Эволюция бестиарных кодов: путь льва от античных книг до детских сказок

Эволюция бестиарных кодов: путь льва от античных книг до детских сказок

Всем известно, что того, кто не убирает за собой, называют свиньёй. Если человек неуклюж, мы обзываем его слоном в посудной лавке; если кто-то хитёр, значит, он – лис; если упрям – то осёл. Очень часто мы бессознательно сравниваем людей с животными - за определённые свойства характера и поведение.

Это происходит оттого, что бестиарные коды занимают в нашем мировосприятии чуть ли не столько же места, сколько генетические - в клетках.

А что это такое - бестиарные коды, и почему они так плотно вплетены в наше бытие, что мы обращаемся к ним, зачастую даже не зная об их существовании? Бестиарий (от латинского bestia — зверь) — это средневековая нравоучительная книга - сборник иллюстрированных статей, описывающих и изображающих животных главным образом в аллегорическом представлении: с каждым зверем ассоциируются определённые качества и «черты характера». Иногда это добродетели, но чаще всего - пороки и слабости. Традиция такого толкования «зверского» поведения берёт своё начало в античности.

Древнеримский писатель Плиний Старший в восьмой книге энциклопедии «Естественная история» за исключением нескольких фантастических тварей описывает самых обыкновенных животных. При этом удивление вызывают не сами звери, а то, как их воспринимают автор, а также, очевидно, его современники. Он представляет животных разумными существами, обладающими определённым набором свойств, часто не поддающимся логическому объяснению. Например, огромный слон по необъяснимым причинам не выносит крыс и крика самой маленькой свиньи. Лев могуч и бесстрашен, но почему-то до мурашек боится крика петуха и мышей.

Позднее средневековые авторы, увлечённые поиском божественного слова во всём их окружавшем, стали с большим почтением относиться и к животным. Эта новая философия была ёмко и в духе того времени сформулирована философом XII века Гуго Сен-Викторским, написавшим, что «вся природа именует Бога. Вся природа учит человека. Вся природа порождает смысл, и нет ничего в мире бесплодного». Стало быть, зверь теперь – это вещь-знак, вещь-символ, которые имеют столько же смыслов, сколько и свойств, и созданы с какой-то назидательной целью. Утверждения Плиния, что лев труслив, а саламандра мстительна, не обсуждались и не оспаривались, но дополнялись семиотическими статьями о том, как стоит толковать божественное слово, заложенное в каждую тварь живущую. Причём все противоречия в характерах животных объясняются строго божественным или дьявольским началом, но даже это не мешает оригинальному мышлению побеждать логику. Например, в бестиарии Петра из Бове, созданном в начале XIII века, говорится, что ёж – это ни кто иной, как дьявол, но не потому, что он колюч и щетинист, а потому, что носит на своих иглах соблазны мира сего – искусительные дары леса.

В XVI веке итальянский юрист и гуманист Андреа Альчиато создал сборник «Эмблематы», в котором мудрые высказывания сопровождались незатейливыми рисунками животных - эмблемами и несколькими вариантами их толкования.

Главным героем книги Альчиато становится лев. Он фигурирует практически во всех эмблемах в книге «Эмблематы». Рассмотрим образ льва подробнее и мы.

Лев, как и любой другой хоть сколько-нибудь венценосный персонаж, отнюдь не без греха. А точнее - не без иглы, спрятанной в яйце, которое в рыбе, которая в зайце и так далее. Ещё Плиний писал о том, что лев, конечно, силен и всемогущ, свиреп и почти бесстрашен, но это «почти» автор «Естественной истории» комментировал довольно подробно. Мы уже помним, что лев необъяснимым образом боится петуха и мышей. Также можно считать, что лев великодушен, потому что не трогает беззащитную женщину, но он же и тщеславен, поскольку не трогает женщину только потому, что она - добыча, которая не принесёт ему славы.

Средневековые авторы, разумеется, копают глубже и подмечают в поведении зверя истоки божественного и дьявольского начал: лев спит с открытыми глазами и тем самым, с одной стороны, похож на демона, у которого «глаза открыты ко злу», а с другой - отождествляется с распятым Христом, чье тело было мертво, в то время как божественный разум бодрствовал. Вообще, поиск таких взаимоисключающих крайностей одной и той же сущности был любимым занятием средневековых исследователей. Разумеется, до того, как они научились рисовать эмблемы. Что только лев ни символизировал! Эмблема позволяет посадить рядом сразу нескольких зверей, а подпись под ней – истолковать происходящее несколькими, часто совсем не очевидными, способами.

