Два Поэта

Два Поэта

К мнению Александра Пушкина стоит прислушаться всякому человеку и любому государству, поскольку главный русский Поэт, гений-Пророк – с большой исторической вероятностью потомок царя Соломона. Соломон – сын царя Давида. В юности Давид был пастухом смелым и ловким, он прогонял даже львов и медведей, защищая свое стадо. Наверное, такое возможно, если метко бросить камнем из пращи по зубам хищнику. Взвоет любой от боли!

Давид в поединке убил лучшего воина филистимлян, огромного Голиафа. Во многих произведениях искусства отобразилось это библейское событие. В эпоху Возрождения Микеланджело изваял Давида в мраморе в момент сосредоточенного бесстрашия перед битвой. Копия статуи есть в Пушкинском музее. Все её помнят.

Пришел тинэйджер Давид, подвижный и приветливый, в Вифлеем – навестить своих старших братьев-воинов, принес им гостинцы и узнал о возможности смертельного поединка с сильнейшим воином врагов-филистимлян. Он решился. Других не было смельчаков.

Почему же Давид перед схваткой голый? Да неудобны, непривычны пастуху тяжелые воинские доспехи! Поэтому нагота Давида – не только аллегория свободной силы и отваги, не только желание Микеланджело передать красоту человеческого тела. В ней заключена и невольная военная хитрость (а возможно и расчёт).

Могучий Голиаф, вооруженный копьем и мечом, защищенный шлемом, щитом и латами, несколько дней ждал – кто примет его вызов на бой. Никто не посмел. И вдруг юноша-подросток, безоружный, почти обнаженный выходит. На плече – веревка-праща, сбоку сумка пастуха с камнями, в руке посох. То-то смеху! Голиаф потерял бдительность и уважение к противнику, не оценил возможностей высокоточного оружия в руках умельца. Мгновенный бросок камнем из пращи – и гигант падает замертво с проломленным лбом. Давид, словно танцуя, делает несколько быстрых шагов к поверженному Голиафу, со звоном выхватывает из ножен его меч и стремительным круговым движением, как он привык владеть пращой, враз отсекает голову великану. Далеко ударил алый пульсирующий фонтан крови. Давид поднимает с травы тяжелую, пробитую голову Голиафа и показывает войску филистимлян. Отпрянули они, видя, как их знаменитый Голиаф, непобедимый великан, был за несколько мгновений убит и обезглавлен подростком-пастухом. Цепенеет войско от суеверного ужаса и бежит прочь.

Соломон царствовал 40 лет (972–932 гг. до н.э.) и снискал славу мудрейшего на все времена. Царство его мирно процветало в законном богатстве.

А на досуге Соломон был поэтом-философом (хобби такое царское) и стал известен на этом поприще под именем Экклезиаст[1]. 700 жен и 300 наложниц у него и, как сочинит что-нибудь, так сразу по вдохновению в гарем – стихи рассказывать. Очередная слушательница весьма довольна его стихами и декламацией. А он доволен, что им довольны, и щедро награждает. Но прозорливо думает: «А вдруг царица Савская с визитом пожалует? Надо же усердно подготовиться, не с бухты-барахты встречать дорогого гостя!..».

Молва о царстве Соломона и впрямь добралась до царицы Савской, чье царство-государство Сабейское тоже находилось в отменном порядке. Она была красавица и умница и как все женщины любопытна. «Дай, – думает, – съезжу, погляжу, как там Соломон? Неужто, правда всё о нем и его царстве?». Собрала подарков-сокровищ, хитрых загадок, советников по наукам и ремеслам и двинулась караваном в путь дальний. Добралась до места и убедилась, что люди в стране той богаты, город Иерусалим красив и удобен для жизни, храм великолепен, а Соломон на все загадки трудные дал правильный ответ. «Мудрости и богатства у тебя больше, нежели как я слышала», – сказала царица в итоге.

И общались они очень приятно, много редкого и чудесного она увидела, а дальше... она вернулась домой беременной от Соломона. Как же мог случиться такой дипломатический просчёт? Это же международный скандал!

И вовсе не скандал и даже не просчёт. Сынишка-то хороший получился, и оба государства продолжили развиваться и процветать благодаря торговле, земледелию и ремёслам.

