Генрих Манн: «Мы хотим верить в возрождение гуманизма». К 150-летию со дня рождения писателя и гуманиста-прорицателя Генриха Манна

Генрих Манн: «Мы хотим верить в возрождение гуманизма»

(Татьяна Лещинская, перевод с немецкого: Wilhelm v. Sternburg, FR, 26.03.2021)

18 января 1871 года, примерно за десять недель до рождения писателя Генриха Манна (27 марта), в Зеркальном зале Версаля была провозглашена Германская империя. Сын сенатора и почётного гражданина Любека, Генрих Манн умирает 11 марта 1950 года в Санта-Монике (Калифорния, США). Незадолго до смерти он собирался переехать в Восточный Берлин, чтобы возглавить Академию искусств ГДР, первым президентом которой был заочно избран. Творение Бисмарка – объединённая Германия – снова погибло. Разделённая Германия по большей части лежит в руинах, соотечественники Манна морально дискредитированы беспрецедентной в истории народов войной.

«Подобные дикие знаки всегда сопровождают моменты развития цивилизации, полные самых больших надежд», – пишет Манн в последней главе своей итоговой работы «Обзор века», которая снабжена многочисленными автобиографическими вставками. Его гуманистические убеждения, вера в силу духа и силу слова, заимствованные у Ницше, пережили две мировые войны и варваризацию Германии. Ещё будучи молодым писателем, Манн однажды сказал о том, что изложение истины «должно быть высшим стремлением писателя». В 1909 году после публикации романа «Маленький город» он сообщает другу: «Хочется верить, верить в возрождение гуманизма, несмотря на то, что мы знаем людей ...» Даже в 1933 году, уже во французском изгнании, он пишет в эссе: «От людей, их желания и их воли зависит, наступит ли эпоха разума».

Его самые главные учителя, помимо Ницше, – уроженцы Франции, которая после нескольких лет пребывания Манна в Европе станет его второй духовной родиной. Жан-Жак Руссо закладывает основы веры в то, что человек «воспитуем», Густав Флобер помогает Манну преодолеть эстетизм, Оноре де Бальзак позволяет ему увидеть глубины современного материализма, а Эмиль Золя заостряет внимание на политическом и социальном аспектах.

Главным социальным завоеванием Французской революции он считает свободу и братство. Он убеждён, что Октябрьская революция в России откроет путь к равенству, на которое ссылались еще в 1789 году. Тем не менее, он так и не стал догматичным коммунистом. Напротив: «Диктатура даже самых продвинутых людей остается диктатурой и заканчивается катастрофами». Он пишет о будущем, в котором будут уважать свободу личности, а интеллектуальный скептицизм сделает возможной толерантность, которая преодолеет фанатизм твёрдых убеждений.

Уже при жизни Генриха Манна «реальные политики» высмеивали его как идеалиста и мечтателя. Даже в годы противостояния Востока и Запада поворот к социализму, которым его литературная деятельность отнюдь не ограничивалась, заставил идеологов резко осудить его. То, что он признал чувственность частью человеческой жизни и иллюстрировал это во многих своих романах, возмущало лицемерных пуритан еще в годы правления Вильгельма. Публикация романа «Верноподданный» в журнале «Zeit im Bild» незадолго до начала войны 13 августа 1914 года была отменена. Сатира на вильгельмовское общество была невыносима для одурманенных националистов. Книга была опубликована только в 1919 году и имела грандиозный успех.

Верно и то, что в некоторых вопросах Генрих Манн ошибался, – недооценивая сложности баланса между индивидуальной свободой и насилием, а также проблему власти при воспитании «хороших» людей. Его призыв к диктатуре разума забывает о принуждении, которое может стоять за таким требованием. Позже он не хотел обращать внимание на роль Сталина и показательные процессы, которые тот инициировал. В 1930-е годы он был видным и энергичным сторонником политики Народного фронта и долгое время не признавал двуличия немецких коммунистов, которыми руководил Вальтер Ульбрихт[1].

Между прочим, Генрих Манн пишет не только значительные романы, но и прозу, не свободную от колпортажа[2]. Но едва ли какой-либо другой немецкоязычный автор того времени изобразил политические и социальные бездны десятилетий глубочайших потрясений настолько точно, объективно, без иллюзий и занимательно, как этот писатель, который страдал от болезней, материальных трудностей и личных неурядиц. Долгие годы он жил один в Европе (в Риме, во Флоренции, в Риве, в Париже, в Мюнхене) в маленьких номерах пансионов и гостиниц и писал – часто в творческом упоении – роман за романом, эссе за эссе.

В годы Веймарской республики к нему, наконец, пришла долгожданная слава. В неспокойной республике Генрих Манн быстро стал одним из важнейших представителей демократической литературы. Его осыпали почётными должностями, он читал бесчисленные лекции в Германии и за рубежом, стал президентом секции поэзии Прусской академии искусств. В 1932 году Курт Гиллер в «Weltbühne» даже предложил его кандидатуру на выборах президента Рейха, чтобы помешать Гинденбургу или Гитлеру. «В Германии есть Генрих Манн», – с вызовом говорил Гиллер. Генрих Манн, прекрасно зная, что деятель всегда виноват, жаловался еще в годы империи, что в Германии слова, образ мыслей всегда расходятся с делом. В «Маленьком городе» один из его героев признается: «И, в конце концов, для человека, как для народа, более почётно хотеть добра и погибнуть на полпути, чем продолжать жить без вины, но бездействуя». Он критикует «всё увеличивающееся расстояние между немецкой идеей и народом». Он пытается нарушить сложившийся порядок: читает многочисленные лекции в годы Веймарской республики и пишет злободневные политические статьи.

