.png)
Эжен Сю (полное имя Мари Жозеф Эжен Сю), родился 26 января 1804 года в Париже, в семье хирурга.
Рос в достатке и благополучии, его отец был врачом Наполеона, в период возвращения власти Бурбонов служил королевским лекарем.
После окончания колледжа Эжен поступил в университет, на медицинский факультет. Отец владел миллионами, поэтому молодому парню не нужно было работать. Однако, когда капитан судна предложил ему должность корабельного врача на военном судне, он согласился. С 1825 по 1827 годы Эжен побывал на Антильских островах, на Гваделупе и Мартинике, был свидетелем боёв французской армии против испанцев.
В свободное время он начал описывать то, что видел вокруг себя. Писал о море, о буднях моряков, а также о морских сражениях. По возвращении родители посоветовали ему показать свои очерки издателю. Позже эти записки послужили основой для романов «Коатвенская сторожевая башня» (1833) и «Саламандра» (1832).
Однако начинающий писатель не стремился заниматься литературой. Он вёл разгульную жизнь богатого повесы. Писал пьесы только для того, чтобы развлечь друзей.
После смерти отца в 1930 году Эжен унаследовал всё немалое состояние. Продолжал вести привычный образ жизни. Начал писать приключенческие романы, вдохновляясь в первую очередь творчеством Ф. Купера, а также Р. Стивенсона, Д. Дефо, А. Дюма, Ж. Верна. Самые известные из них – «Кернок-пират» (1829), «Цыган» (1830), «Атар Гюль» (1831), «Атар Гюль» (1831).
В его произведениях увлекательные истории наполнены юмором и одновременно жестокостью. В тот период Эжен Сю стал достаточно популярен, его читали и аристократы, и простой народ.
Далее Сю под влиянием творчества В. Скотта, а также традиций готического романа, создал исторические романы – «Латреомон» (1837), «Маркиз де Леторьер» (1839), «Жан Кавалье» (1840).
Затем были написаны бытовые (салонные) романы в традициях Ш. де Лакло – «Артюр» (1838), «Чёртов холм» (1842), «Тереза Дюнуайе» (1842), «Паула Монти» (1842).
Выделяют написанный в этот период криминальный психологический роман «Матильда. Воспоминания молодой женщины» (1841), имевший громкий успех. Известно, что этот роман был наиболее популярен в России, а Ф.М. Достоевский собирался перевести его на русский язык.
И только позднее Эжен Сю написал те произведения, которым он обязан своей литературной славой, – свои социально-авантюрные романы. К этому времени из сторонника монархии Сю превратился в другого человека. Стал разделять взгляды республиканцев, социалистические теории.
Очевидно, на эти перемены повлияли и материальные проблемы: будучи богат, Эжен ссудил своим приятелям большую сумму денег для последующего вложения в дело, и его обманули. От обедневшего писателя ушла любимая женщина.
Так или иначе теперь Сю встал на защиту простого народа, при этом обвиняя в проблемах общества аристократию и духовенство.
Свои новые взгляды писатель смог выразить в творчестве, когда издатель Гослен предложил ему написать роман из жизни парижского «дна». Эжен Сю не был в восторге от предложения, но он было выгодным и сулило ещё больший успех. Он согласился. Для сбора материала и изучения изнутри писатель переодевался рабочим и бывал в бедняцких парижских кварталах.
На все европейские языки были переведены написанные по заказу Гослена знаменитые романы Эжена Сю «Парижские тайны» (1842–1843) и «Вечный жид» (1844–1845).
Интересно, что по аналогии с романом «Парижские тайны» российский писатель В. Крестовский создал «Петербургские трущобы», француз П. Феваль написал роман «Лондонские тайны», другой французский писатель В. Кобб создал «Нью-Йорские тайны».
