Екатерина Барбаняга о романе Алексея Крупенкова «Торный путь»

Екатерина Барбаняга о романе Алексея Крупенкова «Торный путь»

Роман Алексея Крупенкова «Торный путь» сложно определить к какому-либо конкретному жанру. С одной стороны, это фантасмагория, с другой – поучительная сказка, с третьей – психологический роман, с четвертой – отчаянная сатира. Автор собирает всего по чуть-чуть, надеясь, что каждая из частей сможет дополнить другую, создав объем, напоминающий саму жизнь.

Описанные в романе события разворачиваются на небольшой и замкнутой территории – в малопримечательном селе Антибесики, возможно, в девяностые годы двадцатого века, хотя точных отсылок ко времени автор не дает. Название для села выбрано не случайно, в нем ощущается заложенное в основание всего романа противоречие. То ли «анти», то ли «бесы», герои романа, служители и прислужники церковного культа, пытаются разобраться в собственной душе, но неизменно погрязают еще больше в греховном болоте. До поры до времени хмельная и беспросветная жизнь героев идет привычным путем, но происходит чрезвычайное происшествие – исчезает священник Кузьма. В приход направляют своего «ревизора», который взбаламучивает жизнь прихожан и ставит все на новый лад.

Роман начинается с диалога между чтецом, пьяницей Алексеем, и кладбищенским дворником стариком Степаном. Один из собеседников вопрошает: как же так происходит, что и сами священники грешат, да и в храме, куда люди за спасением приходят, происходят отвратительные вещи? Другой пытается образумить его, направляя фокус зрения на «себя самого». Тема актуальная, сложная, поэтому после такого яркого начала, практически «с козырей», вполне справедливо ожидать глубокой психологической прозы.

Серьезная тема внутреннего раскола паствы, неоднозначности правил церковной жизни, тема человеческих страстей, которым не чужды и священники, и простые миряне – эта тема требует дерзости, откровенности с самим собой, желания пойти вглубь. Местами – исследовательской сноровки и доверия собственному перу. Но появляется какой-то мистический элемент, роман превращается в фантасмагорию, и взятый нерв обрывается, превращаясь в пафосную шутку.

«— Бельфегор, это ты?

 — Я это! Я! — ответил хриплый голос из темноты.

Алёша вскрикнул от неожиданности и, сделав шаг назад, оступился на чём-то мягком. Упал на спину и здорово ударился затылком. Мягкие лапы приземлились ему на пузо, и светящиеся глаза приблизились к самому носу. У него на животе сидел растрепущий черный кот».

Вместе с котом Бельфегором в роман врывается тот самый мистический элемент, из-за которого повествование приобретает черты фантасмагории.  Хотя этот элемент настолько незначительный, что сложно понять, для чего он понадобился автору.

Здесь трудно не заметить прямой аллюзии к Булгаковским персонажам. Дворник Степан немного напоминает Коровьева, черный его питомец – кота Бегемота. Правда, в отличие от Бегмота, Бельфегор скорее положительный персонаж. Можно даже сказать, что это единственный положительный персонаж из всех героев романа Алексея Крупенкова. Он пытается спасти жизнь чтецу Алексею, лечит боль Тамары, будит полузамерзшего дьякона Матфея.  Как будто один кот и делает что-то важное.

В предисловии к роману за авторством Галины Михайловны Головиной, говорится, что не следует искать среди персонажей романа главного героя, «ибо главный герой романа — Храм, объединивший в себе людей с разными характерами, судьбами и взглядами на жизнь». С этим выводом сложно согласиться, как раз Храм никоим образом не является в данном романе действующим лицом. Он скрепляет персонажей, как канцелярский клей, но фокус зрителя направлен на каждого отдельного героя. Персонажи – именно то, что удалось автору лучше всего. Иногда даже создается ощущение, что удалось против авторской воли, потому что последний не распознал каждого из них до конца, не ушел вглубь его личности.

Например, образ священника Кузьмы, корыстолюбца, названного именем святого бессребреника. Сам себе он кажется важным, красивым, благородным, а на паперти еле связывает слова и его хочется пожалеть. Это интересное противоречие, разлом. Даже в описании этого героя автор обнаруживает любопытные образные находки: подрясник, который можно надеть рваной стороной или опрятной.

«Руки протопопа молниеносно перестегнули полы подрясника заплатками вперёд и поменяли дорогой крест на маленький белый крестик. В последнюю секунду взъерошив волосы на голове и придав лицу скорбное выражение, отец Кузьма предстал перед родственниками другой покойной нищим сельским священником со скорбным лицом и немытой, сальной головой».

Через образ, через такие детали гораздо яснее и тоньше можно передать характер. Как это делает Гоголь в «Мертвых душах» или в «Ревизоре», или как Чехов в своих коротких трагикомичных рассказах. У Алексея Крупенкова герои выходят тоже выпукло-карикатурные. Правда, иногда чересчур, и становится сложно понимать, к чему такое нагромождение.  Даже монахиня в монастыре, встречающая паломников (незначительный персонаж), и та – двухметровая, толстая, беззубая, с психическим взглядом, к тому же вечно жующая конфеты.

