«Физически не могу писать по-русски плохо»

«Физически не могу писать по-русски плохо»

110 лет со дня рождения русской литературной переводчицы Норы Галь

Нора Галь (Элеонора Яковлевна Гальперина) родилась 27 (14) апреля 1912 года в Одессе, в семье врача.

Отец Яков Исаакович провёл в заключении в ГУЛАГе в общей сложности 12 лет. Чтобы обезопасить семью, был вынужден развестись с женой. Реабилитирован в 1954 году.

Мать Фредерика Александровна после переезда семьи в Москву в 1917 году окончила юридический факультет МГУ, работала в Наркомате финансов.

Уже в школьные годы Нора (так звали Элеонору дома) серьёзно интересовалась литературой. В 13 лет были опубликованы её первые стихи, в 1935 году (через 10 лет) журнал «Молодая гвардия» напечатал её прозу – «Повесть о друзьях».

После окончания школы в 1929 году Норе было сложно поступить в институт: в Москве преимущество имели абитуриенты из рабочих и крестьянских семей. Наконец, удалось поступить в редакционно-издательский институт, который вскоре закрылся. И тогда она оказалась в МГПИ им. Ленина, на факультете языка и литературы. Окончила институт, аспирантуру, защитила кандидатскую диссертацию по творчеству французского поэта А. Рембо (1941). Стихи поэта Нора перевела сама.

С 1930 года в журналах «Интернациональная литература», «Литературное обозрение», «Литературный критик» начали появляться критические статьи Норы Галь, она писала о французской литературе.

Поэзия была модным увлечением в те годы. Больше всего Нора Галь любила стихи Б. Пастернака. Знала наизусть и других поэтов – Пушкина, Тютчева, Некрасова, Блока.

В 1944–1945 годах Нора преподавала западную литературу в полиграфическом институте, вела там же семинар по мировой литературе XX века.

Переводить начала во время войны, в 1942 году, с нового романа Н. Шюта «Крысолов». Но этот перевод не напечатали (роман оказался не подходящим), он был впервые опубликован в СССР только через сорок лет – в журнале «Урал», в сокращении. Полностью это произведение и другой роман Шюта «На берегу» (также в переводе Норы Галь) были изданы в 1991 году.

Новая французская литература стала для СССР временно недоступна. Роман «Крысолов» написан на английском, которого Нора не знала. Но у неё не было другого выхода, это была возможность работать. Справилась и с незнакомым языком. После войны вновь открылся доступ к французским новинкам.

С английского Галь переводила Ф. Брет Гарта, Э. Войнич, Ч. Диккенса, Т. Драйзера, Дж. Лондона, У.С. Моэма, О. Генри, Э. По, Дж. Сэлинджера, Г. Уэллса, О. Хаксли, с французского – Л. Арагона, А. Барбюса, А. Камю и А. Моруа.

Антуан де Сент-Экзюпери стал особой страницей в жизни переводчицы. Они познакомились в 1939 году, когда она делала заметку для журнала о романе Terre des Hommes («Планета людей»). Заметка не вышла – началась война, Франция оказалась оккупирована, но роман Нора позднее перевела.

Со сказкой «Маленький принц» Нора познакомилась (в советском франкоязычном издании) во второй половине 50-х годов. Нора Галь вспоминала, что прочла эту книгу «залпом, не отрываясь, перевела её, причем перевела для себя, для своих близких, вовсе и не думая о печати».

В 1959 году перевод «Маленького принца» был опубликован в журнале «Москва». Книга переиздавалась много раз, для каждого издания Н. Галь немного уточняла текст. «Маленький принц» помог судьбе Норы Галь – переводчика: став признанным мастером, с тех пор она могла выбирать произведения для перевода на свой вкус.

Примерно 20 лет Нора Галь собирала материал, который в 1972 году составил книгу «Слово живое и мёртвое». Сюда вошли различные языковые ошибки писателей и переводчиков. Примеры анализируются, предлагаются более удачные варианты.