Позднее, в период с 1849 по 1857 годы, Эжен Сю создал 16-томный исторический роман «Тайны народа». Его ещё относят к жанру роман-река – прозаическое художественное произведение, представляющее собой серию развивающихся сюжетов с общими героями и персонажами, причем каждый из этих сюжетов самодостаточен.
Самые успешные романы (написанные на актуальные для современников социальные темы) Эжена Сю драматичны, их интрига сложна и захватывающа, происходящее бесконечно разнообразно.
Однако в них очевидны схематизм, недостаток психологической проработки персонажей, поверхностность и недостаточная реалистичность сюжетов: слишком много случайностей и совпадений.
Эжена Сю считают основоположником уголовно-сенсационного жанра массовой литературы – поджанра детективной литературы, который привлекает читателей своей интригой, напряженностью и неожиданными поворотами сюжета. В основе лежит увлекательный процесс расследования преступления. Творчество Сю повлияло на дальнейшее развитие детективного остросюжетного жанра.
В основном романы Эжена Сю печатались фрагментами в газетах. Читатели с нетерпением ждали продолжения, ежедневно должна была выйти новая глава. Во французской литературе 1830-х–1840-х годов не было жанра более популярного, чем роман-фельетон. «Фельетоном» по-французски называется не сатирический жанр, как в русском языке, а любая постоянная журнальная или газетная рубрика.
Ежедневное продолжение в номер требовало от писателя огромного труда, но и гонорарам Эжена Сю завидовал сам Оноре де Бальзак.
В 1851 году за протест против государственного переворота Наполеона III (1851) Эжена Сю выслали из Парижа. Скончался он в 1857 году в Анси.
Творчество Эжена Сю остается важным и интересным явлением в литературе. Перу Эжена Сю принадлежат две фразы, которые мы нередко используем в современной жизни (вряд ли догадываясь об их авторстве): «Месть – это блюдо, которое стоит подавать холодным» – цитата из романа Сю «Матильда»; «Человеческая душа – книга за семью печатями» – фраза из романа «Парижские тайны».
Эжен Сю, Парижские тайны, роман, фрагмент, начало (без сносок)
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
Глава I
КАБАК «БЕЛЫЙ КРОЛИК»
Тринадцатого ноября 1838 года, холодным дождливым вечером, атлетического сложения человек в сильно поношенной блузе перешел Сену по мосту Менял и углубился в лабиринт темных, узких, извилистых улочек Сите, который тянется от Дворца правосудия до собора Парижской богоматери.
Хотя квартал Дворца правосудия невелик и хорошо охраняется, он служит прибежищем и местом встреч всех парижских злоумышленников. Есть нечто странное или, скорее, фатальное в том, что этот грозный трибунал, который приговаривает преступников к тюрьме, каторге и эшафоту, притягивает их к себе как магнит.
Итак, в ту ночь ветер с силой врывался в зловещие улочки квартала; белесый, дрожащий свет фонарей, качавшихся под его порывами, отражался в грязной воде, текущей посреди покрытой слякотью мостовой.
Обшарпанные дома смотрели на улицу своими немногими окнами в трухлявых рамах почти без стекол. Темные крытые проходы вели к еще более темным, вонючим лестницам, настолько крутым, что подниматься по ним можно было лишь с помощью веревки, прикрепленной железными скобами к сырым стенам.
Первые этажи иных домов занимали лавчонки угольщиков, торговцев требухой или перекупщиков завалявшегося мяса.
Несмотря на дешевизну этих товаров, витрины лавчонок были зарешечены: так боялись торговцы дерзких местных воров.
Человек, о котором идет речь, свернул на Бобовую улицу, расположенную в центре квартала, и сразу убавил шаг: он почувствовал себя в родной стихии.
Ночь была черна, дождь лил как из ведра, и сильные порывы ветра с водяными струями хлестали по стенам домов.
Вдалеке, на часах Дворца правосудия, пробило десять.
В крытых арочных входах, сумрачных и глубоких, как пещеры, прятались в ожидании клиентов гулящие девицы и что-то тихонько напевали.
