. Оно было желтое от света желтой луны. И сейчас же ударил пулемет. Внезапная атака махновцам не удалась. Гранитная уже была предупреждена выстрелами с пруда.
Тишина пропала. Все наполнилось звоном, грохотом и гулом. В черное лакированное небо полетели белые, розовые и зеленые ракеты. Из цепи брызгали залпами. Луна носилась по небу, как собака на цепи. Тишина пропала. Атака пропала. Они не подошли даже на триста шагов. Вслед резал пулемет. Вслед в спину догоняли пули. Атака была отбита.
Атака была отбита, но на другой день мы хоронили Лебедя. – Я, товарищи, плохо такие речи говорю, – сказал комендант. – Что говорить? Не сиди он там у пруда вчера – еще неизвестно, что было бы! Может, их сила была бы! Могли взять врасплох!
А стеклянный батальон кидал землю на могилу рыболова. Но в тех рассказах, которые шли потом, его больше рыболовом не называли. А сторожиха плакала даже.
1923
Автор статьи: Великанова Юлия.