Гуманист Генрих Манн прошел долгий духовный путь: от декаданса, символизма и эстетизма ранних писательских лет до реализма, который затем характеризует его великие романы, опубликованные в конце Империи и в Веймарской республике. В 1896 году, когда ему было около двадцати пяти, он даже некоторое время подвизался в качестве редактора реакционного, националистического и антисемитского журнала «Двадцатый век» – в мире мыслей, которые он позже с радостью опроверг. В то время он формулировал постыдные фразы: «Для нас сегодня война – это модель истинного порядка и, в более высоком смысле, самого порядка». Он не боялся сказать о евреях, бежавших в Германию, что они «свалились на нашу голову с востока с кучей грязного белья (в нескольких смыслах)». Комментируя требование Августа Бебеля – речь идёт о социалистическом преобразовании государства, – он предостерегает от «пролетарской тирании». Тогда он – дитя своего времени. Но в отличие от большинства своих соотечественников, он вовремя повзрослел.

В начале нового века Генрих Манн все чаще резко критикует монархию. «Быть ​​свободным, – писал он в 1910 году, – значит, быть справедливым и правдивым; это означает, что вы больше не можете выносить неравенство». В годы Веймарской республики он борется за демократию и предостерегает от власти насилия: «Империя фальшивых немцев и фальшивых социалистов, безусловно, будет построена на кровопролитии, но это пустяки по сравнению с реками крови, которые прольются после её падения» (1931).

Его вхождение в новый век началось с эссе «Духовность и власть». Как романист он усиливает критику социальной реальности империи. В романе «Земля обетованная», опубликованном в 1900 году, он в карикатурном ключе изобразил общество «прекрасных людей», которое охвачено безумием власти денег. Роман «Учитель Гнус» (1905, позже фильм «Голубой ангел» с Марлен Дитрих в роли Лолы пользовался успехом во всём мире) – тоже материалистичен. «Маленький город» (1910) – литературный гимн демократии Генриха Манна. «Верноподданный» – рассказ Дитриха Геслинга, «нежного ребёнка, который любил мечтать, но прежде всего, боялся и много страдал» – вероятно, самая успешная сатира на эпоху Вильгельма. «Социальные» романы Веймарских лет на самом деле немного похожи на колпортаж. Затем в Ницце, где он с 1933 года находится в изгнании, был создан шедевр – двухтомный роман «Генрих Четвёртый» о французском короле. В нем прослеживаются политические, социальные и философские убеждения писателя Генриха Манна.

Над личной жизнью Манна сгущаются тучи. Любимая сестра кончает жизнь самоубийством (вторая сестра идёт тем же путём). Первая жена Манна пережила концлагерь Терезиенштадт, но умерла через несколько дней после освобождения. Вторая жена, дочь рыбака Нелли Крёгер, верно сопровождает его в изгнании. Но, не выдержав одиночества в чужой стране, она в состоянии депрессии также покончила с собой.

Конфликт с младшим братом, который вскоре стал более успешным писателем, также омрачил жизнь Генриха на долгие годы. Мысли Томаса Манна[3] прошлых лет о войне и демократии, которые собраны в его «Соображениях аполитичного» (1918) иллюстрируют существенные различия в убеждениях «цивилизованного литератора» (Томас о Генрихе) и «выдохшегося писателя» (Генрих о Томасе) перед началом войны. Например, Томас писал: «Немецкое авторитарное государство – подходящая, удобная и желанная форма правления для немецкого народа».

Отчуждение нарастало и прежде: Томас, который всю жизнь боролся со своей скрытой гомосексуальностью, превращается в бюргера после женитьбы на девушке из богатой еврейской семьи Прингсхайм. Томас открыто осуждал и беспокойную жизнь брата, и его отношения с женщинами. Томас не признавал республику вплоть до 1922 года. Но серьёзная болезнь Генриха в том же году приводит братьев к осторожному сближению. Позже, находясь в американском изгнании, Томас будет поддерживать своего старшего брата, который окажется в бедственном материальном положении. Но настоящего примирения так и не случится.

Генрих Манн остаётся одиночкой, на него оказали влияние любовь к литературе и музыке (Генрих Манн всю жизнь обожал оперы Джакомо Пуччини), поиски любви (в молодости посещает портовые бордели Любека, а потом везде бродит по ночным улицам в поисках проституток). Он окунается в работу, которая держит его в напряжении. Подобно тому, как брат превращается в представителя буржуазии, чтобы контролировать пугающие его инстинкты, Генрих носит маску сына патриция и стоического космополита.

Но его великие романы и блестящие эссе не утратили своей актуальности для общества XXI века. Борьба за свободу духа, действия интеллектуальной элиты и сопротивление расистским настроениям не теряют важности и по сей день. Генрих Манн признаёт, что освобождение не означает равенство. «Во время прыжка в жизнь все равны, – говорится в «Обзоре века». – Но придётся потерпеть, если на самом деле ты обездолен, если ты родился бедным, если ты невежествен и, возможно, темнокож!»