Одну из них, вероятно, знал мужчина, о котором мы только что говорили; неожиданно остановившись, он схватил ее за руку повыше локтя.
– Добрый вечер, Поножовщик!
Так был прозван на каторге этот недавно освобожденный преступник.
– А, это ты. Певунья, – сказал мужчина в блузе, – ты угостишь меня купоросом, а не то попляшешь без музыки!
– У меня нет денег, – ответила женщина, дрожа от страха, ибо этот человек наводил ужас на весь квартал.
– Если твой шмель отощал, Людоедка даст тебе денег под залог твоей хорошенькой рожицы.
– Господи! Ведь я уже должна ей за жилье и за одежду.
– А, ты еще смеешь рассуждать! – крикнул Поножовщик.
И наугад в темноте он так ударил кулаком несчастную, что она громко вскрикнула от боли.
– Это не в счет, девочка; всего только небольшой задаток…
Не успел злодей произнести эти слова, как вскрикнул, непристойно ругаясь:
– Кто-то уколол меня в руку; это ты поцарапала меня ножницами!
И, рассвирепев, он бросился вслед за Певуньей по темному проходу.
– Не подходи, не то я выколю тебе шары ножницами, – сказала она решительно. – Я ничего тебе не сделала плохого, за что ты ударил меня?
– Погоди, сейчас узнаешь, – воскликнул разбойник, продвигаясь во мраке по проходу. – А! Поймал! Теперь ты у меня попляшешь! – прибавил он, схватив своими ручищами чье-то хрупкое запястье.
– Нет, это ты попляшешь! – проговорил чей-то мужественный голос.
– Мужчина? Это ты, Краснорукий? Отвечай, да не сжимай так сильно руку… Я зашел в твой дом… Возможно, что это ты…
– Я не Краснорукий, – ответил тот же голос.
– Ладно, раз ты не друг, то наземь брызнет вишневый сок, – воскликнул Поножовщик. – Но чья же это рука, в точности похожая на женскую?
– А вот и другая, такая же, – ответил незнакомец.
И внезапно эта тонкая рука схватила Поножовщика, и он почувствовал, как твердые, словно стальные, пальцы сомкнулись вокруг его горла.
Певунья, прятавшаяся в конце крытого прохода, поспешно поднялась по лестнице и, задержавшись на минуту, крикнула своему защитнику:
– О, спасибо, сударь, что заступились за меня. Поножовщик хотел меня поколотить за то, что я не могу дать ему денег на водку. Я отомстила, но вряд ли сильно его поцарапала; ножницы у меня маленькие. Может, он и пошутил. Теперь же, когда я в безопасности, не связывайтесь с ним. Будьте осторожны: ведь это Поножовщик!
Видимо, этот человек внушал ей непреодолимый страх.
– Вы что ж, не поняли меня? Я сказала вам, что это Поножовщик! – повторила Певунья.
– А я громщик, и не из зябких, – ответил неизвестный.
Потом голоса смолкли. Слышался лишь шум ожесточенной борьбы.
– Видать, ты хочешь, чтоб я тебя остудил? – воскликнул разбойник, всячески пытаясь вырваться из рук своего противника, необычайная сила которого изумляла его. – Погоди… Погоди… Я заплачу тебе и за Певунью и за себя, – прибавил он, скрежеща зубами.
– Заплатишь кулачными ударами? Ну что ж… Сдача для тебя найдется… – ответил неизвестный.
– Отпусти горло, не то я откушу тебе нос, – прошептал Поножовщик сдавленным голосом.
– Нос у меня слишком мал, приятель, ты не разглядишь его в темноте!
– Тогда выйдем под висячий светник.
– Идем, – согласился неизвестный, – посмотрим, кто кого.
И, подталкивая Поножовщика, которого он все еще держал за шиворот, неизвестный оттеснил его к двери и с силой вытолкал на улицу, слабо освещенную фонарем.
