Детектив-диссертация

Текст Андрея Русева «Ключ, или Страсти по пропавшей картине» начинается со стука в дверь. Загадочный друг из американских спецслужб, труп в багажнике и обвинение в шпионаже – подходящий зачин для классического шпионского романа. Эмоциональное напряжение, ощущение тревоги и опасности задают быстрый темп повествования, на который работают рубленые фразы и обилие глаголов. Тот же темп поддерживается и в следующей главе – главный герой, как и положено сыщику, просыпается после сна-погони и, растворив аспирин, принимается за папку с говорящим названием «Компромат».

Вводные данные писатель раскрывает в формате университетской лекции, которая вдохновляет Николая Умова начать собственное расследование. Главного героя занимает, почему Иосиф Сталин не уничтожил своего врага Льва Троцкого, а лишь выслал его из страны, позволив забрать архив. Позже выясняется, что перед гибелью Троцкий зашифровал некое послание, использовав для этого картину своей любовницы Фриды Кало. Формат лекции позволяет читателю погрузиться в тему и освежить в памяти исторические факты, важные для понимания сюжета. Андрей Русев рассчитывает на подготовленного читателя, знакомого с политическими контекстами 30-40-х годов прошлого века. Неофиту же придется непросто – его могут обескуражить обилие дат, имен и фактов, временные скачки от Ленина до Брежнева, от Сталина до нашего времени и обратно.

Автор не скупится на все доступные ему сведения: от деталей покушения на Ленина и Троцкого, биографических данных разведчиков и подробностей работы советской агентурной сети до информации о потоплении крейсера «Варяг», крахе коммунистической стройки «Алгемба», марше «Смело, товарищи, в ногу!» и атлетических соревнованиях оккупационных войск. Факты будто не помещаются в повесть или небольшой роман, что говорит о потенциальной возможности расширения текста. Также стоит отметить, что концентрат тайн и мифов задает высокий порог вхождения для широкого круга читателя.

Информационный стиль изложения влияет на жанр. От исторического, шпионского детектива читатель вполне справедливо ожидает интриги, приключений, погонь и опасностей. И, надо отметить, Андрей Русев справляется не только с фактической, но и с художественной частью работы. В остросюжетных «мексиканских» главах, посвященных сыну эмигранта Хосе, завербованного Троцким, текст преображается, мы с интересом следим и за поездкой Умова в Ростов, и за историей семьи Доры Михайловны. Однако художественный текст постоянно разрывается публицистическими вставками. Автор будто торопится рассказать нам все, уместить в детектив максимальное количество информации. Публицистические материалы он пытается вставить в текст органично. Отсюда обилие лекций, каталогов имен и дат, энциклопедических выдержек, книжных цитат и газетных статей. В итоге писатель приближается к публицистическому стилю изложения: «По его данным, только из банков Бельгии и Нидерландов нацисты изъяли более 320 тонн золота. Cегодняшнее донесение гласило, что при участии Süddeutsches Büro готовится переправка порядка 100 тонн нацистского золота из швейцарского банка в Ватикан».

Возможно, писатель хотел добиться эффекта диссертации, где художественный текст играет лишь роль иллюстраций. Тогда перед нами уже не детектив, а научно-популярная литература для интересующихся темой. Если же такой цели не было, публицистический пласт текста может быть переведен на художественный язык. Отчасти это получается: большой объем информации автор преподносит в виде диалогов между Умовым, Протасовым и его друзьями или путем исторических экскурсов в кабинет Сталина. Детектив становится диалоговым – герои легко получают информацию на стороне и делятся друг с другом фактами:

«Намекаете на прообраз юного Штирлица? – с улыбкой спросил Карелин.

– Нет. Просто излагаю факты».