Автор книги убеждён, что «мертвое слово – то, что не несет информации и смысла, а только утяжеляет речь. Живое же позволяет фразе дышать, делает ее понятной и точной».

Книга стала широко известна благодаря публикации её фрагментов в журнале «Наука и жизнь» (по инициативе главного редактора журнала В.Н. Болховитинова).

Вышло несколько переизданий, каждое было дополнено новыми интересными материалами.

В четвертом издании появился раздел «Поклон мастерам» – сравнительная работа переводов произведений Хемингуэя, Киплинга, Голсуорси, Фитцджеральда с оригиналами.

О творчестве Норы Галь можно прочесть в пятом (посмертном) издании книги, куда вошли статьи Ю. Яхниной и Р. Облонской о переводчице. Дочь Норы Галь Эдварда Кузьмина, многолетний редактор издательства «Книга», написала предисловие к книге матери.

В 1997 году (к 85-летию) вышла книга «Нора Галь».

Помимо переводов (их было сделано более 150), Нора Галь писала статьи по художественному переводу и культуре речи, критические и литературоведческие работы, эссе, мемуарные очерки.

Опубликованы и ее стихи, некоторые из них стали песнями (композитор – Дм. Кабалевский).

Сама Нора Галь выделяла следующие свои переводы: «Смерть героя» Р. Олдингтона, «Посторонний» А. Камю, «Корабль дураков» К. Портер, «Поющие в терновнике» К. Маккалоу, «Убить пересмешника» (совместно в Р. Облонской), рассказы С. Моэма. Дж. Сэлинджера.

Она перевела около тридцати рассказов своего любимого фантаста Р. Брэдбери, переводила и других фантастов. Были изданы книги «Планета Норагаль» («Лениздат», 1996), «Голоса пространства» («Новатор», 1997). В книгу издательства «Мир» «Звезда по имени Галь» включены все фантастические рассказы в ее переводе (Р. Шекли, К. Саймак, У. Ле Гуин).

В 1995 году в Крымской обсерватории открыли новую планету, она получила название «Норагаль».

Поэт Дмитрий Кузьмин (р. 1968) – внук Норы Галь.

Премия Норы Галь была учреждена родственниками в 2012 году, к столетию выдающейся русской переводчицы. Награждается перевод короткой прозы с английского языка, объёмом от 9 до 65 тысяч знаков.

Имя лауреата оглашается 27 апреля, в день рожденья Норы Галь.

Советы Норы Галь (по книге «Слово живое и мёртвое»):

1.      Искоренять канцеляриты.

2.      Глагол использовать лучше, чем отглагольные существительные, причастия, деепричастия.

3.      Образное и конкретное слово лучше безликого и стёртого, короткое лучше длинного, разговорное лучше канцелярита.

4.      Простота и ясность – прежде всего в тексте.

Нора Галь, Слово живое и мертвое

Поклон мастерам. Открытие Хемингуэя (фрагмент)

Да, для людей читающих, пишущих – уж не говорю для нас, тогдашних студентов, – это было громадное открытие, смею сказать, потрясение. Удивительной силы художник, непривычная манера письма. За такой скупой, будничной, казалось бы, речью, между строк простейшего, в два-три словечка диалога, подчас жаргонного – огромное напряжение чувства, смысла, боли... тот самый вошедший чуть не в поговорку скрытый подтекст, знаменитая эстетика сдержанности. Интонацию «Фиесты», известных рассказов, романа «Прощай, оружие» сознательно или бессознательно переняли потом и некоторые наши писатели, что-то от мастерства Хемингуэя стало и нашим достоянием, и ничего зазорного в этом нет. Влияние Хемингуэя на его современников едва ли кто-нибудь станет сейчас оспаривать. Но...

Но ведь нам-то для этого надо было ощутить его необычность и своеобычность переданными по-русски!