Несмотря на серьезную тематику, роман полон разнообразных нелепостей, вроде «томных пяток», анекдотичных бандитов, несовпадений по времени, противоречий в построении фраз: «сам того не понимая, нёс чушь и ахинею (...) с целью выдать свою Данаю замуж за уже освободившегося жениха». Бросается в глаза наслоение разной по стилю лексики, то возвышенно-поэтической, то разговорной, то жаргонной, то обиходно-церковной. В этом слабые места романа, будто смотришь на какую-то вещь, которая обещала быть полезной, а оказалась местами сломанной.

Многие сноски совсем необязательны. Даже если читатель мало сталкивался с приходской жизнью, с Церковью, его общий культурный уровень включает знание таких понятий, как: «рококо», «одесную», «акафист». Иногда авторские мудрствования кажутся излишними, отяжеляют и так сложный текст. Если данный роман подразумевался как просветительский или катехизаторский, то с этой задачей он не справился.

У автора чувствуется желание пойти вглубь – изучить характеры, повадки, устройство души человека. Иногда прорываются очень точные замечания: в воспоминаниях отца Кузьмы о детстве, алтарницы монахини Тамары – о ее молодости, об отношениях со смертельно больной матерью, в рассказе о Гришке и его отце. Но автор будто стесняется в этих моментах сам себя и поскорее пытается вернуть себе маску игривого сатира. Продолжить свою карикатурную юмореску, обесценивая таким образом собственные психологические находки:

«Допев песню, дьякон сел на бревно около забора, долго молчал, смотрел в одну точку, потом достал из кармана бутылку, выпил и, закусив горстью снега, заплакал».

О повесившемся священнике: «...А помнишь, Господи, как его чуть не сожгли?! Все те рыла, которые ходили к нему на исповедь и улыбались, мучили его спьяну. Вечером дом его подожгут, утром на исповедь. Пока он службу служит, огород его обнесут, а утром на исповедь. Ночью собаку его зарезали и снова каяться бегут... а он прощал и терпел».

Чувствуется в некоторых репликах героев и собственная авторская боль, и ярость:

«В моей голове не укладывается многое. Я часто слышу «жить по воле Божьей», «на всё воля Божья». Но как же моя воля? Ведь человеку дана свобода? Если мы живём по воле Божьей, то наша свобода упраздняется? А если мы живём по своей воле, то и фраза «по воле Божьей» становится бессмысленной».

Самые сильные места в романе – история монахини Тамары и отца Амвросия, их сложное прошлое, разлучившее и причудливо соединившее их снова. Две тихие, сложные судьбы, с выраженным характером и эмоциями, хитро сплетенные вместе, несмотря на жизненные обстоятельства. И кульминация – страстная Пятница, время воспоминания о смерти Иисуса Христа. Именно в этот день с амвона звучит проповедь уже мертвого священника, и автор рисует картину целования креста покойниками. В этот момент роман Алексея Крупенкова обретает глубину.

Дворник Степан, пьющий, сомневающийся и протестующий по молодости, в конце романа называет себя одним из имен Бога. Это отсылает читателя к известной притче, в которой один сапожник ожидает Господа в гости. Господь все никак не приходит, зато приходит сначала плачущий мальчик, затем скорбящая женщина и ближе к ночи – странник, просящийся на ночлег. С грустью думает сапожник, что обманул его Господь и не пришел, а ночью видит сон, в котором Бог говорит ему: «Трижды сегодня приходил к тебе». Вполне возможно, что именно в лице Степана героев посещал Бог, они не были Им оставлены.

Кажется, понимание того, что автор пишет и для чего, приходит к нему только в середине работы, но ему не хочется вычеркивать всю предыдущую часть или же привести ее в порядок согласно настоящей цели. От этого роман выглядит сумбурным, местами карикатурно-анекдотичным, как собранное из разных сподручных материалов огородное пугало. Но благодаря своим персонажам, сложным и живым, можно сказать, что у него есть если не ум, то хотя бы доброе сердце.

Произведение Алексея можно прочитать по ссылке.

Крупенков Алексей Николаевич - 30.03.1984 г. р. Родился и вырос в Санкт-Петербурге. Окончил институт Богословия и Философии (ИБиФ). Учился в СПб Духовной Академии и Семинарии (СПбДАиС), оставил учебу после второго курса. 1998 - 2018 работал в РПЦ в должности чтеца, преподавал в воскресной школе, был катехизатором и куратором борцовского патриотического клуба при Спасо-Преображенском соборе г. Санкт-Петербурга. В 2018 году сменил род деятельности. В 2021 был участником международной ярмарки интеллектуальной литературы non/fictioN 22 с книгой «Фатум».