«И нет ничего нового под солнцем», – так Соломон-Экклезиаст сказал однажды, изрёк авторитетно. В том, что случилось с ним и царицей Савской, тоже ничего нет нового, – обыкновенный «служебный роман» под южным небом.

Соломон быстр и строен. Лицо тонкое, горделивое. Борода густа и курчава. В черных глазах – огонь разума и силы, голос густой и властный, но взгляд приветлив, и от него в груди тепло и спокойно.

Царица Савская плавна и грациозна в движениях. Очи синие смотрят глубоко с доверием и чуть насмешливо. Кожа её нежна, как у ребенка. Источает тонкий запах благовоний. Рядом с нею мужчины дышат не ровно. Две тайны у неё, которых она стыдится: первая, что ноги её крепки и волосаты, потому их всегда прикрывает одеждой, вторая тайна – следствие первой: в любви она, как в горе, кричит и в забвении стонет. «Знойная женщина – мечта поэта».

А сейчас можно с помощью машины времени подсмотреть, как это было. Запускаем агрегат, блокируем кнопку аннигиляции, включаем функцию телепортации незаметной, летающей видеокамеры, устанавливаем точное время трансляции, пуск – любуйтесь!

Курится туман благовоний. Древняя мелодия волной качает и тревожит. Много нежных цветов и зрелых, сочных фруктов. Дразнящий вкус яств. Беседа увлекает искусно обилием знаний. Соломон остроумен и ловок, весело шутит. Царица смеется серебряно-звонко, и от смеха её светлеет в роскошных чертогах. Вечер длился приятно и уж близится ночь. Пламенеет и гаснет заря. Звенят цикады. Пляшут тени от горящих светильников и гибкие наложницы в томном танце. Огонь в черных глазах царя всё ярче. Нежный голос царицы звучит всё тише, ниже, реже и сливается с шепотом и молчанием ночи. Незримое облако тайны нисходит. Лютый зверь страсти тихо крадется. Южная, звездная ночь пьянит и пленяет. Две своенравных реки сливаются бурно. Кричат ночные птицы. Время исчезает для влюбленных. Утром – свежий ветерок. «Положи меня как печать на сердце твое...».

Когда шумный огромный караван, далеко за холмом растянувшись, тронулся в путь свой обратный в царствие Сабы, Соломон взял крепко в руки ладони царицы и, улыбнувшись, сказал: «Имя сыну наречешь ты сама!» – «Да, мой царь!» – в ответ просияла царица сквозь бегущие, горькие слезы прощанья. Более они никогда не встречались.

В должный срок родила она сына, и дано имя ему Менелик (сын мудреца). Когда Менелик возмужал и достиг 20 лет, он решил встретиться с отцом. Было организовано караванное путешествие, подобное совершенному его матерью. В три месяца добрались они до цели. Царь Соломон принял делегацию с почестями и признал в Менелике сына, поскольку увидел в нем черты отца своего, Давида. Так часто бывает – дети похожи не на папу и маму, а на бабушку и дедушку. И еще помогло узнаванию кольцо, которое он подарил на прощанье царице Савской.

Соломоново решение было в следующем: Менелик, как законный сын и наследник, продолжит дело и традиции своего отца. И получит в советники старших сыновей главных лиц мощного государства Соломона. И будет Менелик царем в своем царстве Сабы (нынешняя Эфиопия). В помощь сыну были даны сокровища, реликвии, ученые и мастера. С тех пор за много поколений этот культурный десант перемешался в родственных связях с элитой Эфиопии и составил их аристократию. Прадед поэта Александра Пушкина, эфиоп Ибрагим Ганнибал, был княжеского рода.

Ветви генеалогического древа часто запутаны и колючи, ибо хранят тайны. «Вопросы крови – самые сложные вопросы в мире!» – утверждал Михаил Булгаков. А что касается поэзии третьего царя Израиля Соломона и русского поэта Пушкина, есть несомненное, общее, равное, – это печать вечности в их Слове. И сколько будет жить человек, всегда их Слово будет самое точное и самое лучшее – красотой и мудростью. Еще один неоспоримый факт в этой исторической гипотезе: у Пушкина и царицы Савской глаза глубокой, прозрачной синевы. Сами решайте, в чем шутка...

В качестве обложки использована иллюстрация Полины Искандеровой, профиль в Инстаграм.