Вот это чудо и совершили кашкинцы, истинные пионеры нового перевода прозы. Они – основатели той переводческой школы, что верна духу, а не букве подлинника. В разных поворотах, по разным поводам об этом уже шла речь. Теперь я попытаюсь хотя бы отчасти показать, как это делалось.

«Фиеста» («И восходит солнце»). Перевод В. Топер. Сегодня каждая строка романа кажется такой естественной, что, пожалуй, подумаешь: да ведь это само собой разумеется, иначе и сказать нельзя.

Начать с очень простого, с азбуки перевода. Редко-редко встретишь было или имел там, где вспомогательный глагол в языке подлинника обязателен (хотя, как я уже показывала, многие переводчики и поныне «добросовестно» – а на самом деле ненужно, бездумно – сохраняют их, загромождая и утяжеляя русскую фразу).

Немного примеров.

Буквально

У В.Топер

песок арены был гладко укатанный и желтый

желтел укатанный песок арены

Белые (бумажные, white-paper) объявления еще были (оставались) на колоннах

Объявления... еще белели...

Зеленели луга, мелькали белые под красными крышами виллы... кудрявились волны... А ведь буквально опять были зеленые, а о волнах сказано причастием, которое по-русски звучало бы уж вовсе тяжеловесно: кудрявящиеся.

Дословно получилось бы: Справа... был зеленый холм с замком (или – и на нем замок)... По другую сторону... было еще одно возвышение. И опять насколько легче, внятнее в переводе без этих вспомогательных ненужностей: справа... виднелся высокий холм с замком... С левой стороны... высился другой холм.

Разумеется, это не значит, что надо наотмашь отвергать, везде и всюду выбрасывать каждое было (встречается и такая крайность). Порой как раз с ним строй русской фразы легче, естественней, если убраны другие грамматические «излишки».

Зашли в ресторан. It was full of smoke and drinking and singing – дословно он был полон (или – там было полно) дыма, и дальше невозможное по-русски «выпиванья» и слишком буквальное «пения», а имеются в виду не только песни, но вообще шум. В переводе все чисто грамматически чужое убрано: Было дымно, пьяно и шумно. Как ясно и выразительно! Совсем другим способом, чем в прежних примерах, достигнуто легкое, свободное дыхание фразы.

Не меньше, чем свободный строй, важна свобода в выборе слова. Уже говорилось: выбор его, в пределах смысла подлинника, достаточно широк, смотря по настроению автора и героя, по интонации. It was hot and bright... and the houses looked sharply white – было жарко и солнечно... и дома были ослепительно белые. Возникает зримая картина, какой не создать бы дословно. Первое по словарю значение bright – ярко, а не солнечно, и дома, если буквально, выглядели резко белыми, но и яркость и резкая, слепящая белизна переданы как раз отходом от буквы подлинника, словом не первым по словарю.

Зачастую кажется, слово-то взято простое. Но далеко не всегда самое простое и самое верное лежит на поверхности. А здесь взгляд переводчика столь же зорок, как авторский, это тоже взгляд художника, и потому все предстает на диво зримым, выпуклым, осязаемым. Как метко выхвачено из толщи своего языка: Шофер осадил к тротуару (backed up to the kerb)! Или вместо solid (примерно – плотно, сплошь набита) – площадь запружена народом.

Дома были желтые, словно прокаленные солнцем (sun-baked colour).

and every way you looked there were other mountains

и повсюду, куда ни повернись, были еще горы.

Making the horizon were the brown mountains. They were strangely shaped.

Горизонт замыкали темные, причудливых очертаний горы.

А ведь если переводить дословно – горы делали, образовали горизонт, были они странных форм, допустим даже – причудливо сформированы, вылеплены – все равно образ бы не сложился!

Из такой вот свободы выбора, из мельчайших мелочей и рождаются в переводе сочность, богатство образа.