Это снижает градус напряжения: реальной опасности сыщикам не грозит, трупы в багажнике больше не попадаются, погонь и перестрелок не происходит. Николай не прилагает практически никаких усилий по расследованию тайн, информаторы сами его находят и без проблем делятся тем, что знают. Друзья Протасова незамедлительно подключаются к расследованию, причем их мотивация не вполне понятна, Дора Михайловна тоже не гонит Умова за порог. Эпизод, где Николай лично поучаствовал в поисках, отправившись в Ростов, в итоге получился одним из самых удачных, хотя и здесь опасность оказывается мнимой – бандиты Умова не замечают, а местные не только не избивают его, но и добывают полезные сведения – тройная удача. Дисбаланс удач и неудач можно поправить, если добавить в бочку меда побольше дегтя: зримого присутствия картины Фриды Кало где-то рядом, ускользающую из рук тайну, подстерегающих теней за углом.

При создании диалогов автор использует разговорный синтаксис, для которого характерны парцеллированные и эллиптические конструкции («Я – в мастерскую»; «У них с этим строго: без благословения – ни-ни»), что работает на создание ритма. При этом стоит обратить внимание на такие конструкции, как «пока она с шипением пошла ко дну, закурил», где наблюдается несогласованность. Некоторые тяжеловесные предложения трудны для понимания: «Так командир говорит, чтобы посмотрели что и как и в случае чего сюда его доставили»; «Ежедневно в центр стекались сведения от созданной генералом пожалуй крупнейшей агентурной сети в Европе», «Может из-за того, что обнаружил Ежов, а не из-за того, что ему инкриминировалось официально?». В целом строй речи Андрея Русева разнообразен, но иногда закрадываются штампы: «И тут зазвенел будильник»; «дебют на писательской ниве».

Название детектива – «Ключ, или Страсти по пропавшей картине» – тоже построено по стандартной схеме. Возможно, стоит рассмотреть более запоминающиеся варианты, которые позволят выделить детектив из ряда других. Несмотря на библейские корни, словосочетание «страсти по» сегодня ассоциируется скорее с ироническим детективом, нежели с серьезным историческим текстом. От автора, умело управляющего интригой, читатель ожидает более яркого и загадочного названия.

Заметим, что публицистические вставки временами дублируют художественные эпизоды. Так, диалог сыщиков о сейфе, найденном в разрушенном берлинском здании, следует за живым и атмосферным эпизодом непосредственного обнаружения сейфа. В данном случае дополнительные пояснения и долгие разговоры могут показаться избыточными. Они заполняют текст, не оставляя читателю пространства для собственных мыслей и догадок. При этом речевые портреты и диалоги там, где они уместны, удаются автору. Реплики героев выглядят естественными, атрибуция – разнообразной. Андрей Русев не пасует и перед включением в текст известных исторических персонажей, однако наиболее колоритным в детективе выписан редактор газеты «Русский глашатай» Михаил Протасов. Это самый подвижный, живой герой, одним своим появлением он привносит в сцену динамику. Он задает неожиданные вопросы («Простите, а нет ли у вас чего-нибудь с капсаицином?»), делает провокационные заявления («Толерантность – это болезнь. Точнее неспособность организма ей сопротивляться»), постоянно движется и гримасничает («Протасов даже зажмурился от удовольствия»). Представить главного редактора, за пазухой у которого всегда припасена бутылка, легко. Есть в нем что-то трикстерское, не зря он получает выгоду от расследования – печатает книгу, становится экспертом на телевидении. На его фоне Николай Умов теряется.

Что мы, в сущности, знаем о главном герое кроме его интереса к истории? Рядом с Протасовым он кажется застывшим, через речевую характеристику узнаем о нем не так уж много, портрет, визуальный образ в тексте отсутствуют. Николай становится катализатором расследования, так как именно он его начинает, но активной роли не играет, лишь наблюдает и по возможности систематизирует полученные сведения. Он не вступает в конфликт с Протасовым, хотя, кажется, между ними возникает напряжение, а к финалу его образ не претерпевает изменений. В тексте есть другой молодой герой, который опять же фактурнее и интереснее Николая – Хосе.