Разбойник споткнулся, но тут же выпрямился и яростно накинулся на незнакомца, стройная и тонкая фигура которого не предвещала проявленной им незаурядной силы.
После недолгой борьбы Поножовщик, человек атлетического сложения, весьма искушенный в кулачных боях, называемых в просторечии «саватой», нашел, как говорится, на себя управу…
Неизвестный с поразительным проворством дал ему подножку и дважды повалил на землю.
Все еще не желая признать превосходство своего противника, Поножовщик снова напал на него, рыча от ярости.
Тут защитник Певуньи внезапно изменил прием и обрушил на голову разбойника град ударов, да таких увесистых, словно они были нанесены железными рукавицами.
Этот прием, который вызвал бы восхищение и зависть самого Джека Тернера, прославленного лондонского боксера, был настолько чужд правилам «саваты», что оглушенный Поножовщик в третий раз рухнул на мостовую, прошептав:
– Ну, я накрылся.
– Ведь он же сдается, сжальтесь над ним! Не приканчивайте его! – проговорила Певунья, которая во время этой драки робко вышла на порог дома Краснорукого. – Но кто ж вы такой, сударь? – спросила она с удивлением. – Ведь от улицы Святого Элигия до собора Парижской богоматери нет человека, который мог бы совладать с Поножовщиком, разве что Грамотей; спасибо, если бы не вы. Поножовщик наверняка избил бы меня.
Вместо того чтобы ответить девушке, неизвестный внимательно вслушивался в ее голос.
Никогда еще его слух не ласкал такой нежный, свежий, серебристый голосок. Он попытался разглядеть лицо Певуньи, но ночь была слишком темна, а свет фонаря слишком слаб.
Пролежав несколько минут без движения. Поножовщик пошевелил ногами, затем руками и наконец приподнялся.
– Осторожно! – воскликнула Певунья, снова прячась в крытом проходе, куда она увлекла и своего покровителя. – Осторожно, как бы он не вздумал отомстить вам.
– Не беспокойся, девочка, если он захочет добавки, я могу еще раз угостить его.
Разбойник услышал эти слова.
– Спасибо… У меня и так башка как пивной котел, – сказал он неизвестному. – На сегодня с меня хватит. В другой раз не откажусь, если только разыщу тебя.
– А, тебе мало? Ты смеешь жаловаться? – угрожающе воскликнул неизвестный. – Разве я свергузил в драке?
– Нет, нет, я не жалуюсь, ты угостил меня на славу… Ты еще молод, но куражу тебе не занимать, – сказал Поножовщик мрачно, но с тем уважением, какое физическая сила неизменно внушает людям его сорта. – Ты отколошматил меня за милую душу. Так вот, кроме Грамотея, который может заткнуть за пояс трех силачей, никто до сих пор, поверь, не мог похвалиться, что поставил меня на колени.
– Ну и что из этого?
– А то, что я нашел человека сильнее себя. Ты тоже найдешь такого не сегодня, так завтра… Всякий находит на себя управу… Ну, а коли не встретится такой человек, то есть всемогутный, так, по крайней мере, долбят хряки. Ясно одно: теперь, когда ты положил Поножовщика на обе лопатки, можешь делать в Сите все что тебе вздумается. Все девки будут к твоим услугам: людоеды и людоедки не посмеют отказать тебе в кредите… Но кто ж ты, в конце концов? Ты знаешь музыку, как свой брат. Если ты скокарь, нам с тобой не по пути. Я одного малого пером исписал, что правда, то правда. Стоит мне прийти в ярость, как кровь ударяет в голову, и я хватаюсь за нож… Зато я оплатил свою любовь поиграть ножом пятнадцатью годами кобылки. Мой срок кончился, я освобожден, чист перед дворниками, и я никогда не лямзил,– спроси у Певуньи.
– Правда, он не вор, – сказала девушка.
Автор статьи: Великанова Юлия.