Поэтому лев то бодрствовал в ночи рядом с зайцем, охраняя его и всех ему подобных; то вёл в атаку войско оленей, воюя с полчищем львов во главе с оленем, доказывая, что «смельчаки, когда их полководец трус, в бою никогда не снискают славу, а трусы пойдут навстречу опасности, если их поведёт отважный полководец»; то подпирал воловьими копытами надпись «Король наполовину лев, дикий и ужасный, перед которым трепещет весь мир; но ниже пояса он смирный вол, рождённый для ярма и для работы».

Лев оказался универсальным образом, на основе которого можно изобразить практически всё, что угодно. Тем не менее, и это довольно странно, с самого детства лев у нас ассоциируется как раз с той «природой», о которой писал ещё Плиний в античные времена.

Да, благодаря Александру Волкову и его книге «Волшебник изумрудного города», практически первое, что мы узнаём о льве, — это то, что он трус. Автор гиперболизирует бестиарную традицию и рисует льва, который не просто необъяснимым образом боится неопасного зверя. У него - настоящая слабость характера. И если в книге Плиния страх льва перед мышью хоть как-то обоснован, то лев Волкова дрожит вообще от любого шороха. Понятно, что этот оксюморон используется, в первую очередь для того, чтобы иносказательно, но наглядно донести до юного читателя мораль книги: в человеке изначально заложен огромный потенциал, любое качество и достоинство человек может воспитать в себе сам, стоит только поверить в свои силы. Также в уста такого персонажа можно вложить множество мудрых изречений, таких как «если бы у меня не было сердца, может быть, я и не был бы трусом». И всё же трусливый лев – это не изобретение детского писателя, каким бы удачным ни получился этот персонаж. Такое точное попадание в образ свидетельствует о правдивости и достоверности образа, о долгой истории развития, начатой ещё в античности.

Ещё одно не менее известное произведение, буквально пронизанное бестиарными кодами, - это «Хроники Нарнии» Клайва С. Льюиса. Автор в числе прочих рассказывает нам историю, которая уже давным-давно запечатлена на эмблемах. Здесь божественный лев Аслан имеет особые отношения именно с мышами, которых, если верить античному автору, должен бояться, как огня. В Нарнии мыши перегрызают верёвки, которыми привязан к каменному столу мёртвый Аслан, принёсший себя в жертву ради спасения маленького предателя Эдмунда. Затем предводитель мышей, благородный Рипичип, ещё не раз встречается с Асланом, и они неоднократно выручают друг друга.

Что это, намеренное нарушение бестиарных канонов или новый этап в развитии образа? Как известно, лев Аслан в этой «библии для детей» олицетворяет Иисуса Христа, и, наверное, поэтому Льюис сделал его безгрешным и всесильным в любой ситуации, кроме истории с каменным столом, из которой он бы не выбрался без посторонней помощи. Если проводить параллели до конца, получается, что спасители-мыши играют роль апостола Иуды, снявшего с креста распятого Христа. Если это вправду так, значит, средневековые противостояние, взаимосвязь и неразделимость крайностей никуда не делись, а обросли новыми смыслами и забрели в такие дали, где меньше всего ожидаешь их встретить.

Подобная история, но с менее счастливым концом, случается и со львом в басне Крылова, где надменный зверь не разрешает робкой мышке поселиться рядом с ним и дерзко отказывается от её услуги. Хотя мышка предупреждает льва: «Как знать? Кому в ком нужда доведётся? И как я ни мала кажусь, А, может быть, подчас тебе и пригожусь». В результате судьба наказывает льва за гордыню, его ловят охотники и увозят в город напоказ народу. Лев с сожалением вспоминает добрую маленькую мышь, которая бы запросто своими зубками высвободила его из сети, обойдись он с ней чуточку мягче.

У нас нет информации о том, увлекался ли писатель Александр Волков бестиарием и средневековой эмблематикой и читал ли Клайв С. Льюис произведения Ивана Андреевича Крылова. Мы не знаем, мог ли себе вообразить Плиний Старший, чем обернётся его бесхитростная затея – систематизировать в «Естественной истории» все знания о природе и многочисленных «природах» животных. Тем не менее, всё описанное выше в очередной раз подтверждает, что бестиарные коды - не выдумка и что они по сей день живут в нашем подсознании, принимая причудливые формы, где и животный мир воспринимается как арена постоянной борьбы добрых и злых сил.