Когда речь идет о Мексике и Кубе, создание фактуры и атмосферы у автора не вызывает затруднений. Вместе с Хосе мы прогуливаемся по улицам, любуемся архитектурой и пробуем местные блюда. Погрузиться в контекст эпохи нам помогают любопытные детали: «Койоакан на языке индейцев – место койотов, – вдруг подумалось ему. – И вот настало время, когда койоты напали на Льва и убили его». Кстати, мексиканские и кубинские детали проникают и в московское расследование, расцвечивают жизнь сыщиков яркими латиноамериканскими красками, добавляют остроты. Так, в Ростове Умов обнаруживает район под названием Куба, а в пабе, где друзья собираются, чтобы обсудить расследование, находят мексиканские блюда: «Мексика какая-то! Карпаччо, касадилья, халапинос, фахитос, начос, – возмутился Протасов». Этот прием вносит соответствующий колорит, а также действует на уровне психологизма. Мексиканская тайна окружает сыщиков, не дает забыться, преследует.

Но, помимо деталей, в детективе множество подробностей. С настойчивостью корреспондента Андрей Русев стенографирует жизнь персонажей: что они едят и пьют, что слышат по пути в метро, что говорят в промежутке между перемещениями, что прочитали в Интернете, что написали в книге или газете безотносительно расследования. И речь не идет о важных деталях для раскрытия персонажа или продвижения сюжета:

«Станция Третьяковская. Переход на станцию Новокузнецкая Замоскворецкой линии, – прозвучало в динамике.

Умов вышел из вагона и поднялся по эскалатору. Путь его лежал в редакцию «Русского глашатая»».

Несут ли эти предложения смысловую нагрузку?

«Николай миновал металлическую ограду, подошел к нужной двери, и нажал на кнопку домофона.

– Вы к кому?

Николай ответил и назвал свою фамилию».

Возможно, если обойтись без кнопки домофона, текст будет динамичнее.

«– Может кофе?

– Нет, спасибо».

Дежурные «реплики-наполнители» засоряют текст и не делают диалог особенным, интересным или важным, их можно убрать без потери смысла.

Некоторые детали писатель, напротив, выносит за скобки как незначительные. Например, в ходе сюжета Николай знакомится с Анной – казалось бы, в шпионском детективе наконец появится что-то, кроме фактов. Однако развития любовной линии не происходит. Дело даже не в обмане читательских ожиданий относительно любовной интриги – в роман вводится новый герой. Учитывая интерес Анны к истории, мы ожидаем, что она примкнет к расследованию, но и этого не случается. Автор лишь вскользь упоминает: «у них закрутился такой роман, что Анна переехала жить к Николаю и они серьезно задумались о свадьбе». Какова же тогда роль Анны? «Такой» роман – это какой? Вновь отметим потенциальную сюжетную линию.

В финале автору удалось соединить все недостающие кусочки в детективный пазл. Тайна раскрыта, но сыщики так и не нашли ни картину, ни золото («Этим теперь занимаются компетентные люди»). Такой финал вновь приближает жанр произведения к нон-фикшн литературе, где выводы подытоживают повествование. И если награду детективы все же получают в виде гонорара и путевки в Мексику, то картина остается загадкой. И все-таки как выглядит настоящая картина? Взволновал бы шифр на обороте холста умы сыщиков? Какие эмоции они испытали бы, увидев полотно Фриды Кало? Этого мы так и не узнали.

Ксюша Вежбицкая: личная страница.

Андрей Русев. Родился в Москве. Закончил технический ВУЗ, но увлекся журналистикой. Сотрудничал со многими изданиями. Прошел путь от рядового корреспондента до главного редактора. В настоящее время сосредоточен на литературном творчестве. Интересуется историей. Ведет свой блог.